6. Битва в круге огня
Кристоф обернулся к своим товарищам. Он был бледен, настолько бледен, что лицо его даже светилось в темноте. Бледность проглядывала сквозь всю налипшую за день кровь и грязь. И, как розовая прожилка в цельной плите мрамора, струйка свежей крови из прокушенной от безнадежности и отчаяния губы.
– Друзья мои, верные мои товарищи! – тихо обратился Кристоф к притихшим защитникам арсенала. – Все вы были храбры и бесстрашны, и мы хорошо проучили врага. Вы храбрые воины и прекрасные люди. Видит Бог: мне не хочется расставаться с вами, но еще больше не хочется мне звать вас с собою туда, куда я собираюсь– на верную смерть. Я ухожу, друзья мои. Ухожу и хочу попрощаться с вами. Прощайте, Михаэль, Гейнц, Клаус. Помните, был такой Кристоф Клотцель – посредственный охотник и совсем никудышный феодал. Прощай и ты, Шульц. Ты не должен был умирать. И вы, маэстро, прощайте. Все, что вы предсказывали, сбылось. Но кто же мог знать, что все так плохо кончится? Я благодарен вам, дорогой маэстро, за то, что вы открыли глаза мне, всем нам на то, что здесь, в этом трижды проклятом замке, на самом деле происходит. И еще одно. Если кто нибудь из вас все же останется в живых, пусть отыщет в Нюрнберге студента Леопольда Лириха и расскажет ему о том, как погиб его друг Кристоф. Пусть как нибудь в разгаре пьяного кутежа дружище Леопольд вспомнит обо мне, и пусть на минутку, всего лишь на минутку, пусть ему взгрустнется. – Произнеся это, Кристоф, не оглядываясь, направился к выходу.
– Постой, Кристоф, постой! – крикнул ему вдогонку Михаэль.
– Чего еще? – Кристоф не оборачивался и не останавливался.
– Я иду с тобой!
– Зачем? – спросил Кристоф. – Зачем это тебе? Оставайся здесь. Пусть погибну я, но, как знать, может быть, вы уничтожите эту заразу. Оставайтесь. Все таки четверо живых лучше пятерых мертвецов.
Рука Михаэля легла на его плечо.
– Стой, Кристоф, стой. Остановись и послушай ка меня. Я ведь на добрый десяток лет тебя старше. Да что там! Все мы здесь старше тебя. И прости, конечно, но то, что ты собрался предпринять, – всего лишь глупое мальчишество.
Кристоф резко убрал свое плечо из под ладони Михаэля.
– Да послушай же, дурашка! – продолжал Михаэль. – В конце концов, если ты решил погибать, то необязательно погибать так глупо. Ведь мы можем еще победить. Хотя бы один шанс из сотни у нас остался. И мы не можем упустить его!
– И что же ты предлагаешь? Отсиживаться в подвале? Или, может, дать бой лемурам на их территории? И то и другое ~ глупость. Оставьте меня в покое. Дайте мне уйти.
– Тогда и мы идем с тобой.
– Со мной? Туда? Господи! Да зачем это вам?
– Кристоф, можно сказать тебе такую вещь? – Михаэль снова положил руку ему на плечо. – Мы, все четверо, покойный Шульц тоже, служили самым разным господам. Среди них встречались и хорошие люди, и не очень, а иногда попадались и такие, прости Господи, свиньи, каких свет не видывал. Некоторые из них и в седле то сидеть толком не умели. Ты нам сперва тоже не очень понравился. Охотником ты был, прямо скажем, неважным, да и молод был очень… Но сейчас, когда мы вместе с тобой прошли через эту схватку, позволь мне назвать тебя нашим другом. На прежних господ нам было наплевать, но ты значишь для нас очень много. Уже значишь. Ты наш друг. А друзей в беде не бросают. И нам плевать, кто ты там – барон или нет. В общем, мы идем с тобой.
– Спасибо вам, Михаэль, Клаус, Гейнц, спасибо вам, дорогие друзья, спасибо вам за то, что вы хотите мне помочь. Но я не вправе требовать от вас столь многого – ваших жизней. Оставайтесь.
Около Кристофа возник маэстро.
– Позвольте и мне пойти с вами.
– Уж вам то, господин Корпускулус, идти туда с нами совершенно незачем, – отрезал Кристоф.
– Как знать. – Маэстро хитро прищурился. – Может быть, я вам еще пригожусь.
– Ну что ж, – сказал Михаэль. – Теперь, Кристоф, послушай. У меня созрел кое какой план действий.
Темны и страшны были в этот час коридоры, которыми пробирались пятеро людей. Маэстро, державший в руках факел, освещал извилистый путь. Все остальные несли на плечах бочонки с порохом. Кроме того, у каждого были меч и кинжал.
– Маэстро, – сказал Кристоф, – не страшно вам идти впереди всех? Может, где нибудь, за следующим, например, поворотом, притаились лемуры?
– Нет, юноша, вовсе не страшно, – отвечал маэстро. – В мои годы страх уже неведом. Кроме того, у меня на эту нечисть особое чутье… Я предупрежу вас, когда лемуры будут поблизости.
Коридор резко сворачивал вправо. Маэстро, не переставая говорить, повернул и в следующее же мгновение оказался сбит с ног сильнейшим ударом, который нанесла огромная чешуйчатая лапа. Вслед за ударом из за поворота стало появляться покрытое блестящей чешуей чудовище. Маэстро высоко подлетел в воздух, зацепился кафтаном и брыжами за люстру, имевшую форму хищной, распластавшей в полете крылья птицы. Из карманов маэстро посыпались на пол припасенные свечи.
Шаги чудовища заставляли трястись отнюдь не хрупкие плиты, вымостившие пол. Не было времени присматриваться, однако Кристоф успел заметить, что состояло страшилище из нескольких необычайно мерзких лемуров, соединившихся вместе, в одно тело. Чудовище ощеренными головами подпирало высокий сводчатый потолок. За ним толпилось десятка два лемуров, время от времени они прилеплялись к этому коллективному чудищу, покрываясь сами чешуей лезвий, либо отскакивали от него. Фантастическая, ни в каком сне не могущая присниться картина. Однако это был не сон.
Словно бы шутя, чудовище сорвало с потолка массивную люстру вместе с повисшим на ней маэстро, с силой швырнуло ее о стену. Грохоча чешуей, надвигалось оно на людей, которым ничего не оставалось, кроме как отступать.
И никто не ожидал, что вперед вырвется Клаус. Двуручный меч грозно блестел в его мощных руках. Он нанес страшной силы удар по ноге чудовища. Меч отскочил от чешуйчатой брони, не нанеся монстру ни малейшего вреда. Клаус отступил. Он нанес еще один удар, потом еще и еще. Он побагровел. Видно было, как вздулись его мускулы, как напряглись жилы, артерии и вены.
– Уходи, Клаус, уходи! – крикнули одновременно Михаэль и Кристоф. Но было уже поздно. На горле Клауса сомкнулись страшные пальцы, а острая блестящая чешуя в одно мгновение срезала с плеч голову юного богатыря с легкостью, с какой садовник срезает ветки на кустарнике. Окровавленная голова покатилась к ногам ошеломленного Кристофа. Он не знал, показалось ему это или нет, но коченеющие губы прошептали: «Борись!»
В следующую секунду голова Клауса уже была раздавлена циклопическими лапами наступающего чудовища. Оно почти уже схватило Кристофа своими лапами, когда Михаэль метнул в чешуйчатую гадину бочонок пороха. Кристоф успел отпрянуть. Доли мгновения хватило Михаэлю, чтобы поднять с пола чадящий смоляной факел, оброненный маэстро, швырнуть огонь вслед за бочонком и рухнуть на пол.
Чудовище тупо сжимало бочонок в многочисленных лапах, пока тлели доски, из которых тот был сколочен. Когда же оно наконец что то сообразило и занесло бочонок над головами, чтобы отшвырнуть в сторону, порох шумно взорвался. Взрыв оглушил и ослепил Кристофа. Когда же зрение и слух к нему вернулись, он увидел тлеющие портьеры на окнах, услышал шипение исчезающих в пламени гобеленов. Монстр был охвачен огнем. Горящие лемуры с воплем отделялись от общего отвратительного тела, разбегались в разные стороны. По полу катились горящие головы. Еще живые, шевелились похожие на отвратительных червей тлеющие внутренности. Объятые пламенем лемуры метались по коридору, предавая огню все вокруг. Пламя гудело, пожирая стены. Лемуры с визгом убегали.
С пола поднимался маэстро.
– Вы заметили, – спросил он, – куда побежали лемуры? Как раз туда, куда собирались идти и мы. Стало быть, нам туда дороги нет.
– Что же делать? – спросил Кристоф.
Маэстро витиевато подпрыгнул.
– Кажется, – сказал он, – я знаю более краткий путь к нашей цели.
– Ведите же, – сказал Кристоф.
Последнее, что они увидели, уходя с места побоища, был клубок объятых пламенем тел, агонизирующих, содрогающихся словно бы в ужасном припадке.
Чувствуя приближение смерти, лемуры сплелись своими телами, образовав какую то немыслимую, не поддающуюся описанию фигуру, которая металась по узкому коридору, затем, с силой проломив полыхающий камень стен, вывалилась во двор.
Пожар за спинами наших героев разгорался все больше и больше. Замок занимался пламенем легко и быстро, словно куча опилок или плюшевая детская игрушка.
– Факелы! Кристоф! Гейнц! Маэстро! Снимайте со стен факелы! – крикнул Михаэль.
Маэстро вел их какими то невообразимо узкими, немыслимо пыльными коридорами. Перескакивая во время подъемов по лестнице три ступеньки кряду, умело поворачивая в коридорах, напоминающих катакомбы клоаки, маэстро шел такими путями, о которых Кристоф даже и не догадывался, хотя и считал, что изучил по крайней мере коридоры, соседствующие с жилыми помещениями. Когда они миновали уже добрый десяток лестниц и десятка четыре поворотов, маэстро остановился прямо посередине очередного, больше похожего на кротовий лаз, прохода и, направив горящий факел в сторону одной из стен, произнес замысловатое заклинание. Ничего не произошло, как, впрочем, и следовало ожидать. Однако, оборотившись к другой стене, маэстро повторил свои манипуляции. И вновь Кристофу, Гейнцу и Михаэлю пришлось удивиться, когда стена, скрипя, раздвинулась, и в лица наших героев ударила липкая сырость потайного коридора.
Они побежали по тайному ходу, на бегу разрывая заросли оплетающей все толстой паутины. Наверняка существа, некогда связавшие ее, рассчитывали, что в их тенета попадется что нибудь побольше и посущественней обычного насекомого, скажем, крыса, собака или… маленький заблудившийся ребенок. Свет факела неожиданно высветил груду человеческих костей на полу, заржавленную пудовую цепь, мощный браслет на ее конце до сих пор удерживал истлевший позвоночник. Из дырки в глазнице черепа показалась морда слепой подземной твари, чье внимание привлек шум человеческих шагов. Тварь, что то среднее между крысой и червем, хищно обнажила клыки, длинные и острые, в предупреждающем оскале. Содрогнувшись от омерзения, Кристоф припалил ее факелом. Тварь завизжала, метнулась и уже совсем было вгрызлась в сапог Кристофа, как выстрел Михаэля разнес голову полугрызуна получервя в мелкие брызги.
– Наверняка, – сказал Михаэль, – укус ее был бы ядовит. О дьявольщина! Кристоф! Маэстро! Что это? Смотрите!
Со всех сторон людей окружали невесть откуда взявшиеся слепые белесые твари. Они плотоядно скалились гнилыми желто бурыми клыками, их смрадное дыхание отравляло и без того затхлый воздух подземелья, глухой хищный рык наводил на мысль о том, что эти зверьки были бы не прочь полакомиться человечинкой. Твари все сжимали и сжимали свое кольцо вокруг оцепеневших от неожиданности людей. Гейнц попытался было раздавить нескольких из них сапогом, но тут же об этом пожалел, ибо добрая сотня острых зубов вонзилась ему в подошву.
– О тысяча чертей! – закричал егерь. – Они меня укусили!
Маэстро провел факелом по осклизлой коже вгрызшихся в сапог существ. Кристоф видел: тела их вспухали отвратительными пузырями ожогов, одно существо даже лопнуло. Сгусток белой слизи заляпал маэстро кафтан.
– Похоже, – сказал Михаэль, – эти зверушки хотят нами полакомиться.
Слегка наклонившись, он тыкал в слепые морды тварей раскаленным цветком огня. Вместо морд набухали бурые пузыри, твари, шипя, пятились. Кристоф сзади также размахивал факелом, не давая уродцам приблизиться.
Гейнц швырнул вперед бочонок с порохом. Следом за ней полетел и факел. Слепящая вспышка огня опалила ресницы. Послышался визг горящих обитателей подземелья.
– Бежим! – закричал Михаэль. – Быстрей!
Люди ринулись прямо в огонь.
– Если и дальше будут эти зверушки, – проговорил на бегу Гейнц, – то нам не выбраться!
– Эй, Михаэль! – сказал Кристоф. – У нас остался еще один бочонок пороха.
– Давай его сюда! – Михаэль выхватил у Кристофа бочонок и устремился вперед, в гулкую стену огня.
– О Боже! – Кристоф почувствовал, что покрылся липкой испариной. А может, это был холодный пот.
Михаэль, с порохом в руках бегущий сквозь огонь, непременно должен был взорваться. Однако взрыва слышно не было.
Твари уже оправились от испуга. Их шипение слышалось всего в двух шагах.
– Прыгай, Кристоф, – сказал Гейнц, взмахом руки, держащей факел, распугав наседающих уродцев. – Прыгай! Я задержу их. Потом вы, маэстро.
Страх сковал все члены Кристофа. Огонь, хищное, огромное, ненасытное чудовище, ревел, гудел, ослеплял. И туда – о Боже! – надо прыгать!
– Прыгай, ну же, Кристоф! Давай!
И Кристоф прыгнул – обреченно, ни о чем не думая. И чувство скорости и полета захватило его. Время замедлило свой бег. Кристофу казалось, что он уже не в своем, а в каком то ином, неведомом мире – ярком, чудесном, невероятном. Лишь потрескивали опаленные волосы, как бы возвращая в реальность.
Вынырнувшего из огня Кристофа подхватил Михаэль. Огонь сменился холодом, и обожженная кожа благодатно впитывала сырость.
– О Боже! – сказал Кристоф. – Михаэль! Ты перепрыгнул с порохом в руках?!
– Ну да! – бодро сказал егерь. – Что тут такого? За одно мгновение ничего не должно случиться. Доски бочонка не успеют как следует прогореть.
Из огня, дико двигая руками и ногами, выскочил маэстро. Его гороховый кафтан местами тлел. Затем с залихватским воплем появился Гейнц.
– Но поспешим же! – сказал маэстро и, обращаясь к Кристофу, добавил: – Вот видите, юноша, сколь чревато опасностями хождение в неизвестных коридорах замка. Помнится, я вас от этого предостерегал.
Подошвы скользили по останкам сгоревших тварей. К счастью для наших друзей, остальное путешествие по подземному ходу прошло без приключений.
Потайной ход вел прямиком в зеркальную залу. Дверь располагалась за одним из облицовывающих стены зеркал. «Вот бы не подумал, – помыслилось Кристофу, – что за стенами безобиднейшей зеркальной залы скрывается логово ужасных слепых тварей!»
Люди выбрались из лаза, и зеркало, повинуясь заклинанию маэстро, навсегда закрыло выход.
Зеркальная зала была погружена во мрак. Лишь отблески факельных огней тысячекратно умножались на стенах, полу, потолке.
– Будьте внимательны! – сказал маэстро. – Здесь может таиться любая чертовщина. Кристоф! Поднимите факел повыше!
Темнота, огни, далекие молнии – наверняка таким предстает небосвод жителям далекой планеты Венера. Сотни, тысячи, тысячи тысяч факельных огней плясали, кружились, образовывали неведомые созвездия. И внутри, в глубине этой стеклянной бесконечности – четыре человека, бледных, истерзанных, окровавленных. Четыре человека, противостоящие всем силам преисподней.
Мириады лиц, рук, ног, огней в обезумевшем калейдоскопе зеркал. Отражения отражений.
Неожиданно нахлынуло зловоние, страшное зловоние. От него хотелось потерять сознание.
Кристофу не нужно было сопоставлять, анализировать, размышлять. В тысячную долю мгновения он понял все.
– Золотарь! Золотарь здесь! – закричал он. – Держите его! Не дайте ему уйти!
В следующее мгновение все смешалось. Маэстро выронил факел. Невдалеке слышался звон разбиваемых зеркал. По стекам и потолку проплыло отражение мерзкой, сгнившей морды. Он там! В углу. Он должен быть там! Обнажив меч, Кристоф метнулся туда, где, по его расчетам, должен был находиться золотарь.
– О Боже! Он рвет Гейнцу лицо! – оглушительно закричал Михаэль. – Кристоф! Скорее! Он не должен ускользнуть!
Кристоф уже видел это. Почти во всех зеркалах отразилась мерзкая, зловонная гадина, вонзающая гнутые когти в глаза егеря.
– Где он? – метался Кристоф. – Тысяча дьяволов!
Не будь здесь так темно!…
Он ощущал полнейшую беспомощность. Он видел, как чудовище вынуло окровавленные когти, видел, как с них стекают вязкие сгустки («Глаза», – понял Кристоф), как золотарь легко, как какую то безделушку, отшвыривает в сторону тело Гейнца, как он хохочет, обнажив черные, сгнившие пеньки зубов.
– Смерть тебе! – воскликнул Кристоф, бросаясь, на сей раз, казалось ему, безошибочно, на золотаря, но натолкнулся лишь на зеркало, разбрызгавшееся от удара меча. Сломя голову он помчался в другую сторону, откуда также скалился черными клыками жрец, но и там было лишь зеркало. Кристофу казалось, что он зажат зеркалами со всех сторон, что они, эти стекла, наступают на него, давят, душат.
Тягучий, как пригоревшая патока, кошмар усугубляла заполонившая помещение неестественная, мертвая тишина, тишина рыхлая, как вата. Тишина, чья плотная ткань иногда разрывалась хриплыми стонами Гейнца, который все еще пытался сложить свое разорванное лицо, сжимая его в ладонях.
– Больно, – стонал он. – О Господи! Как мне больно! О Боже, как трудно это терпеть!
Миллиарды близких и далеких, больших и маленьких золотарей хохотали в забрызганных кровью коварных стеклах.
– Где он?! Михаэль, маэстро, где он?! – Кристоф крушил резкими ударами меча одно зеркало за другим.
– Он не уйдет от нас! – крикнул Михаэль.
Нет ничего хуже, чем видеть врага и тем не менее не иметь возможности достать его сильным разящим ударом. Ударом возмездия.
Умирающий Гейнц осыпал разорванное лицо порохом.
– Я ослеп! – стонал он. – Я ничего не вижу! О проклятие! Как мне больно!
И никто не ожидал от него того, что он сделал в следующий момент. Вспыхнуло огниво. Лицо егеря загорелось едким багровым пламенем. Черный дым, клубясь, разносил по зале удушливый запах горелого мяса.
Михаэль, Кристоф и маэстро с криками бросились на помощь. Но было уже слишком поздно. Пламя пожрало кожу, голова егеря превратилась в обугленную головешку, тлела одежда.
– Друзья! – Виден был шевелящийся язык там, где когда то был рот. – Простите меня! Я больше не могу сражаться… Я совсем ослеп… Я не хочу быть вам обузой… Оставьте меня… Догоните… Убейте золотаря… Отомстите за меня… За меня, Клауса, Шульца, за всех… Отомстите…
Михаэль то ли закричал, то ли застонал:
– О нет! Не время! Тысяча дьяволов, не время плакать! Гейнц, клянусь тебе, мы расправимся с этой мразью! Мы отомстим…
– Смерть золотарю! – воскликнул Кристоф.
– Вот он! – Маэстро совершил резкий, неожиданный прыжок. – Он направляется в залу кривых зеркал! Быстрей за ним!
Как эфемерный призрак, сутулая страшная фигура плавно скользила к выходу.
Ворвавшись в залу кривых зеркал, они почувствовали головокружение. Стеклянный пол под ногами странно выгибался, словно это был не ровный пол, а вздыбленная поверхность неспокойного моря. Пол то шел под уклон, то резко взмывал вверх в каком то абсурдном, противоестественном полете. Зыбкое пламя факелов причудливыми огненными струями растекалось в уродливых отражениях.
В глазах Кристофа все кружилось, вертелось, переворачивалось. Он понял, что ему никогда не сориентироваться здесь, в отражениях этих кривых стен. По одной из стен, наползая на потолок, двигалось бесформенное грязное пятно.
– Вот он! – воскликнул Кристоф, бросаясь вслед за пятном. Как некая тысячекратно увеличенная амеба, оно ползло, слоилось, распадалось на несколько пятен сразу. Словно отвратительный слизняк размножался почкованием.
– Он здесь! Он здесь, Кристоф! – воскликнул Михаэль. – Быстрей! О черт! – Послышался удар мечом по зеркалу. – И это всего лишь отражение!
– Вы в ловушке, люди! – Резкий сиплый голос заполнил помещение, заметался в кривых зеркалах. – Как бы вы ни старались, вам не найти меня!
– Михаэль! Он здесь! – Кристоф помчался в том направлении, откуда, как ему казалось, доносился голос, и в тот же миг золотарь расхохотался совсем в другом углу залы. Смех его сменился чем то вроде шипения ядовитой змеи.
– Колдунишка! Мерзкий колдунишка! – шипело чудовище. – Подойди ко мне! Ведь это ты, колдунишка, хотел помешать моему освобождению? Подойди ко мне! Ведь ты меня искал, не так ли? Что ж, выходи, давай сразимся, давай померяемся силами!
– Где ты, гнусный Макабр? – Маэстро поднял над головой факел. – Где ты? Я готов, слышишь, я готов сразиться с тобой!
– Ты глуп, колдунишка! Глуп и упрям. Что ж, тем хуже для тебя. Я ввергну тебя в ад, а потом расправлюсь с этими людьми!
– Макабр, я не вижу тебя! – воскликнул маэстро. – Выходи, не прячься! Или ты меня боишься?
В следующее мгновение шею маэстро железным захватом обвили когтистые лапы. Захрипев, маэстро упал на зеркальный пол и выронил факел. Золотарь душил его.
Стреляя искрами, катился смолистый факел по бесформенному полу. Багровеющий маэстро все еще пытался разжать смертельную хватку. От напряжения на кистях старика выступили отчетливые, рельефные жилы.
Золотарь хохотал. Скопились отвратительные сгнившие клыки, летела во все стороны ядовитая слюна.
– Ты проиграл, колдунишка! – хохотал золотарь. – Ты про…
Он не успел закончить фразу. Кристоф, подобрав с пола факел, каким то чудом определил верное направление, двумя прыжками преодолел отделявшее его от золотаря расстояние и, не раздумывая, опалил огнем гнусную рожу чудовища.
Золотарь исторг страшный хриплый вопль. Огонь охватил спутанные, всклокоченные волосы жреца.
– Щенок! – ревел жрец. – Ты дорого заплатишь мне за это!
На его уродливой роже надувались лиловые пузыри ожогов. Он визжал и скулил, совсем как недавние белесые твари в потайном ходе.
– Ты сделал мне больно! – рыдал золотарь. Он отпустил маэстро и руками гасил охватившее его голову пламя. – Гаденыш! Теперь будет в сотню, в тысячу раз больнее!
Держа факел в вытянутой руке, Кристоф снова и снова бил золотаря огнем по изъязвленной роже.
– Получи, мразь! Получи сполна! – Удар следовал за ударом. Жрец выл, катаясь по зеркалу пола.
«Только бы не потерять его, – думал Кристоф. – Только бы не потерять!»
– Это тебе за Клару!
Обожженная кожа жреца сползала бурыми клочьями.
– А это тебе за мать! А это за Гейнца! А это за Клауса! И за Шульца!
– А это тебе от меня! – сказал возникший рядом Михаэль, занося над головой чудовища меч для окончательного удара.
– Стой, Михаэль! – сказал Кристоф. – Пусть лучше эта тварь сначала скажет, где Вероника. Ну же! Где она? Отвечай!
Кристоф ожидал чего угодно, но только не того, что неожиданно произошло. Избитый, обожженный золотарь резко, с неожиданной для его дряхлого, истлевшего тела скоростью, метнулся в сторону одной из зеркальных стен. И теперь уже невозможно было распознать, где же настоящий золотарь, а где его многочисленные отражения.
– О Боже! Не допусти, чтобы он скрылся! – воскликнул Кристоф.
– Скорей, надо перекрыть выходы! – сказал Михаэль.
В это мгновение перед глазами у них обоих появился маэстро, и оба молодых человека оказались поражены произошедшими со стариком изменениями. Маэстро неожиданно вырос – не менее чем втрое против прежних размеров. Вместо хрупкого старичка возник мускулистый исполин, с ног до головы закутанный в яркий, блестящий плащ. Именно таким видел Кристоф старика в давнем своем сне.
Маэстро тряхнул львиной гривой светлых густых волос, вознес над головою руки. От его ладоней исходило ярко голубое свечение. Свечение это поднялось к потолку, разлилось по всей зале. Затем маэстро топнул ногой и быстро, как детский волчок, как заводная балерина, закружился. Очертания его тела стерлись и превратились в одно многокрасочное, яркое пятно, настолько велика была скорость вращения. На полу же тем временем образовался четкий круг голубого цвета. Постепенно круг рос, становясь объемным, ярко вспыхивая, и вдруг метнулся к потолку. Кристоф и Михаэль прищурились – настолько ярок и слепящ был этот свет. Единственное, что могли они различить сквозь полуприщуренные веки, был высокий – от пола до потолка – огненный столп. Затем (то ли яркость померкла, то ли глаза привыкли к свечению) Кристоф различил внутри столпа маэстро гиганта, закутанного в яркий плащ, и золотаря, обожженной лапой закрывающего глаза от яркого света.
– Наконец то, Макабр, наконец то мы встретились с тобою в честном поединке, – громово прогрохотал маэстро. – Насколько я знаю, ты никогда не любил сражаться по честному, а всегда норовил напасть исподтишка.
– Не ожидал, черт побери, от нашего маэстро такого, – проговорил Михаэль, двумя пальцами оглаживая свои пышные усы.
– Слушай же меня, поганое чудище! – продолжал маэстро тем временем. – Сейчас мы с тобою сойдемся в честной и равной схватке внутри этого огненного круга. Я наложил на него неведомое тебе заклятие. Круг разомкнется лишь со смертью одного из нас…
– Это будешь ты, колдун! – расхохотался золотарь.
Внутри огненного круга начался поединок. Золотарь двигался по самому краю непреодолимой черты, выставив вперед для защиты когтистые лапы. Перекрученная узлами роговина когтей распрямилась, а затем сплелась в петли, в одно мгновение опутавшие маэстро. Из ладоней маэстро ударили небольшие голубые молнии, и заскорузлое хитросплетение ногтей треснуло, осыпавшись на пол. Не теряя времени, маэстро направил удары молний золотарю в глаза. Голова жреца вдруг неестественно быстро стала вращаться вокруг шеи, из пораженных глазниц заструился дым… Глаза его вывалились из глазниц, лишь тоненькие ниточки удерживали их на уровне подбородка. Внезапно золотарь вырвал свои глаза, и из опустевших глазниц в лицо маэстро хлынули тугие потоки изжелта красного света. Маэстро выставил перед собою руки, переплетя пальцы в виде некоей причудливой фигуры. Пространство внутри круга преобразилось.
Теперь оно оказалось заполнено водой. Маэстро предстал взору наших изумленных до крайности друзей в виде морского царя, каким его обычно изображают на книжных гравюрах, в короне и с трезубцем. Сзади маэстро украшал внушительных размеров рыбий хвост. «Я всегда замечал, что старик не прочь щегольнуть какой нибудь обновкой!» – подумал Кристоф. Золотарь, оборотясь гигантской зубастой рыбиной, плюнул в маэстро залпом острых зубов игл. Ловко увернувшись, маэстро вознес над головой трезубец и обрушил страшной силы удар на голову зубастой твари. Голова рыбины раскололась надвое. Внезапно друзья увидели, как расколотые напополам половинки черепа начинают обрастать острыми, кривыми, как клыки хищника, зубами. Зубы смыкались и размыкались, и вскоре уже две собачьи головы нападали на маэстро с разных сторон. Затем они с невиданной ловкостью ухватили трезубец и мгновенно измолотили его в металлическую стружку. Вода замутнилась, стала делаться все чернее и чернее, затем внутренность круга заволокла сплошная чернота.
Некоторое время спустя тьму прорезали белые точки. Словно по мановению руки возник Млечный Путь. Где то под потолком вспыхнула малиновая звезда, взрывающаяся малиновыми протуберанцами. Протуберанцы, вспыхивая все сильней и ярче, высветили двух насмерть схватившихся между собой существ: большого белого орла, увенчанного короной, и омерзительного остроносого птеродактиля. Птеродактиль зубами рвал орлу горло, а орел пытался выклевать птеродактилю глаза.
Спустя мгновение декорации сменились вновь. Теперь магический столп оказался снизу доверху заполнен землей. Кристофу и Михаэлю теперь не было видно ровным счетом ничего, только беспорядочное шевеление и сотрясение комьев земли, приводимых в движение какими то необыкновенно мощными телами. Впрочем, терпение наших друзей оказалось вознаграждено. Сквозь плотные комья земли, разметывая их, словно горсть песка, проползала гигантская красавица гусеница, переливаясь живописным разноцветьем узора. Однако, присмотревшись, можно было увидеть, что ее обвил плотными кольцами отвратительный жирный червь опарыш. Тела борющихся сплетались, расплетались, влажно хлопали друг о друга.
Декорации поменялись в очередной раз. Весь круг заполнил огонь. Казалось, что теперь битва происходит в самом ядре раскаленного солнца. Маэстро саламандра терзал когтями василиска. Но нет огня без дыма. Внезапно внутренность круга заволокло дымом, таким плотным, что наверняка его можно было пощупать пальцами. Друзья не ведали, сколько прошло времени, но наконец дым начал рассеиваться. Когда же он рассеялся, унесенный то ли внезапным сквозняком, то ли порывом неожиданно налетевшего, неведомо откуда взявшегося ветра, круг разомкнулся.
7. Круг разомкнулся
Из внезапно возникшего темного фрагмента в ослепительном круге света вышел маэстро. Он выглядел изможденным. Кафтан его был растерзан в клочья. Хрустальный колокольчик на одном из башмаков разбился вдребезги. Из ран на груди и голове струилась кровь. Покалеченная оправа разбитых очков все еще удерживалась на лице старика, зацепившись дужкой за правое ухо. Глаза заплыли багровыми кровоподтеками.
Маэстро! Живой, непобежденный маэстро! Ему удалось справиться с ужасным чудовищем! Кристоф и Михаэль дружно, не сговариваясь, крикнули:
–Ура!
– Маэстро! – Кристоф опустился на одно колено и поцеловал сморщенную ладонь старого хироманта. – Я преклоняюсь перед вами.
– Вы настоящий герой! – сказал Михаэль. – Мне кажется, что без вас мы бы никогда не победили это чудовище. Но где же труп врага?
Место, где таяли, исчезая, остатки огненного круга, было пусто.
– Я его испепелил, – глухо сказал маэстро. – Даже труп такого опасного врага может представлять угрозу.
– Значит, бояться больше нечего? – спросил Михаэль.
– Абсолютно нечего, – сказал маэстро. – Мы победили. Жрец Макабр никогда больше не возродится.
– А как же лемуры? – спросил Кристоф. – Ведь они же живы! И могут представлять опасность…
– Пустяки! – отвечал маэстро. – Лемуры без своего предводителя не опасней суслика… Кстати, поспешим, ведь ваша невеста все еще в их лапах.
Кристоф подумал о том, как же изменился маэстро после нелегкого поединка с золотарем: куда подевалась эта его обычная неуклюжесть, куда исчезли эти прыжки, ужимки, откуда взялась эта тяжелая, монументальная поступь? Да и вообще, с лица престарелого победителя чудовищ, как со свойственной ему ироничностью успел про себя прозвать маэстро Кристоф, не сходило выражение, глядя на которое можно было подумать, что несчастного маэстро весь год донимали трагические заботы или что весь год несчастного старика кормили прокисшей капустой, запивать же давали касторку. «Впрочем, что это я? – подумал Кристоф. – Вот я уже и издеваюсь над бедным маэстро! Хорош был бы я сам после такой битвы!»
– Кристоф! – прошептал ему на ухо Михаэль. – Тебе не кажется, что наш триумфатор немного зазнался?
– Не думаю, – ответил Кристоф. – По моему, он просто очень очень устал.
Сердце Кристофа радостно колотилось. «Наконец то, наконец то, – думал он, – я увижу Веронику, обниму ее. Наконец то закончился этот тяжелый, осточертевший кошмар. Уничтожен коварный враг. Испепелен его труп».
Маэстро подвел их ко входу в подвал. Когда Кристоф увидел надпись «Непосвященный войдет» – сердце заколотилось быстро и недобро. Отсюда изошел этот ужас. Здесь ему и закончиться!
Подземелье кишмя кишело скользкими, отвратительными лемурами, пищащими, визжащими, громоздящимися друг на дружку в потугах нелепого, тошнотворного соития. Кристоф пожалел, что не взял с собою оставшуюся бочку пороха, чтобы взорвать, уничтожить всю эту кишащую, визжащую, спаривающуюся сволочь. Маэстро первым ступил на лестницу. Он шел уверенно, бесстрашно. Лемуры расступались перед ним, все как один исторгая вопль, как казалось Кристофу, ужаса. Никогда еще маэстро не был так величествен и горд.
– Прочь!!! – гаркнул маэстро. От звуков этого голоса лемуры шарахались в стороны, размазывались по осклизлым стенам сырого подземелья, трепетали.
Маэстро поднял над головой руку. И от этой вознесенной ввысь руки исходило яркое, светлое, пронзающее тьму затхлого подвала сияние.
Не опасные уже лемуры скулили, вжавшись в пол и стены, как провинившиеся, побитые шавки.
– Вот ваша невеста! – Перст маэстро указывал в самую темную часть зловонного подвала. Там действительно находилась Вероника, с ног до головы опутанная – о Боже! – жирным, живым, извивающимся, слепым червем. Червь вился, струился из чрева лемура, имевшего форму зубастого яйца на тонких птичьих ножках.
Маэстро властно взмахнул рукой, и червь беспрекословно юркнул в яйцо.
Кристоф подхватил обессиленную, потерявшую сознание Веронику, заключил ее в объятия.
– Вероника, любимая, не пугайся! Все прошло, ничего больше не случится. Мы победили.
– О, Кристоф! – всхлипнула она. Ее душили слезы, которым она тут же дала волю. – Кристоф, милый, не оставляй меня больше. Мне было так страшно…
– Не плачь, милая. Никаких ужасов больше не произойдет. Ну прекрати же, слышишь?
– А эти, эти чудища, они больше не опасны?
– О нет, теперь они не опасней суслика. Вот посмотри на это…
Кристоф повелительно окликнул ближайшего лемура, имевшего пасть гиппопотама и туловище пресмыкающегося:
– Иди сюда!
Омерзительный лемур, боязливо ковыляя на перепончатых лапках, приблизился к Кристофу.
– А теперь пошел вон! – рявкнул Кристоф. На некоторое время он вновь почувствовал себя бароном. Он толкнул лемура носком сапога в спину. Взвизгнув, униженная тварь смешалась с кишащими у стен чудовищами. – Вот видишь! Они меня боятся!
– Все равно, Кристоф, все равно! – Вероника чуть дрожала. – Давай скорее уйдем отсюда! Здесь так страшно!
– Конечно, – сказал Кристоф, – конечно, мы сейчас же уйдем. Не бойся, милая, ничего не бойся. Все прошло. Мы теперь всегда будем вместе… Никогда не расстанемся.
– Ни на миг?
– Ни на миг.
– Никогда никогда?
– Никогда никогда. Слышишь, никогда!
За его спиной раздался хохот – резкий, визгливый, знакомый хохот.
Кристоф ожидал чего угодно, но никак не того, что он услышит этот мерзкий, хриплый, страшный хохот, услышать который он не пожелал бы даже врагу.
Это хохотал золотарь.
Кристоф резко обернулся. Вероника пронзительно закричала.
Прямо перед Кристофом стоял мерзкий, зловонный золотарь. Сгнивший рот передергивался в пароксизмах жуткого, нереального хохота. От этого хохота хотелось умереть.
Надрывно вереща, покатывались со смеху окружавшие их лемуры.
Червяк вновь выскользнул из яйца и обвился вокруг насмерть перепуганной, бьющейся в истерике Вероники.
– Все кончено, гаденыш! – гнусавил золотарь. – Сейчас ты и твоя подружка имеете превосходный шанс убедиться в том, что я никогда не обманываю и всегда выполняю то, что обещаю. А ведь ты помнишь, что я обещал тебе…
– Ты! – простонал Кристоф внезапно пересохшим горлом. – Ты?!! Но ведь ты же мертв! Тебя же убил маэстро!
– Глупец! Это я, я уничтожил колдунишку, вошел в его тело, а вы, глупые люди, так ничего и не заметили!
Это вызвало новый взрыв смеха среди лемуров. Они прямо таки надрывали животы, у кого, разумеется, они были.
– А теперь посмотри ка, гаденыш, – прошипел золотарь, – вон там стоит твой дружок. Посмотри, как он будет умирать.
Кристоф увидел, как в одно мгновение мерзкие твари схватили, обвили, облепили стоящего неподалеку Михаэля. Кристоф видел, как они терзают его тело, как кричит верный егерь. Выхватив из ножен меч и кинжал, Кристоф кинулся на помощь, ворвался в мерзкое месиво липких тел, почувствовал, как хватают его отвратительные конечности.
Необычайно сильные лапы швырнули Кристофа наземь. Чья то трехпалая рука когтями прочертила на его лице три кровавые борозды. Сквозь заливающую лицо и глаза кровь Кристоф увидел, как мерзкие пасти отъедали, отгрызали куски плоти от тела его друга. Михаэль был еще жив. Каким то чудом, каким то нечеловеческим усилием ему удалось разжать железные объятия душащего его змееподобного лемура. Но тут же он оказался схвачен снова. Лемуры, большие и малые, облепили его тело., Какой то лемур высасывал егерю глаза, клюв еще одного чудища долбил егерю ухо, выклевывая мозг.
– Гаденыша не троньте! – прохрипел золотарь. – Он мой… Отдайте его мне! Мне!!! Я его искалечу! Послушай, щенок, чего ты предпочитаешь лишиться сначала: ног, рук или, может, языка?
Гнусные узловатые когти прошлись по телу Кристофа.
– Ах да! Я же совсем забыл, – продолжал золотарь, – забыл одну маленькую деталь. Маленькую такую детальку. А то вдруг вы невзначай станете заниматься там, куда я вас заточу, любовью. Ха ха ха ха ха! А ослеплю я тебя, наверное, уже потом. Я хочу, я желаю, чтобы последним, что ты сможешь увидеть, было то, как я трахаю твою невесту, как я отрываю от ее тела, такого нежного, такого хрупкого, руки и ноги, неспеша, медленно, постепенно. Я хочу, чтобы ты увидел, как я вырываю ей глаза. А уж потом, щенок, я ослеплю и тебя.
Лемуры гоготали. Один лемур смеялся так сильно, что даже лопнул от смеха. Через все подземелье пролетело жидкое дерьмо.
– Так гаденышу и надо! – визжали лемуры. – Поделом ему! Он прогнал чесателей, ковырятелей и любителя пива! Он убил многих из нас! Так ему и надо!
«Бей первым! – В голове Кристофа вертелась лишь одна единственная мысль. – Бей первым!»
– А потом, – хрипел золотарь, – мы посадим наших голубчиков вот в эту клеточку. И пусть себе воркуют там, сколько им нравится. Ох! И как же я мог забыть! Что же наши голубки будут клевать на ужин?
Бей первым!
Вот золотарь уже совсем рядом. Вот рядом и его рожа– одна сплошная, гноящаяся, обугленная язва. Вот он совсем близко. Настолько близко, что уже невозможно дышать.
Бей первым!!!
Кулак Кристофа врезался в смрадный провал рта. И тут же на спину Кристофу бросились лемуры.
– Прочь! – рявкнул золотарь, выплевывая кровь из разбитого рта. – Я сам, сам разберусь с гаденышем!
– Мразь! Живым ты меня не возьмешь! Слышишь, ты, говноед?! – кричал Кристоф, когда золотарь, схватив его за ворот, бил головой о каменную стену.
Только не расслабляйся!
Золотарь швырнул Кристофа на пол. Кристоф, хотя и был изрядно ослаблен, ударил золотаря обеими ногами в живот. Удар вышел слабый. Золотарь захохотал.
– Смотри ка, наш птенец еще клюется!
Лемуры восторженно вопили. Когда же Кристоф от нового, сильнейшего, удара жреца пролетел через весь коридор и ударился лицом о стену, лемуры разразились возгласами неподдельного восторга. Кристоф едва нашел в себе силы подняться. Ощупав лицо, он ощутил, что кости носа двигаются под его пальцами. Нос наверняка сломан. Адская, невероятная боль пульсировала в голове.
Новый удар чудовища опрокинул его на пол. Золотарь под аплодисменты лемуров топтал и пинал ногами распростертое на полу тело Кристофа. Кристоф чувствовал, что сознание вот вот ускользнет от него, ощущал, как рвутся тоненькие нити, удерживающие разум в связи с реальностью. Если они порвутся, наступит конец…
Конец.
И все таки он сумел перекатиться по полу, избежав очередного страшного удара ногой.
– Побегай, поганец, побегай! Поползай напоследок! – шипел золотарь.
Нечеловеческим усилием удалось Кристофу подняться на ноги, но тут же он рухнул снова от страшного, пришедшегося по голени, удара.
Господи! Я же не раз дрался, в детстве, в школе, в университете. Надо вспомнить. Что вспомнить? Вспомнить, вспомнить, вспом…
Кристоф едва успел увернуться от удара, который, попади он в цель, неминуемо переломил бы позвоночник. Он откатился к лемурам, обступившим тесным кольцом место драки. Он чувствовал, как лемуры грубыми грязными лапами выталкивают его обратно, к хохочущему золотарю. На какую то секунду Кристоф потерял сознание от сильнейшего удара в лицо.
Только не теряй сознание! Вспомни!
И опять он отлетел к кольцу лемуров. Какой то здоровенный шестилапый уродец схватил его за пояс и за шиворот и, словно бы шутя, с размаху швырнул в круг.
Вспомни!!!
В полете тело Кристофа описало дугу. Он упал прямо на золотаря.
Вспомни!!!
И Кристоф вспомнил. Еще в полете он размахнулся и с наслаждением ощутил, как его кулак разбивает омерзительную корку, запекшуюся у золотаря на месте лица. Когда же он понял, что сломал твари челюсть, то чуть не закричал от радости.
Чудище простерло к Кристофу свои когти. Кристоф упал на пол, перекатился, с новыми силами вскочил на ноги. И тут же ощутил, как его схватили прямо за ухо. Дикая боль колючей проволокой проскрежетала по нервам. Золотарь заливался хохотом, сжимая в руках его ухо. Лемуры рукоплескали.
Подняться на ноги стоило Кристофу неимоверных, адских усилий. Золотарь показывал ему его ухо. Как древний гладиатор, жрец расхаживал по кругу, демонстрируя восхищенным зрителям свой трофей.
Жди!
Сжав кулаки, Кристоф застыл, как побитый волчонок в клетке зверинца. В Нюрнберге он бывал в зверинце, видел даже, как дерутся волки, как прыгают друт дружке на спину, вгрызаются в загривок. Кто сумел подмять противника под себя – тот и победил. Главное – подмять…
Как прыгают друг другу на спину…
Он вспомнил.
Золотарь как раз повернулся к Кристофу спиной, завершая свой триумфальный круг. Кристоф моментально стряхнул с себя подступивший бред и, спружинив ногами, прыгнул. На спину.
Отчаянный прыжок вышел удачным. Золотарь рухнул на пол, а Кристоф вцепился зубами в изъязвленный загривок и, преодолевая тошноту и рвоту, кулаками ударил своего врага в виски. Он услышал: чудовище заревело, почувствовал, как пытается золотарь стряхнуть его со спины. Кромсая зубами ненавистный загривок, Кристоф не переставал наносить удары.
Он ощущал, как десятки, сотни лемурьих конечностей пытаются оторвать его от мерзкого загривка.
Кто подмял – тот победил!…
Тысячи пальцев и щупальцев ковырялись в его ранах. Зубы Кристофа уперлись в твердый позвонок.
Грызи!!!
Зубы трещали и ломались. Чьи то лапы скребли по затылку, сдирая с него кожу. «Кость, позвоночник, костный мозг, волки любят кости, им нравится высасывать мозг, хотя в том, что я грызу, вряд ли есть костный мозг, скорее – костный гной».
– Задушите его! – орал золотарь. – Задушите его и девку! Убейте их обоих! Убейте!!! Уб…
Хрустнул позвонок. Зубы Кристофа сомкнулись. Неистовым усилием одну руку – на волосы на затылке, другую – к подбородку…
Вцепиться и тянуть, тянуть, тянуть.
Шея, как будто резиновая, тянулась и тянулась. Кристоф уперся коленями в плечи золотаря.
Голова оторвалась со звуком, который издает погруженный в бочку дегтя котелок, когда его вытягивают назад. Чпок!
Кристоф отлетел к самой стене, сжимая в руках мертвую голову врага. На него моргая смотрели глаза золотаря. Кристоф скорее почувствовал, чем увидел, как из полуопущенных безволосых век начинает сочиться красный свет.
Собрав последние силы, Кристоф пальцами выдавил золотарю глаза. Сначала один, а затем и другой.
Он слышал крики перепуганных лемуров. Он встал, держа голову за остатки сожженных волос. И только тогда увидел – из головы что то сыплется…
Это была труха. Просто труха и глина.
– Так вот ты кто! – сказал Кристоф. – Ты просто набитое мусором чучело.
Отшвырнув голову, он захохотал. Он хохотал, когда выносил потерявшую сознание Веронику из подвала, топча ногами издыхающих, агонизирующих лемуров. Хохотал, упав в свежую лужу на замковом дворе. И, когда Вероника пришла в себя, он хохотал.
За его спиной полыхал замок. Языки оранжевого пламени прорывались сквозь лопающиеся стекла.
Гроза перестала. Светало.
8. Планы на будущее
Замок горел. Клубы едкого черного дыма делали его похожим на рыжеволосую танцовщицу в черной прозрачной пелерине. Дым стлался по лужам, камням, вымостившим двор, по тухлой зелени рва, забиваясь в уши, рот, нос, глаза.
Кристоф чихнул. И проснулся.
– Черт побери! – добродушно выругался он. – Не иначе как я в кабачке «Старого хрыча»! Славно, очень славно, тысяча чертей! И откуда, скажите на милость, тянет дымом? Не иначе каналья кабатчик жарит борова! Хо хо! Однако что за дурацкий сон мне снился?! Тысяча чертей! Я был уверен, что все это происходит на самом деле!
– И с кем это разговаривает наш старина Кристоф? – В кабачок входили краснощекие хохочущие студенты. – Уж не одолела ли его со вчерашнего белая горячка? Немудрено, ведь после такого количества шнапса даже сам папа римский начинает причащать зеленых чертиков!…
– Нет, друзья мои, нет, – ответил Кристоф. – Я спал… гм… и мне снилось, что я унаследовал богатое состояние…
– Ха ха ха! А губа у тебя не дура! – Коренастый крепыш Леопольд хлопнул друга по плечу. – А потом тебе, наверное, пригрезилось, что ты женился на баронессе Ротшильд?
– Нет, вернее, да… Что вы так гогочете? Мне снилось, что я чуть не женился на графской дочке.
– Ну и? – Крепыша Леопольда прямо таки распирало от смеха. – Ну и как она тебе?
– Хороша, – сказал Кристоф. – Ничего бы не пожалел, чтобы познакомиться с ней наяву.
Кристоф достал из кисета табак, набил трубку, закурил и, ощутив, как закружилась голова от первой утренней затяжки, промолвил:
– И странно, все было так отчетливо, словно бы даже и не во сне.
– А больше тебе ничего не снилось? – Леопольд, едва сдерживаясь от смеха, болтал в воздухе короткими, не достающими до пола ногами.
– Снилось, – сказал Кристоф, выпустив в закопченный потолок двенадцать дымных колечек. – Еще мне снилось, будто мне оторвали ухо.
На сей раз от дурацкого смеха дрогнули стены кабачка. Леопольд свалился со стула и катался по полу, он хохотал так, что даже прослезился. Тяжело дыша, он залез обратно на стул.
– Ну Кристоф, ну уморил. Ты хоть знаешь, сколько ты тут проспал? А? Не знаешь? А посчитай – пили с вечера до утра, потом все пошли домой, а ты отказался, сказал, что будешь спать здесь. Потом уж, когда тебя весь день не было в университете, мы заволновались. А знал бы ты, как вспоминал тебя, каналью, профессор Дритцер, земля ему пухом! Где, говорит, сейчас мой юный друг по имени Кристоф?
– Ну а ты что?
– Болеет, говорю, черной ипохондрией. Ему, говорю, денег из дому не прислали, так он теперь ходит насупившись и выпрашивает у всех веревку и мыло. Ну а Дритцер, конечно, не поверил, как посмотрел на наши опухшие рожи, сказал: все, мол, с вами понятно. А я еще, как назло, со вчерашнего левый глаз открыть почему то не мог. В общем, дружище, обещал он на нас декану накапать.
– И откуда только такие люди гадкие берутся? – сказал Кристоф, выпустив еще двенадцать дымных колечек. – Что еще новенького?
– Сестрица ко мне приехала… Красавица, пальчики оближешь!
– Такая же, как ты, красивая?
– Ха ха ха! Лучше, много лучше! Да впрочем, хочешь познакомлю?
– Отчего же, познакомь…
– Ну так и пошли, чего здесь то засиживаться.
Друзья долго петляли по извилистым улочкам старого города и, миновав улицу Пятидесяти Трех Великомучеников, Третий Кошачий переулок и мощенную досками улицу Фомы Святителя, свернули на узенькую улочку Двух Лошадей, названную так потому, что однажды, в незапамятные времена, встретившись на этой улочке, а еще точнее в проезде между домов, две лошади не смогли разъехаться, так и застряли.
Уже окончательно стемнело, когда друзья оказались в небольшом дворике, поросшем акациями. Леопольд швырнул в окошко второго этажа пригоршню мелких камешков и негромко свистнул в два пальца.
– Хозяйка здесь строгая, – пояснил он.
Окошко отворилось, в нем возник неясный женский силуэт. Леопольд призывно замахал рукой. Девушка в окне кивнула. Хлопнула рама.
– Ну, как тебе моя сестрица? – спросил Леопольд,
– Вроде бы ничего, – отвечал Кристоф, – хотя, сказать по правде, я ее не разглядел.
– Красавица! – Леопольд закатил глаза и поцеловал два пальца. – Только не вздумай приставать. Она у меня оч ч чень порядочная.
– Там видно будет, – философически отвечал Кристоф.
Дверь, едва скрипя, отворилась, и из за нее выскользнула миниатюрная девушка, закутанная в плащ.
– Чего так долго, Эльза? – сказал, зевая, Леопольд. – Спала, что ли?
– Вы б еще раньше пришли, – сказала девушка. – Все уж спать легли, а вы гуляете.
– А чего б не погулять? – пожал плечами Леопольд. – Вот человек вообще только что, час назад, проснулся. Кстати, познакомься – Кристоф.
– Очень приятно, – сказала девушка, – Эльза. Вы всегда так допоздна спите?
– Нет, – сказал Кристоф. – Что вы, право, только лишь иногда, по самым большим праздникам…
– А вчера неужели праздник был?
– А как же! Святителя Вездекакия! – хором ответили друзья.
Эльза расхохоталась.
Лишь когда они вышли на скупо освещенную газовым фонарем улицу Пятидесяти Трех Великомучеников, Кристоф взглянул в лицо своей собеседницы и остолбенел, как святой Евграф, пораженный молнией. Эльза спросила:
– Скажите, Кристоф, почему вы так странно на меня смотрите?
– Я видел вас во сне, – сказал Кристоф.
– Неужели? – спросила Эльза.
– Наверное, ты была в его сне графиней, – сказал Леопольд, – за тебя нашему бедняге Кристофу потом оборвали уши.
– Неужели то, что вы говорите, правда? – спросила удивленно и вместе с тем немного смущенно Эльза.
– Истинная правда, – сказал Кристоф. – Только в моем сне вас звали Вероникой. Я объяснился вам в любви…
– Можете объясниться и наяву, – сказала Эльза, – только учтите: целоваться я с вами не собираюсь.
«Тысяча дьяволов! – только и успел подумать безмерно удивленный Кристоф. – Что ж за сон такой мне снился?» Но толком додумать свою мысль он так и не успел.
– Поберегитесь, люди! – раздался чей то чужой хриплый странно узнаваемый голос. Затем возникло зловоние, до ужаса, до жути знакомое. Россыпь кусачих мурашек промчалась по коже. «Что это?…» – подумал Кристоф, но в очередной раз не успел додумать мысль до конца.
– Готов поклясться всеми пятьюдесятью великомучениками, – сказал Леопольд, – что не слышал, как он приблизился…
Кристоф едва успел оттащить Леопольда и Эльзу с дороги. Прижавшись к стене старого двухэтажного дома, они смотрели, как по узенькой улочке прогромыхала шаткая телега, влекомая двумя исхудавшими клячами. Тяжело гремели ведра, мерзкое их содержимое время от времени выплескивалось на прогнившие доски тряской колесницы золотаря. Ну да! Конечно… Кто бы это еще мог быть? А вот и он сам – невообразимо худ, оборван и грязен, восседает на облучке в облаке почти осязаемого зловония.
Кристоф как зачарованный смотрел на сутулую тощую фигуру, одетую в лохмотья, в надвинутой по самые глаза широкополой мятой шляпе. На какое то мгновение золотарь повернулся к нему, и Кристоф сумел рассмотреть его лицо: ужасное, отвратительное, в язвах и ожогах. И Кристоф не знал, показалось это ему или нет, но бледные изъязвленные губы золотаря прошептали: «Мы еще встретимся, щенок!»
Странная телега исчезла за поворотом узкой улочки, а Кристоф как завороженный смотрел ей вслед.
– Эй, Кристоф! Кристоф! – Леопольд, оказывается, вот уже несколько минут теребил его за кафтан. – Ты что, дружище, золотарей никогда не видел?
– Видел, – сказал Кристоф. – А этого так, по моему, сегодня. Во сне.
– Что ты все о снах да о снах, – рассмеялся Леопольд. – Подожди спать, дружище. Завтра на лекции выспишься. У нас еще вся ночь впереди.
– Да, – сказал Кристоф. – Это точно. Вся ночь впереди.
Они свернули в переулок Веселых Подмастерий. Откуда то издалека доносился странный хриплый хохот. Словно бы хохотала большая ночная птица. Или человек. Или лемур.
Декабрь 1994 г. – январь 1998 г.