1.
Шел тридцатый день поста. То, что это был именно тридцатый, а не двадцать девятый или тридцать первый день Гиров знал хорошо, так как в этом году сам держал пост. Причем еще до начала поста Саня счел необходимым предупредить об этом всех близких. К слову сказать, это его решение никого не удивило, потому как домашние и друзья держали пост уже не первый год.
Пост был необходим Гирову, прежде всего, как он считал, для укрепление Духа. Кроме этого, он в тайне надеялся, что Пост поможет восстановить ему утерянную связь Души с Космосом.
Однако, пост давно перевалил за половину, а никаких существенных изменений в себе Гиров не примечал, впрочем как и не испытывал абсолютно никаких трудностей с соблюдением последнего. Наоборот, его это как то забавляло и местами даже поднимало настроение. Во всяком случае, там где раньше Саня мог вспыхнуть как спичка, наорать и потом минут десять - пятнадцать курить безостановочно одну сигарету за другой, или дернуть для успокоения полста, а то и сотенку вискаря, сейчас он лишь ухмылялся, крутил фигу в кармане и мысленно говорил себе:
- Спокойствие, Александр, только спокойствие. Ты на Посту.
Итак, шел уже тридцатый день поста, когда Гиров, придя с работы, решил поправить наброски утреннего стиха. Усевшись поудобнее за письменным столом, он еще раз внимательно прочитал пришедший к нему во сне сонет. Все строки стиха были, практически, готовы, но вот расположить их в том порядке, который бы устроил Саню, ему никак не удавалось.
Да, и окончание сонета распадалось на два варианта. Он мог заканчиваться: либо - Иль разорвем Гордия узел, иль снова узы обретем, но следуя своим путем; либо - Гордия узел развязав, мы сможем Крылья обрести и воспарить, а не ползти. Причем во втором варианте Александр никак не мог поймать мысль как же все - таки надо писать: Гордия узел развязав, или Гордия узел разрубив.
- Ладно, рубили уже, - решил Гиров. - Лучшее, враг хорошего, а то протру до дырки, - устало подумал он и, умышленно поставив в конце стиха внушительную точку, еще раз, напоследок, пробежался взглядом по написанному:
На круге черном белый снег,
Своей невинностью сверкает,
Словно любому предлагает,
Проверить иноходью бег.
Порвать сансары узы враз,
И, скинув кармы покрывало,
Судьбу свою начать сначала.
А там уже как Бог нам даст...
Гордия узел развязав,
Мы сможем Крылья обрести,
И воспарить, а не ползти.
2.
Точка получилась солидная. Огромная, жирная, хорошо заметная она стояла в конце стиха и нагло посмеивалась над всеми впереди ее стоящими буквами, словами, строками и даже целыми четверостишьями. К самому же Стиху в целом она относилась уважительно и даже с некоторой опаской. Только он - Стих мог в одночасье сделать из нее многоточие, или вообще выкинуть из произведения.
- Настоящий конец, делу венец, - важно подумала она про себя и, провернувшись на триста шестьдесят градусов, весело уперлась в последнее слово «Ползти». - Вот так, - пыхнула она гелем на стоящее перед ней Ползти. - И не холодно. А ты думал, что ты тут последний из Могикан? Кто ты такой ваще? Кто вы все здесь такие? Да, никто. А вот я точка. Конец, всему делу венец. Вот я стою здесь последней и значит все – абзац, работа закончена. А не было бы меня, стояла бы какая – нибудь запятая или того хуже многоточие, будь оно неладно..., - тут Точка чертыхнулась так, что Ползти отпрыгнуло к приставке «Не», воспользовавшись тем, что между ними был пробел.
- Ну, блин, достали уже эти озабоченные, - застонала приставка, которая была так морально измотана ожиданиями (поставят ли ее в этот раз наконец то самостоятельно или опять с кем то сольют), что у нее было только одно желание – поспать.
- Слышь, отрыгни, а? Че прилип? Иди на свое место, будь чеком, – плаксиво засопела она.
- Да, погодь ты, не кипишуй, – зашипело Ползти. - Тут точка опять выкабенивается, дай пять сек, плиз. Щас старшой отреагирует, я моментально отлипну от тебя.
- Старшой, старшой, - капризно поджала губки Не. - Сам то вон из пяти букв состоишь и какой то мелкоты одноразовой боишься. Не стыдно а?
- Стыдно, когда видно, - плотнее прижимаясь к Не, еще тише прошипело Прости. – Ты просто ее не видела ни разу. Тебя ж последней то никогда не ставят, - подкололо оно Не.
– Эта, ну просто монстр какой то. Убийца строки, а не то, что слова. Да, и какая тебя разница, все равно уже никто толком не знает где тебя писать отдельно а где слитно, - натянуто засмеялось оно.
- Чееее?
- Чееее? – передразнило Ползти частицу. – Не че, а что, деревня блин, только отрицать все и научилась больше ничего не умеешь, не знаешь и самое обидное для нас всех знать не хочешь.
- А зачем мне, - весело закатилась Не. – Все равно вы без меня никуда. Вон ты сколько меня воткнул в последнем предложении. Да не прилипай ты ко мне так, - попыталась она оттолкнуть Ползти.
- Озабоченный, - опять зло прошипела Не, понимая, что с Ползти ей не справиться.
- Конечно, толще меня в пять раз, вот и наглеешь.
- Ты особо то не переживай, я твою невинность не нарушу, - хохотнуло Ползти. - Я ведь все же среднего рода. Мне все эти ваши примитивные плотские утехи по барабану, - важно надуло оно первую букву.
- Какого еще такого среднего рода?
- Какого еще такого среднего рода, - опять передразнило ее Ползти. – Грамотеюшка блин. Хотя, что это я тут распинаюсь перед тобой. Ты количество букв то во мне посчитать не в состоянии. У меня их не пять, а шесть, между прочим, чтобы ты знала.
- А что такое шесть?
- Шесть – это пять плюс один, - отвлекшись разговором с Не и на некоторое время позабыв о точке, весело прожурчало Прости.
- А, поняла, буду знать терь, а то я до этого тока до пяти могла считать, - ни капельки не смутясь ответила Не.
- Ну, вот и ладушки, - услышали они голос откуда то сверху. - Теперь и Не уже до шести считает. Да и что такое средний род, тоже поняла, я думаю.
- Да, да, поняла, поняла, вы уж, пожалуйста, его на место… ну, вобщем пусть от меня снова отрыгнет.
- Ну, голубушка, как скажете, - засмеялся Стих. – На место, так на место, но тогда уж не отрыгнет говорите, а хотя бы отпрыгнет. А лучше так: – Пусть он снова встанет на место.
- Понятно, спасибо большое, - покраснев пробубнила Не. Ей было одновременно и стыдно за свою безграмотность и неимоверно приятно что наконец-то и она смогла пообщаться с самим Стихом. Ведь это было первый раз в ее жизни.
- Еще какие то просьбы есть? – спросил Стих, обращаясь к Не и одновременно разглядывая точку. – Ух, какая она сегодня, прямо поросеночек, целая клякса, - подумал он.
- Да вот еще… если бы… ну, в общем, мне бы тоже хотелось хоть глазком…
- Да, не мямлите вы, Сударыня, говорите членораздельно и внятно. Что бы вы еще хотели?
- Поставьте меня, пожалуйста, один раз последней, так хочется хоть одним глазком посмотреть на эту точку. Что это за чудище такое, что ее все так бояться.
- То есть в конец стиха вы хотели сказать? Интересно, как это я вас туда поставлю, - засмеялся Стих. – Да и не надо Вам на нее смотреть. Вы же совсем маленькая еще. Зачем же детей пугать, это неправильно. И не ко мне этот вопрос. Не моя компетенция, Сударыня. Такие вопросы решаются там, - и Стих многозначительно поднял вверх всю первую строку.
- Там? – изумилась Не. - А что еще и там какое то есть?
Но Стих уже не слышал ее. Он был весь поглощен установлением справедливости, порядка и безупречности в самом себе.
- Да это даже не поросеночек, боров какой то, - призывая на помощь одну строку за другой, пыхтел Стих.
Он бы мог, конечно, ударить сразу четверостишьем или даже двумя по точке, и тогда она бы точно моментально отъехала. Но здесь была другая опасность. Точка от сильного удара могла распасться на многоточие или вообще вылететь из стиха. В общем, работа предстояла весьма ювелирная и не терпящая резких движений.
- А все таки интересная эта малышка Не. Ишь, чего захотела, на точку посмотреть. Вот ведь штука какая! От горшка два вершка, а тоже туда же: – поставьте последней, хочу посмотреть на нее! А , кстати, интересно все же можно или нет поставить Не в конец? Хотя не ко мне вопрос, - отмахнулся Стих от назойливой мысли и, добавив еще полстроки, аккуратно передвинул точку на свое место.
3.
Гиров задумчиво пил чай. Жена сидела напротив и, видя, что он занят какими-то размышлениями не донимала его своей болтовней и даже отложила на потом вопрос который был припасен еще до его возвращения домой и очень ее беспокоил. У нее были два правила в жизни, которым она следовала уже долгое время. Первое правило – это никогда не будить спящего человека, и второе – не прерывать мысли других людей.
Второе правило Лели позволило сейчас Гирову спокойно и уже в домашней обстановке поразмышлять на тему Солдат и Воин. Дискуссия на сайте разгорелась не шуточная, мнения разделились, все они были очень интересны и, несомненно, дополняли и друг друга и багаж самого Александра. Но не это сейчас занимало его. Ему в голову лезла какая то строка, даже не строка а целый монорим, и он его уже практически видел. Пусть смутно, пусть не весь, без отдельных слов, но он его видел.
- Надеюсь, воин я, а им разрешено, Есть мясо… пить вино… - в полголоса начал проговаривать он.
Леля молча начала прислушиваться, по-прежнему ни слова не говоря.
- Ручка нужна, - глянув в ее сторону и улыбнувшись, тем самым как бы извиняясь, что раньше окончания ужина встает из-за стола сказал Саня. - Не убирай, еще допью.
Он перебрался за письменный стол и начал писать:
Надеюсь, Воин я, а им разрешено
Есть мясо в пост, и пить (немножечко) вино
Но третий день уж на меня в окно
С укором кролик смотрит… мне не все равно
Он отложил ручку. Монорим был закончен, но что-то продолжало его беспокоить.
- Надо подождать, пусть отлежится - подумал Саня, решив вернуться на кухню.
Уже двигаясь в сторону кухни и задумчиво бубня - Надо ж дать, надо ж дать, - он вдруг остановился. Взгляд его уперся в лежащую на телефонном столике книгу.
- Воскресенье, - прочитал Гиров, взяв книгу в руки и, постояв неподвижно несколько секунд, повернул назад. Сев за стол, он стал медленно выводить:
Тридцатый день поста,
я одинок как перст.
Ни Бродского,
ни Блока,
ни... сурово.
Я в узел завязал себя,постясь,
а Бес...
Бес мясо жрет…
- Толстого?
- Да, увы, ведь нет у нас коровок.
Прочитал. Ему явно не нравилась залетевшая невесть откуда в его голову блажь. Прежде всего из-за нарушения слога в последней строке. Написание стихов Саня считал для себя этаким приятным время провождением, но несмотря на это понимал, что если теряется слог, то и мысль начинает хромать и уходить с верного пути.
- Ладно, дозреет, - подумал он и пошел допивать чай.
- Написалось, - спросила Леля, когда он вернулся.
- Не до конца, - как бы извиняясь, улыбнулся он в ответ.
- Ясно. Санечек, я про Шурика нашего подумала. Может отправить ему в помощь парочку человек? Из приезжих? Узбеков, например? Они, я думаю, согласятся в деревню переехать, лишь бы там работа была.
- А что? – заметив удивленный взгляд мужа, заторопилась Леля. – Они хоть не пьющие, не подведут. Замучился ведь там совсем один сражаться с этим беспределом. Мало того, что Новый год с коровами одному встречать пришлось, так еще все две недели как прокаженный проработал, безвылазно.
- Ага, а не проработал бы две недели, как ты говоришь, как прокаженный, и был бы для этих коровушек свой Освенцим, - грустно подытожил ее рассказ Гиров. - Хотя узбеки и на Севере… не знаю, не знаю.
- Поумирали бы все коровушки с голоду, - кивнула жена. – Ее ведь - матушку еще и доить надо по часам, а иначе мастит и воспаление молочной железы…- Леля тяжело вздохнула, глаза ее стали наполняться слезами и она, решив, что лучше не стоит озвучивать всю вставшую перед ее глазами картину, попыталась взять себя в руки.
- Да, повезло всем, что Шурик в прошлом году вернулся в деревню, - согласился с ней Саня.
Он вновь с горечью вспомнил рассказ племянника, о том, как на Новый год все работающие с Александром в коровнике мужики, уйдя отмечать праздник, вернулись на работу уже только после старого Нового года, и ему в одиночку пришлось бороться за жизнь этих загадочных и до глубины души любимых им животных.
- Они, дядька, ведь прям как инопланетяне, - вспомнил Гиров рассказ племянника. – Смотрят, главное, на тебя огромными глазищами и такое ощущение, что все - все понимают и что – то сказать тебе хотят.
- Эх, Шурик, Шурик, - с нежностью подумал про себя Гиров. - Спасибо тебе за то, что ты есть.
Гиров вернулся к письменному столу и, еще раз посмотрев на коротенькое шутливое стихо, медленно затушевал последнюю строку, не весь откуда взявшейся в его руках гелевой ручкой, и поверх ее бледно нацарапал:
– Нет, пока еще коровы.
#
http://www.proza.ru/2017/04/30/124