Глава четвертая
Across The Universe
После разговора с толстопузом Антон пытается затаиться на лестнице. Он хочет подловить Лизу. Каплан ему не разрешает – так что ж! Можно попытаться и без разрешения…
Экопы возникают почти мгновенно и словно бы ниоткуда.
- Проваливай, - говорит один из них.
- А то что? – интересуется Антон.
Звук шагов.
Несомненно, это она!
- Лиза! – Спрутобой совершает корпусом обманное движение влево, сам бросается вправо, обходя охранника.
Антон замечает, что второй экоп пытается поставить подножку. Неловко, но удачно охотник перепрыгивает через вытянутую ногу, уклоняется от удара дубинкой.
Звук шагов все ближе, ближе!
Антон несется по ступенькам.
Наверх поднимаются две женщины. Старая и молодая. Лицо молодой скрыто вуалью.
Антон заключает ее в объятия. Жадные губы охотника нащупывают мягкие, ароматные, невероятно сладкие, как опресненный лед в парке, губы девушки.
Эти губы – прекрасны. Но в них есть что-то не то. Они…
«Десять тысяч морских дьяволов!» - сверкает в голове Антона самое зловещее подводное ругательство.
Это не Лиза!
Антон отводит вуаль, невероятно гладкую и приятную на ощупь. Встречается взглядом с девушкой. Это красавица. Возможно, это самая красивая женщина в мире. После Лизы. У девушки длинные светлые волосы, мягкое, ухоженное лицо, озорные глаза, сверкающая улыбка.
Не Лиза!
- Прости! – говорит охотник.
И в тот же миг на него бросаются экопы. Антону заламывают руки, уводят прочь.
Охотник ухитряется обернуться, бросить взгляд на девушку. Красавица со светлыми волосами стоит на ступеньках, смотрит вслед охотнику. Она уже не улыбается. Но так она даже красивей.
Дотащив Антона до коридора, экопы прижимают его к стене. Один из них держит дубинку у подбородка, ни вдохнуть, ни выдохнуть.
- Что, в Бездну захотел? – рявкает напарник того, что с дубинкой.
- Это мы быстро, - говорит другой. – Было бы желание.
- Угу, - ворчит безоружный.
- А желания у нас, на твое счастье, сегодня нет, - говорит тот, что с дубинкой. – На первый раз тебе, бродяга, предупреждение. А на второй – уж не обессудь.
Антон идет по коридору, направляясь к дальней лесенке, поднявшись по которой и пройдя по техническому коридору, он окажется в каморке.
Он думает, что ему поразительно везет на богачек. Вот взять Лизу. Или эту неведомую девушку (о которой Антон думает непозволительно много). Почему Антону нравятся именно они? И почему они так красивы?
Впрочем, ответ очевиден. Если бы эти девушки были бедны, красота обошла бы их стороной. Или точнее, уплыла бы, едва коснувшись плавником. В фабричных кварталах красавиц нет – там женщины подавлены жизнью впроголодь и тяжким трудом. В трущобах не лучше. Да и на рынке красоток не найдешь.
И не зря богачки прячут лица под вуалями. Потому что если бы беднота знала, каких женщин от нее прячут, начался бы бунт. Которого уже много лет не могут добиться самые яростные болтуны из парка.
Антон пытается изгнать из головы образ блондинки. Но не так-то это и просто.
***
Вечером они с Кешей беседуют. Антон пересказывает услышанное от Каплана.
- Я смотрю: у вас прямо мир-дружба-жвачка, - комментирует гитарист.
- Это ты о чем? – хмурится Антон.
- Толстопуз тебя обаял, - говорит Кеша.
- Что он – женщина, что ли?
- Так при помощи Лизы и обаял.
- Слушай, гитарист, ты договоришься…
- А кто тебе еще правду скажет? Умный человек не обижается, а обдумывает свои неприятности.
- Да где же здесь неприятности?
- Сплошь и рядом, Антон! Ты розовую пелену-то с глаз скинь!
- Ты можешь по-человечески разговаривать?
- Ну, ладно. Вот тебе по-человечески. Ты ведь сейчас думаешь, что ты – такой-растакой, герой человечества! Что ты прославишься и станешь богатым, и все будут тебя почитать? Так ведь? Об этом думаешь?
- Ну… Да что там! Об этом, конечно.
- Вот! – радуется гитарист. Поймал на слове. – А на самом деле тебя втянули в очень грязную, очень некрасивую игру! Опомнись, Антон! Окстись!
- А что тут такого некрасивого?
- Да то, что толстопуз твоими руками, твоей энергией, твоей дуростью свои проблемы решает! А потом, когда ты перестанешь быть ему нужным, когда начнешь представлять опасность, тебя просто у-бе-рут!
- Да ладно, он хоро… - начинает Антон.
И прерывается, понимая, что Кеша – прав. Так все и будет.
- А что? Были такие случаи, когда героев убирали? – интересуется Антон.
- Сплошь и рядом! – отвечает гитарист. – Маршал Жуков, например. Выиграл невероятную, очень тяжелую войну, стал не нужен, и товарищ Сталин его практически немедленно сослал.
- Товарищ Сталин – это был толстопуз?
- Я тебе потом о нем расскажу, что знаю.
- Ну, хорошо! И как мне быть? – спрашивает Антон. – Я могу и отказаться.
- И сдохнуть в Бездне, - говорит Кеша. – И угробить все человечество.
И снова он прав.
- Ты умеешь плавать, - говорит гитарист. – А это – исключительное свойство. Потрясающая способность. Здесь этого никто не умеет. Наверное, за это толстопуз с тобой и возится.
- А вот и не за это! – протестует Антон.
- А за что еще? Если бы Каплану нужен был просто развеселый босяк со своей шайкой, то достаточно в два пальца свистнуть на рынке. И будет и босяк, и шайка. На выбор.
Прав, конечно, гитарист.
- И что же мне делать?
- Играть, - говорит Кеша. – Но помнить, что у толстопуза есть свои интересы. Держать в голове возможность того, что ты станешь ему мешать. Угадать поворотный момент и предпринять соответствующие действия.
- Как сложно быть героем! – говорит Антон.
- Конечно, непросто! – отвечает Кеша. – Ладно. Давай спать. Завтра у тебя, да и у меня – очень сложный день.
***
Утром Спрутобою и его летописцу надо уходить. Но перед уходом сделать два дела.
Первое – знакомство с экопами, которые завтра выступят на стороне охотников, которые, с подачи Антона, должны быстро стать благородными разбойниками. Непростая задача.
Предводитель экопов – огромен. Примерно как три гигантских спрута. Под кожей перекатываются мускулы, похожие на камни. Рожа – во сне приснится, не отмашешься.
- Коля, - говорит он, протягивая ладонь, размером с половину газового баллона.
- Антон.
Экопы дисциплинированные, не отнять. Стоят четко, строем. Они – пока что в униформе.
Униформа экопов состоит из трех важнейших элементов.
Первый – это очки. Кеша называет их «инфракрасными», но на самом деле они – никакие не красные, а темные. Но тот, кто их носит, может видеть в темноте. А темнота царит в значительной части Башни. Энергии, которую дают электроподстанции, очень немного. Ее хватает только на освещение нижних уровней, рынка, парка, промсектора. В трущобах – света очень мало. А на верхних уровнях – так и вообще нет. Зато чувствуется смена дня и ночи. Днем вода вокруг светлеет. Свет, конечно, слабый, но достаточный, чтобы не волноваться о его отсутствии. А для темного времени суток есть химические свечи, фосфорные и планктоновые светильники. Последние представляют из себя сосуды с фосфоресцирующим планктоном в морской воде. Светильники это – хорошие, яркие, но надолго их не хватает. Дня на два, реже на три. В трущобах спроса на них нет – слишком дороги. Три брикета, не меньше.
Второй элемент экоповской униформы – оранжевые жилеты. Дед как-то упоминал, что раньше в таких жилетах ходили строители. Антон не знает – верить этому или нет.
Третья составляющая – каска. Гладкие, как круглые камни, с волнистыми выступами на поверхности, каски спасают головы экопов от возможных ударов. Старик уверял, что и каски перешли экопам в наследство от гастарбайтеров.
- Выступаем завтра, - говорит Антон. – Сбор – десять утра. В парке.
- Есть, - лихо поднимает Николай руку к каске и словно сквозь зубы добавляет: - Командир.
Хороший солдат. Но не сильно доволен тем, что командовать будет Антон.
Вооружение экопов: дубинки, гарпуны.
Экопов тридцать человек. Большой отряд.
Со своей стороны Антон может выдвинуть самое большее двадцать пять бойцов.
Завтра – особый день. Маскарад. Ежегодный праздник – день мира. Как объясняли Антону в детстве, праздник учредили в честь того, что кто-то с кем-то помирился. Тогда Антон не хотел вникать в этот скучный официоз. Но после рассказа Каплана понимает, что примирившимися сторонами были, скорее всего, люди Клеща и экологи.
Маскарад – главный праздник Башни. В этот день на рыночном уровне проходит большое веселье. Толстопуз может натянуть лохмотья бедняка. Кто угодно может вырядиться кем угодно. Лица празднующих скрываются под масками. Накануне праздника маски на базаре – самый прибыльный товар.
В день маскарада экопы притупляют бдительность. И именно этот день как никакой другой благоприятен для удара по Клещу.
- Вечером мы расположимся в Парке, - говорит Николай. – Если в плане возникнут какие-то изменения, выйди в парк. Я тебя увижу. Я подойду к тебе. На мне будут штатские лохмотья.
- Хорошо, - кивает Антон.
Николай – толковый мужик. Жаль, что экоп. Жаль, что враг.
Впрочем, враг ли?
***
Нижние уровни непристойно богаты.
Толстопузы и влиятельные экопы, их семьи, - все они живут в комнатах. И не просто в отдельных комнатах, а – с дверями. Можно закрыться изнутри, и никто тебя не побеспокоит.
Посмотреть, что внутри, Антон не может. Двери наглухо закрыты.
В одном из коридоров охотник не может поверить своим глазам: из пола растут водоросли. Странные водоросли: красные, синие, зеленые. Вторая странность – водоросли разных цветов образуют узор. Антон замирает.
Здесь, в нижних уровнях, охотника и гитариста сопровождают экопы, которыми он будет завтра командовать. И они не очень довольны задержкой.
- Что случилось? – шепчет Кеша.
- Почему здесь водоросли? – так же тихо спрашивает Антон.
- Не знаю, - признается гитарист.
- Они пылью пахнут. Но без запаха. Красные могут быть ядовитыми.
- Это ковер! – громогласно произносит Николай, командир экопов.
- Что это такое?
- Тряпка, - поясняет экоп. – Но тяжелая.
- Теплая? – интересно охотнику.
- Не знаю. Она тут для красоты.
И все равно Антон боязливо обходит то, что, даже не смотря на разъяснения, принимает за засохшие пыльные водоросли.
Но вообще-то в нижних уровнях неуютно. Они пустынны и в каждом коридоре дежурит экоп. Антон все примечает. Где-то они стоят по одному, но чем выше, тем больше в коридоре «оранжевых». Кому-то бойцы Николая приветственно машут, а на кого-то и волком смотрят.
Конечно, экопы – сволочи еще те. Но и между ними не все так просто. Вот Антон, например, завтра поведет одних экопов драться с другими.
Нижние уровни – место, желанное для многих. Жить здесь – за счастье. Об этих хоромах грезят, например, фабричные рабочие – бедняги, которые живут по пятьдесят человек в одной каморке. На обведенных маркерами и пронумерованных участках пола. Или обитатели трущоб, которые сооружают дома из самой несусветной дряни. Конечно, все эти несчастные мечтают оказаться здесь.
Но Антону этажи толстопузов не нравятся. Пустота пугает. Может, кому-то и нравится, когда всюду экопы, но только не Антону.
По чистой, ухоженной лестнице, конвоируемые стражниками, Антон и Кеша поднимаются в кварталы, носящие странные названия: «лаунж-зона», «чилл-бар». Здесь располагаются официальные учреждения, конторы, богатые магазины. Здесь уже можно встретить простых людей. А вот они: сидят на корточках в специально отведенных участках коридора, ждут приема у чиновников, трясутся над взятками, упакованными в полиэтиленовые пакеты. Кое-кто из бедных людей опасливо, на цыпочках, пытается прокрасться к магазинам.
Вот две женщины в облезлых лохмотьях скидываются по половине брикета – они хотят заплатить экопу в коридоре, чтобы тот разрешил им полюбоваться на витрины, где на пластмассовые чучела людей натянуты роскошные лохмотья. Всего лишь одним глазком посмотреть! Бесплатно не пускают. Но если заплатить патрульному… Одна из женщин готова раскошелиться, вторая – в сомнениях.
По команде Николая экопы обступают кольцом Антона и Кешу, велят надвинуть на глаза козырьки бейсболок. Этому есть причина: не надо, чтобы их всех видели в одной компании.
Дальше – лестница, которая ведет на рынок.
- Здесь мы разделяемся, - говорит Николай. – Вы идете – отдельно, мы – тоже отдельно.
Он запускает громадную ладонь в карман, выдает Антону и Кеше по брикету.
- Плата за выход, - говорит командир экопов.
- Благодарю, - отвечает Антон.
Ох, не нравятся ему подачки со стороны стражников. Но куда деваться?
Охотник и гитарист идут вдоль торговых рядов.
Рынок, когда-то родная стихия, теперь стал немножко другим. Неуловимо изменился. Появились новые лица, и Антон радуется тому, что остается не узнанным. Впрочем, людей немного. И это тоже странно.
Собственно, сам рынок занимает чуть больше половины площади этого уровня. Остальная часть – банк, который принадлежит Клещу.
Банк, где хранятся брикеты, очень много брикетов, располагается за внушительной стеной из металла. Стоит такая стена очень дорого. Украсть ее – не стоит и пытаться. Во-первых, не унесешь. А во-вторых, никто и не купит. Попасть внутрь можно лишь в том случае, если изнутри тебе откроют металлическую дверь.
До поры до времени путешественникам удается идти неузнанными. Зловещая футболка Антона – как сигнал всем прохвостам и бездельникам: я опасен, держитесь подальше! А вот Кешина «Britney Spears» - приманка для идиотов, похлеще, чем кровь для хищных рыбин. На Кешу таращится весь рынок. Подваливает развязный пацан с шишковатой головой:
- Э, музыкант! Покупаю твою футбу…
- Лещ, свали отсюда, - сквозь зубы цедит Антон.
Он знает этого пацана. Тот из младших охотников, которые приносят не особо впечатляющую, зато стабильную добычу.
- Спру… - начинает было Лещ.
Но Антон прерывает его властным:
- Тсссс! Никто не должен знать, что я здесь!
- Я понял, - бормочет ошарашенный Лещ. – Но как ты мог сбе…
- Потом узнаешь.
- Ага, - бормочет ошарашенный Лещ.
- И еще, - Антон склоняется к уху пацана. – Если меня сейчас начнут здесь узнавать, я буду знать, у какой рыбки выдрать жабры. Все понял?
- Ага, ага, - Парнишка пятится.
Какое-то оживление наблюдается только у прилавков с масками. В основном покупают полиэтиленовые. Но есть и пластмассовые – эти дороже. Запредельная роскошь – деревянная маска с длинным носом. Хозяин называет ее «буратиной». Стоит 600 брикетов.
Из разговоров, шепотка покупателей с продавцами и обрывков разговоров торговцев между собой Антон узнает, что в Башне в последние несколько дней возникла нехватка брикетов. Рабочим на фабриках не заплатили вовремя. Цены возросли сразу на все. Очень многим сегодня уже нечего есть. Многим придется голодать уже завтра.
- Зато маскарад устроили, вишь ты! – брюзжит какая-то старуха. – Зато веселья – полные штаны!
У выхода на Бедную лестницу стоят изможденные полуголые люди. Торгуют отвратительными обносками.
- Купите маечку! – умоляет Антона худая женщина с лихорадочным взглядом, заострившимися чертами бледного лица, с прилипшей к зубам кожей на щеках. – У вас ведь есть деньги, я вижу. А мы – умираем…
- Что? – останавливается Антон. – Откуда ты, женщина? Из трущоб?
- Нет. Из фабрики. Я педальщица. Нам не платят уже четыре дня.
Педальщицы – несчастные создания. По десять-двенадцать часов подряд они сидят у генераторов, крутят педали. Благодаря им, кое-где в здании есть электрический свет.
- У меня нет денег, - признается Антон.
Женщина безнадежно смотрит куда-то мимо Антона. В глазах – такая тоска, что у охотника колючие плавники скребут на душе.
- Но у меня есть еда, - говорит он.
Антон запускает руку под футболку. Там, за поясом джинсовых шорт, спрятан полиэтиленовый сверток с куском вяленой рыбы, который Антон прихватил у толстопуза еще вчера.
- Спрячь и не разворачивай, - говорит Антон.
Конечно, запрещенную рыбу он завернул очень тщательно, чтобы не проникал запах. Но в таких вещах нельзя быть уверенным ни в чем.
В глазах у женщины слезы.
- Спасибо вам! Нам с доченькой будет, что покушать.
- Послушай, женщина! – говорит Спрутобой. – Я дам тебе и денег. Приходи сюда завтра. Примерно в десять утра.
- Но я работаю…
- Тебе не платят. А я – дам тебе денег! И не только тебе. Всех, кого знаешь, приводи.
- Спасибо!
Кеша бесцеремонно хватает Антона за локоть.
- Пойдем!
Когда они расплачиваются с привратником, Кеша ворчит:
- Зачем ты распространяешься о наших планах? Так надо, великий Спрутобой?
- Блин! Мне просто очень жалко эту женщину.
- Всех голодных не накормишь, - качает головой гитарист.
- А знаешь, я попробую, - говорит Антон. – Прямо завтра – попробую!
- Ты или псих, или настоящий герой.
***
Бедная лестница – ворота в мир трущоб. Врата ада, как говорят попы. Священников тут много. И верят им очень многие. Конец света, случившийся при жизни старшего поколения, - чем не доказательство того, что Бог есть?
Вот и здесь, недалеко от рынка, на крохотной лестничной площадке, из пенопласта и пластмассы, возведен храм. Это именно церковь, а не жилище какого-то бедолаги. Вокруг пластмассового храма – чисто, убрано. Над пенопластовым куполом – крест из двух кусочков пластмассы.
Со священником, отцом Власием, Спрутобой немного знаком. Когда будущий предводитель охотников был босоногим пацаном с рынка, он заходил к Власию. Правда, церковь в те времена еще стояла напротив банка Клеща. На хорошем месте.
Сам священник – колоритный бородач в обрезанных до колен камуфляжных брюках и тельняшке, стоит у входа в церковь, церемонно здоровается со всеми.
Хороший мужик. Он, например, организовал банк пожертвований для бедноты. Если тебе худо, и кишки сводит от голода, тебе дорога к Власию – он и брикетом поделится, и беду твою выслушает. При старой церкви имелся и госпиталь для бедняков.
Мальчишкой Антон часто заходил в церковь. Но поверить в бога отца Власия не смог. Тот совершал чудеса в невообразимых пустынях, в городах, выражался такими путаными словами, что, как подозревал Антон, его и древние не очень-то понимали.
Единственный понятный раздел Святой Книги, отрывки из которой регулярно зачитывал голодающим беднягам поп, назывался «Откровение Иоанна Богослова». Там, конечно, тоже все было туманно. Зато прямо в точку.
Священник замечает Антона и его спутника, широко разводит руки, перегораживая выход на лестницу.
- Так-так-так, и кто же к нам идет? – громовым голосом грохочет священник.
- Тише, батюшка! – говорит Антон, приподнимает козырек бейсболки.
Священника пробирает оторопь.
- Анто…
- Тссс! – перебивает охотник.
- А ну, пойдем ко мне, - шепотом приказывает отец Власий.
За истрепанной пластиковой дверью – тесное пространство, в одном углу которого расположен алтарь, в другом – лежат на матрасах больные.
- Воды? – предлагает священник.
Вода – очень ценна. Источник один – море. В фабричном секторе работает опреснительная фабрика. Литр воды стоит два брикета. Священник предлагает очень щедрое угощение.
- Спасибо, - говорит Спрутобой. – Побереги воду для своих больных.
- Ты сбежал? – Отец Власий словно не верит своим глазам.
- Я ушел, - поправляет охотник. – Как поживаешь, батюшка?
- Как видишь! – От низкого голоса отца Власия пластиково-пенопластовые стенки ходят ходуном. – Толстопуз забрал больницу. Конечно, Бог велел все прощать, и подставлять другую щеку… Но это просто… превосходит по наглости все, что можно представить.
- Кто из толстопузов?
- Клещ, - отвечает священник. – Вышвырнул прямо на пол, всех больных, койки, медикаменты. У него там, видите ли, будет офис…
Неожиданно священник хватается за руку Антона.
- Я не знаю, как воздействовать на этих людей. Хотя какие они люди! После такого… Богопротивна эта власть. Падет! – Отец Власий принимается размахивать рукой, резко, словно рыбину разделывает. – Падет с позором и поношением!
- Послушай-ка, батюшка, - Спрутобой внимательно смотрит на него. – А сможешь ли ты завтра вывести своих верующих на рынок? Да и сам выходи. Подарок тебе будет.
- Загадками говоришь, охотник, - замечает поп. – А ну, выкладывай!
- Не могу, - усмехается Антон. – Завтра сам все увидишь…
- Видать, богоугодное дело задумал, - размахивает священник бородой.
- Ну, сам и решишь.
- Бог решит! Кстати, почему бы тебе и другу твоему – не уверовать?
- Батюшка, не могу я в твоего Бога уверовать.
- Разве не доказал он могущество свое?
- Доказал. Всех уничтожил.
- Не Он, совсем не Он уничтожил, - Священник говорит, а глаза пылают. – Люди. Своей глупостью, безалаберностью, тщеславием!
- А что же Бог твой им не помешал? Ведь мог бы?
- Не наше дело – ведать Его промысел. Зато мы спаслись, избранные!
- Толстопузы, выходит, тоже избранные?
- Толстопузы – это паршивые овцы, которых следует изгнать из стада. А остальным – зажить в мире и гармонии, как заповедал Господь!
- Добрый, значит, Бог?
- Да он человечество – любит! Он сына за себя отдал на казнь мучительную!
- А сам не пошел.
- Он и сын – одно и то же!
- Клоны, что ли? Я не хочу поклоняться злобному клону.
- Но ты же веришь, что тебя кто-то хранит?
Антон вспоминает свое спасение на первой охоте. Как он научился плавать. Держала ли его чья-то невидимая рука? Или сам Антон сотворил чудо?
- Ты же спасся! – продолжает священник. – Сбежал оттуда, откуда не сбегают!
Охотник усмехается.
- Уж в этом-то, батюшка, ничего чудесного не было, - говорит Антон.
«Или было?» - думает он про себя.
- Ладно, не хочу ругаться. Мне пора, батюшка.
- Бог тебя любит! – говорит поп.
- Я был бы счастлив, если бы он просто оставил меня в покое.
***
Бедная лестница – самое начало трущоб. Здесь живут бедные люди, которые в ладах с законом. Много рабочих семей, которым не по карману отдельные апартаменты в фабричном секторе. Здесь сравнительно чисто и даже опрятно. Местность полностью контролируется экопами. Незначительные преступники (например, производители водорослевого самогона) платят экопам дань.
Жить здесь удобней, чем в фабричном. Нет палочной дисциплины. Не надо ходить строем. Многие из рабочих были бы счастливы поселиться здесь. Но для этого нужно оформить кучу разрешений. Даже если человек претендует на одну-единственную ступеньку.
Раньше здесь было опасно. Но сейчас, когда экопы ужесточили власть, вся лестничная шпана отчитывается перед ними. Даже если на кого здесь и нападают – стражники имеют с этого выгоду.
Здесь тоже встречаются старые знакомцы. Но узнают теперь гитариста.
- Кешка! Ты? – хлопает Антонова спутника по плечу какой-то худощавый юнец. – Тебя же забрали! Ты… сбежал?
- Тссс! – говорит Кеша. – Я в розыске!
- Ну, ничего себе! – радуется знакомец. – Родителям хоть можно об этом сказать?
- Скажи, конечно! Я… я еще появлюсь. Но не сейчас. Сейчас мне идти надо.
Юнец смотрит на Спрутобоя. Антон тоже разглядывает юнца, размышляет: «Значит, здешний Кеша. Это хорошо. Знают его тут. А этот парень – наверное, брат».
- А лохмотья такие где отхватил? – интересуется «брат». – Блин, клевые такие.
Антон делает знак поторапливаться. Кеша жестом выпрашивает одну минуту.
- Как вы живете-то? – спрашивает гитарист. – Все живы? Здоровы?
- Пока да. Но все плохо. Толстопузы перестали платить. Пока держимся, но скоро голодать начнем…
- Приходи завтра, в десять утра, на рыночную площадь, - вмешивается в разговор Антон. – А сейчас я твоего братишку забираю.
- А ты догадливый, - говорит гитарист. – Действительно ведь, Юрка – брат мой.
Он рассказывает, что в семье их – пятеро. Кеша – второй по старшинству. Юрка – четвертый.
***
Фабричный сектор – четыре уровня над рынком. Там располагаются: педальная электростанция, опреснительные установки, пластмассовая фабрика, лохмотная, переплавочная.
Брикетное производство тоже в промзоне. Первый уровень над рынком. Все работяги мечтают попасть туда.
О жизни брикетчиков – больше слухов, чем правды. Нанявшись туда, человек обеспечивает до старости работой и себя, и свою семью. Оттуда не увольняют. Начальники там – исключительно добрые. И живут брикетчики не на расчерченном маркерами полу, а на кроватях, в комфортных каморках. Брикетчикам платят втрое, а то и впятеро больше, чем обычным, фабричным людям.
Что из этого – правда, Антон не знает. Он и сам ни разу не бывал в брикетной.
Но теперь-то часть ключа к этой тайне у него есть. Сырье для брикетов – человеческие тела. Трупы. Не водоросли. Для производства трупов служит фабрика смерти – Зловонная Бездна.
Эта тайна разрывает Антона. Он – не болтлив. Но хоть с кем-нибудь – надо поделиться. Кеша не в счет. Кому-нибудь немому, чтобы не проболтался. И неграмотному.
Антон не хочет, чтобы тайну узнали люди.
Потом Антон представляет себе человека, всю жизнь мечтавшего попасть в рай земной. Человек собирал справки, давал взятки. Перед отъездом закатил пирушку родным и близким, или просто соседям по фабричной общаге. «Теперь заживешь!» - говорили счастливчику. Вытирала слезы какая-нибудь девчонка. Она вполне могла бы стать невестой или женой счастливчика. А на следующий день, в новом корпусе, из которого счастливчик не выйдет больше никогда в жизни, он очень удивляется запахам бойни, мясорубкам для трупов, разделочному конвейеру. «Выпустите меня!» - кричит, должно быть, такой человек. Но возвращение из брикетной – не предполагается. Брикетная – ничем не лучше Зловонной Бездны. Отвратительная дыра на теле мироздания. Правда, с хорошей репутацией.
А работяги из фабричных так никогда и не узнают, что их товарищ-«счастливчик» мечтает только о том, чтобы поскорее вернуться.
***
Фабрики расположены за прочными, металлическими стенами. Пробраться в промзону – очень просто: достаточно записаться на работу у тех типов, что сидят около дверей промсектора на каждом уровне. Они настолько похожи, что порой кажется, будто все они – один человек. Или что это все – клоны.
Будущий Спрутобой как-то по глупости записался на пластмассовую фабрику. Пробыл там тридцать пять дней. Он хорошо помнит житье в очерченном секторе, подъем по гудку, хождение строем. Помнит ядовитую вонь в полутемном пластмассовом цеху. Электричество на фабрике было, но его экономили. На нем плавили пластмассу в металлических ведрах. Потом пластмассу разливали в формы. Как правило, производили стройматериалы – панели, перегородки. Иногда посуду.
Расплавленную пластмассу приходилось лить в формы из ведер. Было много ожогов. Антона тоже – совсем не пронесло. Он помнит болезненный ожог у правого локтя. Помнит ошпаренное пластмассой колено.
Примерно на двадцатый день Антон стал тупеть, превращаться в биоробота. Не сказать, чтобы такая жизнь ему нравилась. Но раз в десять дней были выходные. Можно было сходить в парк. Ну, или на рынок. Тебе даже выдавали один или два брикета на мелкие расходы. Хватало на подслащенный опресненный лед. Или циркачей посмотреть. Или очкарика-сказителя послушать.
А на тридцать пятый день Антон увидел, как один из рабочих упал в чан с раскаленной пластмассой. Пацан смотрел, как неловко пытались спасти бедолагу. Как, в конце концов, выключили электронагреватель. Потом ждали, когда пластмасса остынет. Потом младших рабочих погнали отколупывать с трупа драгоценную пластмассу.
Антон отколупывать не стал. Просто ушел, чтобы никогда не возвращаться. И ни разу не пожалел об уходе.
***
Путники приближаются к парку. К последнему рубежу экоповской власти. Здесь стражников много, но подниматься по Нищей лестнице для них – смерти подобно.
Парк гудит и грохочет. Кто-то надрывает глотку:
- Долой!
И эхо носит отзвук этого призыва по уровню, сквозь гул разношерстной толпы:
- …ой! …ой! …ой!
Когда до парка остается чуть больше одного уровня, гаснет свет. Лестница погружается во тьму.
Парк взрывается многоголосым воплем.
Лестничные трущобы оживают голосами:
- Вот достали-то! Плати им за энергию три брикета в неделю, а они еще и отключают все время!
- И платить перестали! – уныло ухает мужской голос. – Пашешь-пашешь…
- Последние их дни приходят, вот что я скажу! – Голос мужской, немолодой.
- Ты, Гаврилыч, осторожней болтай. А то тут сам знаешь кто ходит…
- Да чихал я на них! – В голосе Гаврилыча – пьяные нотки. Водорослевка.
Парк наполнен слепой толкотней и редкими огнями фосфорных светильников и химических свечей.
- И я считаю, что мы должны пойти на диалог с властью! – надрывается впотьмах какой-то горлопан.
- Да слезай уже! Хорош в темноте бубнить! – выкрикивают из толпы.
Спрутобой вдруг понимает, что ему делать.
- Стой здесь, у этой колонны, - говорит он Кеше. – Не вздумай отходить ни на шаг.
- А ты куда?
Антон оставляет этот вопрос без ответа. Он проталкивается к сцене. Обходит бассейновую яму.
В этой яме обитают опустившиеся бродяги. Но иногда сюда торжественно сбрасывают ораторов, которые произносят или полную ерунду или слова, которые не нравится слышать толпе.
Прорваться к возвышению, с которого здесь обычно произносятся речи, не так и сложно.
Работяги (а ходят сюда поорать в основном они) говорят разное:
- Не, ну потерпеть еще денек можно, я считаю!
- Да ни дня нельзя терпеть! Слышите? Ни дня!
- А я вам говорю: с нашей промышленностью что-то случилось!
- Когда уже выборы будут? Честные? Цивилизованные? Почему нами управляют эти… эти… рептилии?!
Антон вспрыгивает на возвышение, откашливается и громким голосом произносит:
- Братья! Сестры! Небольшое объявление! Завтра, в десять утра, на рынке будет очень интересно. Обещаю, не пожалеете! До встречи!
- Что-то голос сильно знакомый! – выкрикивают из толпы.
- Э! А поподробнее?
Но Антон уже протискивается сквозь толпу, обходит скопления людей. А в толпе уже кричат. Кто-то падает, зовет на помощь.
Толпа в темноте – страшное дело. Раздавит и не заметит.
Главное – перемещаться медленно, осторожно, выверяя каждый шаг.
Кто-то толкает Антона в спину. Вряд ли нарочно. Голос:
- Извини, братишка!
Откуда-то доносится еще один голос. Мужской, но визгливый и пронзительный:
- А я считаю, что это экопы специально свет выключают. Чтобы демократию задушить!
Протиснувшись к нужной колонне, Антон негромко окликает гитариста:
- Кеша!
- Я здесь.
- Все, уходим! Бывал на Нищей лестницей?
- Нет.
- Тогда держись за мной. Не отставай.
***
Верхние трущобы – настоящее царство тьмы. И днем и ночью здесь живут в кромешной, непроглядной темноте многие сотни человек. Это – бедняки, которым совершенно нечем платить за жилье в приличных уровнях.
Сюда боятся заглядывать экопы. Здесь не любят чужаков.
У крутых парней из верхних трущоб тоже есть инфракрасные очки. Эти парни знают, как отличить своего от чужака.
Помимо темноты у верхних трущоб есть еще один серьезный недостаток. Слишком тяжелый дух.
Если жители нижних уровней не мыслят себе жизни без водопровода и канализации, то здесь многие просто не знают, что это такое.
Трущобы тоже ведут бизнес с экопами. Власть имущие покупают дерьмо. Хоть и задешево, но регулярно. Поэтому те, кто живет в трущобах, платит за жилье местным смотрящим своими экскрементами. Шестерки каждый день выносят чаны с фекалиями в промсектор.
В трущобах есть поговорка – «сесть на дерьмо». Это значит – зажить по местным меркам очень хорошо. Бандитов, которые владеют трущобами и продают то, что местные жители могут поставлять в изобилии, называют «дерьмократами». Да они и сами себя так называют. Кто ж на правду обижается?
Благодаря этому бизнесу люди живут здесь, ничего не делая. Не считая проституции и самогоноварения. Ну, и, конечно, местные лихие парни, случается, идут на промысел, на рынок, но чаще в парк. Возвращаются не все. Кого-то забирают экопы, а затем и Бездна.
В каком-то смысле жизнь верхней босоты в чем-то даже и лучше, чем у тех же фабричных рабочих. Ничего не делая, трущобники получают в день те же брикет-два, что и рабочие. Стороны испытывают друг к другу презрение. Трущобники считают работяг тупым быдлом. Пролетарии полагают соседей сверху бездельниками и говнюками.
У той и у другой стороны есть свои основания как для зависти, так и для подобия гордости.
- Вы свое дерьмо толстопузам задаром отдаете, - говорит житель трущоб рабочему.
Встречаются они в парке, очень даже часто.
- А вы там во тьме и вонище живете. Как свиньи!
- Но-но!
Выяснению отношений зачастую препятствуют экопы.
Пройти через трущобы по полу возможно не везде. Прямо над жилищами из пенопласта, пластмассы, полиэтилена, картона протянуты веревки из водорослей, лески, резины.
Антон знает дорогу. Может пройти с закрытыми глазами. Хотя какая разница…
Но сейчас приходится пробираться медленно. Следом за Антоном по канатной дороге над домами пытается пройти гитарист. Несколько раз он теряет равновесие, и Антон буквально в последний момент хватает его и заволакивает обратно на веревки.
- Упадешь здесь – уже не встанешь, - предупреждает Антон. – И я не шучу!
- Э! Кто там крадется? – окликают их.
Этим парням надо отвечать. Часовые.
- Чо к охотнику привязался, братан? – с необходимой наглецой отвечает Антон.
- О, ну, охотники – эт свои, эт братишки. Я с тобой знаком, братанчик?
- Конечно, знаком, Лысый…
- Антоха? – Голос становится радостным, удивленным. Будто и впрямь свершилось чудо. – Спрутобой?!
- Да я, я…
- Ты из бездняка сбежал?
- Ну, попробовал, получилось.
- Ох, ни черта ж себе!
Трущобы оживают гомоном голосов. Их во тьме много – самых разных: мужских и женских, детских и взрослых, стариковских, разных. Все голоса бубнят одно: «Спрутобой! Спрутобой!»
- А кто с тобой, Антох?
- Это Кешка-гитарист, товарищ мой. Вместе ушли!
- Ай, красавцы! Спускайтесь, поужинаете!
- Нет, извините, братики. Торопимся очень.
- Свои-то ждут?
- Если знают.
- Так мы им сейчас весточку дадим! Не, Спрутобой, вот ты лихой чертяка!
Кто-то кричит «ура», кто-то зовет в гости. Антон говорит очень громко, так же, как в парке:
- Братики, сестрички! Сейчас я не могу с вами побыть. Но в 10 утра, завтра, выходите на рынок. Будет интересно!
- Ладно! Иди себе! Вот красава! – провожают путников трущобники.
- Скоро пройдем? – спрашивает Антона подуставший Кеша.
- И не мечтай. Еще четыре уровня…
- Ого!
Впрочем, на четвертом уровне Кеша двигается по канатным дорогам уже достаточно уверенно.
***
После трущоб заброшенные уровни выглядят откровенно зловеще. Здесь темно. Ощущается чье-то присутствие.
Даже самые отчаянные трущобники заброшенных этажей опасаются. Здесь живет Болезнь, от которой нет спасения. Болезнь поражает не каждого. Но боятся ее все. Кроме охотников.
И, как ни странно, гитариста Кеши.
- Прикольно, Антон, - говорит Кеша. – За полтора часа мы обошли весь мир. Наши предки о таком и мечтать не могли!
- А что им – много времени было нужно?
- Конечно! Земля ведь – огромная была!
- За сколько дней можно было обойти? – интересуется Антон.
- Обойти? За семьсот. Или даже за тысячу.
Антон не может себе этого представить.
- Да и обойти нельзя было, - припоминает Кеша. – Через моря надо переплывать…
- Такая огромная Земля! – не верится Антону.
- Ага. А мы за полтора часа все, что осталось, прошли.
- А вот посмотреть бы в глаза тому идиоту, который ядерную кнопку-то нажал! – мечтает Антон.
- И что бы ты ему сказал?
- Ну, явно не спасибо.
Кеша хохочет, достает гитару, перебирает струны, поет что-то на тарабарском языке.
Антон не может разобрать в этом бормотании ни слова. Все незнакомы. «Насин гона чейндж май ворлд», «экросс зэ юнивёрс». Но мелодия красивая, загадочная.
- Это что сейчас было? – спрашивает Антон.
- «Beatles», - отвечает Кеша. – Были такие песенники, задолго до Катастрофы.
- Очкарики?
- Один из них – да, очкарик.
В разговор вмешивается грубый голос:
- И кого это тут носит?
- А то своих не признаем?! – радостно, во всю глотку, орет Антон.
- Спрутобой! Красава! А мы-то все ждем!
- Ну, здорово, охотнички!
Гул радостных голосов. Химические свечи и планктонные светильники освещают суровые физиономии охотников.
- Ба, Антоха! Реально он!
- Ай, дай обниму!
- Ну, вообще!
- А это кто с тобой?
- Кешка, товарищ мой, - говорит Антон. – Артист. Вместе уходили.
- Ну, давай к столу! Уже ждем, Спрутобой! Расскажешь, что как.
- И расскажу, - говорит Антон. – Дела нам с вами завтра предстоят очень большие…