Глава I
Бездна
- Подъём, трупики!..
Крик вырывает Антона из сна. Того, что дарует забвение.
Во сне с Антоном определенно происходило что-то странное. Было ощущение, похожее… На что? На плавание? Нет. Скорее, на то ощущение, падения, когда подводный охотник рушится с бетонного выступа. Падение. Да… Но без страха. Совсем без страха.
- Па-а-адъём, кому сказано!
Караульный экоп прохаживается по тюрьме, между распластанных на полу живых, полуживых и уже мертвых узников.
Запах в подвальном, полутемном помещении стоит откровенно гнусный. Ну, так и место обязывает. Все-таки это – не люкс толстопуза. Место, где находится Антон, называется Зловонная Бездна. Самое жуткое, самое отвратительное место в обитаемом мире.
Место, одно упоминание о котором способно испортить настроение кому хочешь – и богачу, и бедняку.
Место, откуда люди не возвращались. Никто и никогда. Не было даже легенд о сказочных спасениях. Ни одна фантазия не могла (да и не решалась) вообразить, что же здесь происходит. А рассказать было некому.
- Эй, ханурики! Подъём-подъём!
Экоп уже рядом. Дубинка его тяжела, утыкана шипами. Антон уже знаком с ней. Довелось отведать в первый же день, по прибытии.
А сейчас… Сейчас уже пятый.
А так долго в Зловонной Бездне не живут.
Это – один из немногих достоверных фактов, что известны Антону.
Все те бедолаги, с которыми он попал сюда, а случилось это, кажется, целую вечность назад, все они уже умерли.
А он – Антон, прозванный Спрутобоем, почему-то еще жив. Хотя давно, очень давно должен был сдохнуть.
Антон встает. Подъём дается нелегко – ноги, кажется, держат. Правого плеча Антон уже не чувствует. С левым пока – тьфу-тьфу-тьфу. Но надолго ли? Подступает паника, всегда сопровождающая кессоннку – болезнь больших глубин.
Онемение – первый симптом болезни глубин. Если не обращать на это внимания, то можешь просто слечь и не встать. Такова плата, которую взимают глубины.
Антон уже не доверяет своей памяти. Память уверяет, что он сражался и побеждал морских чудовищ. Но объективная реальность говорит, что в таком состоянии легендарному Спрутобою не одолеть и медузы.
Антон поднимается на ноги. Ноги – держат. И та, что свободна. И та, на которой резиновый браслет, соединенный с плетеной леской. Вроде тонкая, но порвать – даже не пытайся. Леска тянется к металлической хреновине, похожей на смесь морского конька с морским же ежом. Хреновина располагается в первой шлюзовой камере и представляет собой несколько барабанов, на которые намотаны остальные лески. Сейчас они блокированы гермодверью.
Приближаться к гермодвери не стоит. Можно схлопотать дубинкой от дежурного экопа, который бдит на посту.
«Сколько дней продержался отец?» - думает Спрутобой.
Отец был преступником. Когда Антону было примерно три тысячи дней, отца забрали. Сюда. Навсегда.
«Сколько дней?» - гадает Антон.
Сосед слева совсем плох. Он корчится на полу, руки-ноги отнялись. Тело сотрясается, будто внутри поселилась рыба, что хочет вырваться на волю.
Сосед справа с трудом, но подымается.
- Как ты? – спрашивает его Антон.
- Повоюем, - сплевывает (делает вид, конечно) на пол сосед, молодой паренек с веснушчатым лицом.
Паренек нравится Антону. Но смысла знакомиться – никакого. Все равно конец – определен и неминуем. Стоит подумать о чем-нибудь более насущном.
Например, о том, сколько дней продержался отец.
Эх, уметь бы читать! Отец-то грамотный был. Он мог нацарапать что-нибудь на стене.
Еще Антон, случается, думает о том, как отсюда сбежать. Зряшные мысли. Отсюда не сбегают.
«Я буду исключением!» - думает Антон. И сам себе, конечно же, не верит.
Самый простой вариант побега выглядит вот так:
- дождаться открытия шлюзовой камеры, подобраться к барабанам, освободить леску;
- одновременно вырубить охранника, отобрать дубинку;
- направиться к выходу, протиснуться, мимо других тел, других барабанов;
- одолеть еще как минимум двоих (троих, четверых) экопов.
Самое главное слабое место этого плана - схватка с охранником. Антон изможден. Куда ему биться с упитанным экопом? Конечно, Антон знает несколько хитрых приемчиков. Но вряд ли у него просто хватит сил.
Антон ничего не ел уже пятый день.
Охранник уже рядом.
- Это ты, что ли, Спрутобой? – вдруг говорит он.
Антон медлит. Отвечать? Или нет? И что он, в конце концов, теряет?
- Я…
И еще Антон вдруг успевает отметить в лице экопа что-то необычное. Как будто… уважение?
Экоп достает из кармана водорослевый брикет, бросает Антону:
- Жри!
Как ни слаб Антон, но поймать брикет он в состоянии.
Замечает глаза паренька, соседа справа, конопатого.
- За что? – спрашивает Антон.
- Ха-ха! – веселится экоп. – А мы с парнями поспорили, сколько дней ты продержишься. Я поставил на шесть. Так что не подведи.
- Да пошел бы ты, - усмехается Антон. – Возьму, и сегодня подохну. Просто, чтобы тебе насолить.
Рожа охранника приближается к Антону.
- А ты не меня огорчишь, мясо. Ты очень важных людей огорчишь. Или не понял?
Оп-па! Неужели охранник передает какое-то сообщение? Вот даже как? Антону кто-то хочет помочь бежать? На шестой день заточения? Бежать отсюда, откуда никому не удавалось?
Это бред. Скорее всего, действительно поспорил экоп, развлекается.
Антон разламывает брикет, отдает половину соседу справа.
- Держи, пацан.
Глазам трудно поверить, но конопатый расплывается в улыбке.
- Спасибо, Спрутобой! Ты реально крутой чувак!
- И ты меня тоже, что ли, знаешь? – кисло усмехается Антон.
- Конечно! О тебе все знают! А меня Кеша зовут!
«Да на фига бы мне знать твое имя?» - думает Антон.
***
Если спросить Антона, как он сюда попал, то ответить ему будет не так просто.
Взяли его в богатых кварталах, глубоко под рынком. Антон спустился туда разобраться с одним бизнесменом. Звали барыгу Игорьком. Игорек взял на продажу мясо – и пропал. Одного спрута, трех рыбин, полтора десятка рапанов-гигантов. Занести наверх деньги – вроде как забыл.
Бывает.
Особого интереса к этому делу у Антона не было. Даже денег пока хватало.
Но и причиталось Антону много – за спрута и рыбину. И охотники ждали решения именно от него. И как от главного добытчика, и как от вожака.
Антон пока что медлил. Сделки с Игорьком он уже заключал. Игорек вел себя хорошо, понимающе. А теперь или решил взбрыкнуть, или с ним что-то случилось.
В принципе, дело было пустяковым, выеденной мидии не стоившим. Но Антон как чувствовал что-то.
Решил проведать Старика.
Тот совсем сдал. Антон помнил его еще крепким, полным сил. Помнил, как Старик провожал будущего Спрутобоя на первую охоту. Было это больше двух тысяч дней назад.
Время оказалось неумолимо к Старику. Каждый день будто выдергивал из него по нитке, как из куска пакли. Старик отощал, впали щеки, выпали зубы. Брала свое болезнь – та, что раньше обходила стороной.
- Главное, что я не утратил пугающий вид, - сказал как-то Старик. – Как раньше боялись, так и сейчас боятся.
Про болезнь, доедавшую старика, говорили разное. Считали заразной. Поэтому даже охотники боялись заходить в отсек к бывшему главарю.
Без страха заходил только Антон – главарь нынешний.
Болезнь изглодала тело Старика, но не его разум.
- Тебя что-то гнетет, - со всегдашней своей проницательностью определил бывший наставник.
Антон с ужасом отметил, до чего же страшен стал Старик. Обтянутый кожей скелет. Да и кожа – какая-то словно бумажная. Тронь, и рассыплется в пепел. И как уродливые рты – влажные, голодные язвы.
- С Игорьком некоторые проблемы, - решился Антон. – С бизнесменом.
- Так пошли ребят. Они разберутся.
- Обычно Игорек сам приходит, без напоминаний.
- Так, значит, и теперь придет…
- Не все так просто, - вздохнул Антон. – Миха Циклоп рассказывал, что видел Игорька на рынке. Тот шиковал, на носилках ездил.
- Кинул, думаешь?
- А что мне еще думать?
- Если так, то… - Старик закашлялся, Антон ждал. – Если так… Нужно спросить с него.
- Конечно. Такое прощать нельзя. Получится, что бизнеса могут охотников кидать. А это нехорошо.
- А вдруг – ловушка? – прищурился Старик.
- Да брось! Экопы нас не трогают…
Это была правда. Одной из парадоксальных истин, которые узнал Антон здесь, на верхних уровнях, оказался тот факт, что экопы и охотники были крепко повязаны друг с другом. Точнее, враг со врагом, если смотреть правде в глаза. Охотники добывали мясо, а главари экопов – толстопузы, его покупали. Все стороны этой сделки действовали совершенно незаконно. Но под раздачу попадали обычно продавцы-посредники. Ну, или те из охотников, которые решали сами продавать свою добычу.
- Зачем бы экопам объявлять нам войну? – прищурился Антон.
Старик долго смотрел на Антона, словно с сожалением. Словно говоря: «Ну, как я тебя, такого глупого, на руководстве оставляю?»
- Потому что они теряют власть, - прошелестел Старик. – Раньше говорили: «Утопающий хватается за соломинку». А толстопузы слабы. И трусливы. Трусливые слабаки способны на предательство. А первыми в списке тех, кого можно предать, значатся охотники.
- Надо разобраться, - качал головой Антон.
- Так разберись и не морочь мне голову! – рявкнул Старик.
Откуда только взялись силы? На мгновение Антону показалось, что перед ним – прежний, еще не съеденный болезнью, Старик.
- Что-то здесь не так, - щурился Антон.
- Неужели твой внутренний голос что-то тебе говорит? – будто бы с ехидством (а так оно, скорее всего, и было) осведомился Старик.
- Почему-то… почему-то я не хочу спускаться. Что-то как будто меня предостерегает. И это не просто страх…
- Это интуиция, - перебил Старик. – Хорошо, что она у тебя есть. Ее надо слушаться.
- То есть, не ходить?
- Конечно! – выхаркнул Старик.
- Но не так все просто. Если я не поинтересуюсь у барыги нашими деньгами, я потеряю свой авторитет среди охотников. И что же мне – смириться с потерей влияния?
- Сынок, делай, как знаешь! – на бледном лице Старика вздулись жилы. Казалось, что лицо его сейчас лопнет. – Теперь-то ты видишь, как тяжело принимать решения. Видишь, что вожаки – не зря хорошо питаются.
- Но как мне быть?
- Как хочешь. Сам решай. А теперь – проваливай. Я от тебя устал.
Эта встреча со Стариком оказалась последней…
***
- Пошли! Пошли! – вырывает Антона из размышлений крик охранника.
Голос экопа визглив, режет перепонки. Те после пяти дней в Бездне и так сочатся кровью.
Экопов много. Они освобождают от браслетов тех бедолаг, что отмучились. Они надевают резиновые браслеты на новичков. Новички пытаются улыбаться, на что-то надеются. Глупые.
Кто-то так и не встал.
- Пошли! Пошли!
Дубинка бьет по чьей-то спине.
- А завтрак? – ёрничает кто-то из новеньких.
Шмяк. Дубинка. Крик.
- Завтрак захотел, а?
Экопы гогочут.
Тррррррдыщщщщщ! Поднимается стена первого шлюза.
Антон – уже опытный бездноход, поднимает освобожденную плетеную леску, наматывает на руку, сколько может удержать. Все потому, что ворота опустятся, и лески снова окажутся заклинены. Ворота герметичны и тяжелы. Они зажимают плетеные прочные путы. Чем больше лески утащишь с собой, тем дальше сможешь отойти.
Шлюзовые экопы – распределяют баллоны, маски, пакеты. Баллоны дрянные, сделаны здесь, в Башне, в промсекторе. Забивают их воздухом по пятидесятому, а то и сотому разу. Не специальной газовой смесью, как следовало бы, а обычным воздухом. Многие баллоны воздух просто не держат. А те, которые держат, бывают с недовесом. Впрочем, манометров на этих баллонах нет. Определить – насколько полон баллон, можно только по весу. Но это – очень, очень неточно. В бездну ты идешь на один час. А газа в баллоне хватает на сорок пять минут. В бездне ты начинаешь испытывать страх, сильнейший страх. Начинаешь жрать воду – дышать часто и глубоко. А это – ошибка. Как бы ты ни боялся, дышать надо спокойно и очень размеренно.
Антон уже видел, как умирают от нехватки воздуха.
Конопатый Кеша – снова рядом. Смотрит.
- Дыши спокойно, размеренно, - зачем-то предупреждает Антон. – Попробуй выжить.
- И тебе не умирать, - отвечает парень.
Шлюзовые экопы смотрят на Антона, вдруг о чем-то перешептываются, роются в куче дрянных баллонов. Протягивают Антону один – явно поновей.
«Дожить, что ли, до шестого дня? – думает Антон. – Прямо интересно. Вдруг меня для чего-то берегут?»
Но это настолько невероятно, что не стоит об этом и думать.
Антон надевает маску, сжимает загубник. На спину Антон крепит воздушный баллон, к которому прикреплен регулятор с вентилем, понижающий воздушное давление. От регулятора отходит шланг, который заканчивается регулятором второй ступени, на который, в свою очередь, насажен загубник. Завершает экипировку полиэтиленовый пакет. Его надо просто держать в руках и собирать в него всю морскую дрянь, которая только найдется.
Сейчас будет тяжко.
- Пошли! – орут экопы.
Шшшшштррррыыыыдыыыщщщщщщщщщ!!! Поднимаются ворота второго шлюза.
Антон спешно «продувается», чтобы выровнять давление. Человеку, не знающему, что он делает, кажется, будто Антон просто сморкается в два пальца.
И – вот оно. Ощущение давления, боли в висках пропадает. Хорошо продулся.
Сейчас пойдет вода.
И вода – рушится, крушит, выволакивает в Бездну несчастных узников.
Безнадежности картине добавляет еще и то, что вокруг – полнейшая тишина. Чья-то тихая агония. Чья-то тихая гибель. Сейчас пока все спокойно. Но скоро, знает Антон, задыхающиеся узники начнут драться, пытаясь отобрать друг у дружки регуляторы. Происходит это не потому, что они такие уж эгоисты, думают только о себе. Это – паника, часть паники, когда человек понимает, что смерть уже рядом, что воздуха нет. Но зато он есть у того, кто рядом с тобой. И надо попытаться его отобрать, завладеть жалкими остатками воздуха из соседского баллона.
Антон идет, идет сквозь вязкую стену воды. Переступает по донным камням. А хочется просто – упасть и сдохнуть.
Но подыхать нельзя. Хотя бы из любопытства.
***
Для того, чтобы спуститься вниз, у Антона имелась еще одна причина. Старик этой причины не знал. Да и озвучивать ее не было особого смысла. Сказать Старику о ней, значило пасть в его глазах.
А пасть в глазах бывшего главаря было куда хуже и больнее, чем потерять авторитет у охотников. В конце концов, тем можно было объяснить все, и без утайки. Так и так, парни. За деньгами, конечно, сходить можно. Но гнилит барыга – неспроста. Какую-то двойную игру ведет. И дальше – стариковскими словами, про подлую власть толстопузов, про двуличных экопов. Поймут. Тем более, что Антонова доля – самая большая. И то отсиживается, выжидает. Значит, надо.
С голоду никто из охотников не помрет. Большинство – свободные, без семей и детей. А на общих водорослях пересидеть опасные дни можно.
Но предчувствие беды – было. И это предчувствие соседствовало с сильным желанием оказаться внизу.
Так чего же хотел Антон?
Прежде всего, он хотел разобраться в странных чувствах, которые он неожиданно стал испытывать к одной девушке внизу. Антон не понимал, что с ним происходит, но его влекло к ней, хотелось быть с ней рядом.
Раньше Антону исправно снилась охота. Во сне он разил чудищ ножом, пускал им их бледную кровь. Но теперь… Одной из предыдущих ночей Антон по прозвищу Спрутобой любовался волосами таинственной незнакомки, держался с ней за руки. Охотник испытывал какое-то неведомое ранее чувство. Ему, например, хотелось сжать девчонку – всю такую хрупкую, нежную в объятиях. Или вдруг – еще того интереснее: появилась мысль о том, каковы ее губы на вкус.
Конечно, такие думы в голове сурового Спрутобоя, вожака грозного племени охотников, означали что-то странное.
Например, их появление могло означать, что Спрутобоя кто-то заколдовал. Такое вполне могло быть. Антон знал нескольких колдунов, достаточно сильных для того, чтобы свести человека с ума.
Женщин наверху не было. Жить здесь было опасно. Да и охотники – как правило, темные личности, а промысел их рискован. Охотник в любой день может погибнуть. Для женщины создавать семью с охотником – значило обречь себя на печальную участь.
Впрочем, у некоторых охотников были внизу жены и дети. Сам Антон был из такой семьи. И осиротел, когда отца забрали в бездну экопы. Оказавшись внизу, охотники, как правило, но не всегда, скрывали род своих занятий. Женщины не должны были этого знать.
А сам Старик, воспитавший Антона вожаком, к слабому полу относился без особого уважения.
Как-то Старик пел древнюю балладу о вожаке охотников. Большей части слов Антон просто не разобрал. «Остров», «стрежень», «челны» - молодой охотник даже представить не мог, что все это значит.
Герой баллады – отважный охотник возвращался со своими парнями с большой добычей. Было это во времена, когда охота велась на поверхности воды. Герой баллады был беспредельщиком. Он не просто охотился на тварей, но и отбирал имущество у толстопузов. И вот, ограбив одного из них, охотник похитил и его красавицу-дочь. Девушка была настолько красива, что вожак размяк перед нею безвольной медузой. Хорошо хоть товарищи возмутились. Они заявили, что предводитель променял их на бабу. Охотник опомнился и утопил красавицу.
Тогда, примерно тысячу дней назад, Антон не сомневался в правоте того древнего охотника. Все правильно сделал, что тут рассуждать.
Но теперь, когда образ одной из красавиц стал преследовать Антона по ночам, Спрутобой вдруг понял и другой смысл баллады. Тот древний охотник любовался на свою пленницу, сжимал ее в объятиях, узнавал вкус ее губ. Неожиданно Антон понял, что за эти ощущения можно, пожалуй, и позабыть об охоте. Так вот, значит, через что переступил древний герой! Это – поступок даже страшнее, чем просто убить человека. Это – убийство человека, который для тебя интереснее (и желанней!) всех на свете.
Это – очень крутой поступок. Теперь Антон вовсе не был уверен, что смог бы поступить так же, как тот, древний, вожак.
Нет, конечно, время от времени женщины на верхних уровнях башни появлялись. Но это были, как правило, немолодые, уродливые проститутки, которые соглашались подняться в логово к охотникам. Исключений не было. Терять этим женщинам, было, в принципе, нечего. А Антон их и как женщин не воспринимал. Никакого волнения при их появлении он не испытывал. Только раздражение.
Старик одобрял юношу за суровость и стойкость перед искушениями. Антон и сам полагал, что останется таким на веки вечные.
Какой же он был глупец!
В тот день, когда неведомая красавица перевернула его сердце, Антон прокрался на один из нижних уровней. О, нет, Спрутобоя вовсе не ждали в тот вечер дела. Просто в просторном помещении, которое по старинке называли «Коктейль-холл», должно было состояться театральное представление. Никто уже давно не знал, ни что такое «коктейль», ни что такое «холл». Однако в театре хотелось побывать. Тем более, что уже за несколько дней до первого показа о будущем спектакле гудел и болтал весь рынок.
Антон отправился туда под видом молодого бизнесмена, в дорогой (и древней!) шапке-бейсболке, под козырьком которой было очень удобно прятать лицо. С Антоном пошли двое – Лёха Иглобрюх и Виталя Звездун, одолевший в первом своем поединке двухметровую морскую звезду. Конечно, так себе подвиг. Звезды славятся своей неповоротливостью. Но в то же время Виталя был везуч и весел. А это дорогого стоило.
Чтобы не толкаться и не быть узнанными случайными экопами, охотники задорого купили себе места на балкончике, который, как оказалось, называли «ложей».
Спектакль назывался «Ромео и Джульетта», про любовь из древних времен. То, что происходило на сцене, не очень увлекло Антона – путаная история с множеством непонятных слов. Впрочем, где-то в середине пьесы на сцене возникла драка на арматуринах, которые артисты называли «шпагами». Один из артистов – Ромео – быстро выиграл, выбив прут из рук противника, а затем сделал вид, что убивает врага. Ну, а проигравший стал жеманиться и тоже делать вид, что умирает, простонав перед «смертью»: «Чума на ваши оба дома!»
Вот это Антону совсем не понравилось. Желать кому-то чумы? Это очень страшное проклятие.
- Язык тебе, дураку, вырвать! – высказался Виталя Звездун.
Его, как ни странно, в публике поддержали. Кто-то даже захлопал.
Публика состояла из рыночных торговцев, экопов, толстопузов, многие из которых были настолько жадны, что не хотели тратить ни полбрикета на места в «ложах». Босяков и работяг на спектакле вообще не было.
После упоминания о чуме, спектакль окончательно разонравился Антону. Спрутобой принялся изучать публику – сначала внизу, в зале, затем на соседних балконах.
И вот тут-то он и увидел ту девушку, которая впоследствии лишила его покоя и вторглась в его сны.
Девушка сидела в соседней ложе. Ей, похоже, спектакль нравился. В какой-то момент она даже подскочила с места и захлопала в ладоши.
И вот тогда-то Антон понял – пропал. Красивый, неимоверно манящий профиль девушки, обрамленный густыми темными волосами, озорной блеск глаз, тонкая линия губ…
Антон не понимал, почему вдруг сердце забилось так сильно. И почему в груди разлился странный жар. Секунды растянулись, как резиновый шланг. А Антон все не мог оторвать от девчонки взгляда.
Звездун что-то говорил, пихал Антона локтем в бок. Но Спрутобой, храбрый охотник, потерял всякий разум. Он не слушал Виталю, отмахивался: «Отвали!» Антон пытался понять, что же с ним происходит.
А когда красавица встретилась с ним взглядом, по коже побежали щекотные мурашки. А когда улыбнулась – накатила необъяснимая радость.
Остаток представления прошел, будто в тумане. Антон отправил спутников наверх, весьма неубедительно соврав, что ему надо тут кое-что «порешать». Сам спрятался в темном переулке у «Коктейль-холла» и принялся ждать.
И девушка вскоре появилась. Но в такой компании, что лучше бы Антону этого никогда не видеть. С ней был Каплан – один из самых богатых, самых влиятельных и самых подлых толстопузов.
«Она – его любовница?» - вспыхнул Антон, сжав кулаки. О, в этот миг он готов был, наплевав на любые опасности, вырвать у Каплана сердце из груди.
Но с Капланом была еще одна женщина – немолодая. Явно – жена. Но кто же тогда эта девушка?
Впрочем, загадка эта быстро получила ответ. Толстопуз помахал носильщикам и с фальшивой учтивостью сказал женщинам:
- Садитесь сюда! Лизанька, дочка, ты тоже. А я в других носилках поеду, а то эти сломаются, хахаха!
«Лизанька, дочка, Лизанька, дочка!» - повторял про себя Спрутобой.
Выходило так, что эта красавица, заставившая Антона пережить нечто небывалое, дочь одного из самых отвратительных толстопузов башни?
Незаметной тенью Антон проследовал за носилками, в которых везли Лизу. Конечной целью был люкс на одном из самых нижних уровней.
Антон понял, что вернется сюда. Непременно вернется. Он попробует познакомиться с Лизой. Хотя захочет ли она общаться с охотником, чье лицо изуродовано шрамами?
Ответа на этот вопрос Антон не знал. Волновался. Но волнение было каким-то приятным. Не таким, как перед схваткой. Другим, почти не объяснимым.
После разговора со Стариком Антон решил, что вылазке в башню – быть. А во время этой вылазки Спрутобой найдет способ встретиться с Лизой. Во что бы то ни стало.
Решение нельзя было назвать обдуманным. Скорее, опрометчивым. И эта опрометчивость привела Антона в Бездну.
***
Боль. Давление на перепонки. Руки-ноги уже почти не шевелятся. Но хуже, тяжелей всего – страх, липкий, тяжелый. Страх кричит тебе: «Ты сейчас сдохнешь! Сделай же что-нибудь!»
И с болью, и со страхом можно бороться. Нельзя сосредотачиваться на
том. Нельзя позволять тяжелым мыслям победить себя.
Это кажется невозможным, но воспоминание о Лизе не отпускает Антона даже здесь, в Бездне. Когда Антон вспоминает Лизу, отступает боль. Если это все-таки проделки колдуна, то старался, очевидно, очень сильный мастер.
Но это факт – мысли о красивой, такой недоступной Лизе помогают выжить.
Антон не знает, как это объяснить.
Сейчас Антон уже опытный бездноход. И он примерно знает, что нужно делать.
Он отмотал значительный кусок ласки, и у него теперь есть свобода маневра. Стараясь дышать очень тихо, экономя затхлый фабричный воздух, Антон идет к дальним камням.
Серые камни в окрестностях Башни обобраны. Бесчисленные каторжники очистили их от склизких микроскопических водорослей. Если тут когда-то и водились черви с рачками, то и их, как оказалось, давно нет. Какая-то добыча может оказаться только на дальних камнях.
Антон ощупывает один из камней. Его как будто вылизали. Он гладкий, совсем гладкий.
Не отчаиваться. Дальше. Дальше.
Антон старается работать. Работа тоже помогает забыть о боли. Но, конечно, далеко не так, как мысли о таинственной Лизе.
В первые дни Антон думал о побеге. Совершить отчаянный прыжок вверх. Он же умеет плавать. Попытаться. Что для этого нужно? Примерно сто метров лески. Но самое большее, что может намотать на руку Антон – пять-шесть метров. А если леску порвать? Но и это тоже – нереально.
Теоретически же можно сделать вот что. Для того, чтобы всплыть, нужен специальный жилет с воздухом. Жилетов у бездноходов нет. Зачем им? Но есть полиэтиленовый пакет. Если вытащить регулятор и поместить его в пакет, воздух потянет Антона вверх.
Воздуха может и хватить. Если манипулировать регулятором, направляя его то в пакет, то в рот. Но наверху, у охотников должны его ждать. Нет, это фантастика, слишком мало шансов. Ничтожно мало.
Антон перестал думать о побеге.
Наконец-то попадается камень, поросший склизкой серой кашицей. Антон соскребает, соскребает ногтями эту кашицу, бережно забрасывает в пластиковый пакет. Почему-то он даже горд.
Но дальше дела его идут хуже. Камни – совершенно голы. Брать здесь нечего.
Антон оборачивается. Почти никто рядом с ним не работает. А вот умирают – это да. Беззвучно, жутко. Умирают.
Вот держит себя за горло какой-то коротышка. И бьется, бьется в его теле невидимая рыба. А чуть дальше – лежит человек. Не шевелится. А чуть дальше – в жутком сером тумане дерутся двое узников – оба в панике. Один выдирает у другого изо рта загубник, дышит, дышит. Тот, кто оказался слабее, умирает.
На Антона тоже, случалось, нападали. Но Антон может дать отпор. Может быть, когда руки-ноги вследствие кессонки окончательно откажут, тогда его и одолеет кто-нибудь из бедолаг.
Вот такими усилиями, такими мучениями дается благосостояние Башни. Даются те водоросли, которые потом высушивают, прессуют в брикеты, которыми расплачиваются на рынке, тщательно взвешивая – надкусанные, ополовиненные, четвертушки.
Стоп!
Какое-то понимание сверкает в голове Антона. Голове, сплющенной невидимыми тисками.
Ведь почти никто из узников не приносит водоросли, понимает он. Никто. Если повезет – можно раздобыть жалкий плевочек серой кашицы. Обычно – не везет никому. В окрестностях Башни давно уже нет ни-че-го.
Антон вдруг понимает, что в брикетах – совсем не водоросли. Их там просто не может быть. Но что тогда? Что?
Ответа на этот вопрос Антон не знает.
Как и ответа на другой вопрос: а зачем здесь мучают людей? Зачем убивают? Неужели… специально?
Но для чего?
Рывок. Леска натягивается, дергается на лодыжке браслет. Антон теряет равновесие. Падает. Его волочит по выскобленным, гладким камням.
Он знает, что происходит. Это значит, что открылись ворота, пришел в действие барабан, наматывая на них многочисленные лески.
Конец работе.
Лески стаскивают в шлюзовое помещение безмолвные тела.
Машинально и равнодушно Антон отмечает, что мертвых сегодня – больше обычного.
А вот он – все еще жив. Странно.
Люди, еще живые (а таких совсем не много) вяло шевелятся.
Как уходит вода, Антон и сам не понимает.
Выжившие срывают маски.
Один из бездноходов – живой, но не может поднять руки. Пытается сковырнуть маску об колено.
Антон подходит к нему, снимает маску.
- Спасибо! – бормочет человек. – Где мои руки?
- Ты их не чувствуешь? – спрашивает Антон.
- Они не слушаются. Что это?
И что ему сказать? Правду?
- Ты умираешь, - говорит Антон.
- Это не больно? – трясется человек.
- Нет, наверное, - говорит Антон.
- Спасибо.
Спасибо? Неужто утешился?
Антон видит знакомое, конопатое лицо.
- Здорово, Спрутобой! – говорит Кеша.
Выжил малец.
Но это ненадолго.
Сейчас отдых – часа четыре. Отлежаться. Потом – снова в Бездну.
В следующем шлюзе уже экопы. Они сортируют живых и мертвых. Живых заталкивают в подвал. С мертвых снимают браслеты и отволакивают в сторону.
Один из экопов забирает у Антона пакетик с жалкой добычей и отшвыривает в сторону.
И вдруг Антон все понимает, но связно думать он не может. Голову разрывает боль. Так сильно, чудовищно сильно – болит впервые. Значит, конец уже близок.
Антон падает на пол и проваливается в вязкую черноту, которая вот уже пять дней и заменяет ему сон.
***
Давно Антон не бывал на базаре. С тех пор, как он стал охотником, здесь многое успело поменяться. И не в лучшую сторону.
Хотя кому как. Например, почти не осталось воришек. В те времена, когда Антон шустрил здесь на подхвате, криминальных физиономий хватало, что и говорить. А теперь… Теперь рыночную братву истребили экопы. Антон, конечно, слышал о рыночных «зачистках» (так назывались расправы на языке официальных реляций), но даже и представить не мог, что дела обстоят настолько серьезно.
Все – и торговцы, и покупатели – были серьезны, то и дело озирались. «Кто же вас так запугал?» - подумал Антон.
Впрочем, догадаться было не сложно. Рынок – некогда островок свободы, даже анархии, теперь кишел экопами. Их было много, даже, наверное, больше, чем самих покупателей.
Спрутобой вдруг понял, что, похоже, совершил ошибку. Одно дело выходить в море. Там – пусть опасно, но, в принципе, все понятно и по-своему справедливо. Здесь же, на притихшем, будто бы даже помертвевшем, рынке стало не то, чтобы не просто, а как-то подло.
Власть экопов шаталась, и, конечно же, они нанесли упреждающий удар – сюда, в сердцевину того, что считали хаосом, но что составляло истинную жизнь заброшенного в морской пучине отеля.
Теперь Антон понимал, что, пожалуй, допустил оплошность, когда думал, что бейсболка, чей козырек прикрывал покрытое шрамами лицо, поможет ему остаться неузнанным.
На охотников (а Антон взял с собой на вылазку неизменных Звездуна и Иглобрюха) косились. Осторожные взгляды недолго оставались таковыми. Чем дальше в торговые ряды углублялись охотники, тем откровеннее на них пялились.
Антон засекал мельчайшие нюансы. Вот побежал куда-то шныреватый парнишка. Вот мужик с гладкой, поганой рожей, почти не таясь, запустил руку под лохмотья. И что у него там? Гарпунный пневмат?
- План два, парни, - тихо сказал спутникам Антон. – Валите наверх.
- А ты? – одними губами, почти неслышно, спросил Иглобрюх.
- Я попробую их отвлечь. Давайте, не тормозите. Виталя – направо, Леха – налево.
- До встречи, Спрутобой! – начал было Звездун.
Ох, склонен он был к лирике.
- Проваливайте! Бегом! Бегом!
Парни приотстали. Звездун ввинтился в толпу около рядов с лохмотьями, а Иглобрюх с донельзя деловым видом устремился к рядам с лесками.
За парнями тут же направились экопы. Неприметному Витале повезло больше – он смог грамотно смешаться с толпой. А вот Леху пасли откровенно, уже даже и не скрываясь.
Э, нет, ребята. Так не пойдет.
Антон замер около лотка с древней, потрепанной макулатурой, которую продавал длинноволосый тип в древних, каким-то чудом уцелевших очках с треснувшим стеклом и перемотанными водорослями дужками. Антон остановился, потянулся за книжкой в черно-желтом переплете, на обложке которой была изображена женщина в бесстыдно короткой юбке с собачками.
Экоп с поганой рожей тут же обозначился неподалеку. Боковым зрением Антон перехватил его жадный взгляд. Не иначе – награду назначили за голову. Так, значит…
Стараясь ничем не выдавать себя, Антон листал книжицу. Подумал, что жаль – не знает он грамоты.
- Донцова, - пояснил очкарик. – Еще две есть.
Тип с поганой рожей был уже совсем рядом. Совсем…
Ну, что? Посмотрим, дружок, что у тебя за пазухой.
Легкое движение кисти, и книжка полетела экопу в физиономию, корешком угодив над переносицей. Экоп отшатнулся, что-то закричал очкарик, а Антон быстрой тенью метнулся вбок. Пользуясь тем, что противник на секунду ослеп, Антон резко и быстро двинул того ребром ладони по горлу. Хрустнул кадык. Экоп захрипел, а Спрутобой мгновенно запустил руку ему под лохмотья.
Так и есть – пневмат.
Еще один мгновенный удар, под дых. Другая рука выдернула оружие.
Теперь не давать им опомниться.
Антон перепрыгнул через прилавок с книгами и понесся прочь, к выходу на нижние уровни.
Экопы спохватились, но они – опаздывали. На долю секунды, но опаздывали.
Антон прыгал с прилавка на прилавок. В случае засады ни в коем случае нельзя было двигаться по полу – экопы могли накрыть его сетью. А сейчас – попробуй, набрось!
Один из наиболее шустрых экопов пытался перехватить Антона, опрокинув прилавок. Но Спрутобой среагировал быстрее. Мгновенный наклон, вперед и чуть вбок. Схватил с прилавка первый попавшийся товар. Что у нас в руках – ага, ботинок, резиновый.
Бац! Ботинок под крики торговца полетел в голову экопа. Вреда это не нанесет, но на секунду-другую противник оказался дезориентирован.
Экопы спохватились. Они не могли поверить, что Антон будет уходить по нижней лестнице – ведь засада-то однозначно перекрывала лестницу наверх. Возникла заминка, и она была Антону лишь на руку.
Впрочем, парочка особо шустрых хранителей порядка уже успела блокировать и выход вниз.
Ну, что же.
Антон выбросил вперед руку с трофейным пневматом, нажал на спусковой крючок. Гарпун, крепкий, металлический, полетела. Дай бог, чтобы линя хватило…
Хватило.
Гарпун вошел экопу чуть ниже солнечного сплетения. Враг захрипел, рухнул на колени.
Рывок!
Есть. Гарпун необычный, безлепестковый. Такие гарпуны – самое опасное оружие экопов. В море охотники его не используют. Да и зачем? В лепестковом гарпуне металлические лепестки расходятся в теле жертвы, не позволяют ей уйти. А если рыбу ранить безлепестковым гарпуном – она уйдет, без всяких проблем. Безлепестковые в самый раз для суши.
Поразив экопа, Антон выпустил рукоятку и, почти неуловимым движением раскрутив линь, метнул пневмат рукоятью в голову второму стражнику.
Бац! Присматриваться к последствиям броска Антон не стал.
Он уже летел вперед, пружинисто оттолкнувшись ногами от прилавка.
Короткий полет. И вот Антон рухнул на жирного, перепуганного привратника, собиравшего с посетителей брикеты на выходе.
Вход на базар был бесплатный, а вот выход – за деньги. Давняя традиция. Путь наверх стоил полбрикета, вниз – аж три. Оно и понятно – внизу жили экопы и толстопузы. Охранять вход на нижнюю лестницу было куда доходней.
Привратник рухнул на пол, покатился вместе с Антоном. В какой-то момент тело толстяка содрогнулось. Антон успел заметить, как в спину привратнику вонзилось сразу две гарпунных стрелы.
- Живым! Брать живым! – рявкал кто-то командным голосом.
Привратник орал. Антон оттолкнул его и помчался по лестнице.
На бегу он сбил носильщиков, которые, покряхтывая тащили носилки с толстопузом.
Куча мала, крики. Брань толстопуза. Что-то посыпалось на ступени.
Антон мчался – вниз, вниз! Перепрыгивал через три-четыре ступеньки.
Хоть бы парни ушли!
На площадке лестничного этажа вырос рыхлый экоп – страж «лаунж-зоны».
Что имели в виду строители, когда называли так этот этаж, Антон не имел понятия. Ну, а теперь и подавно некогда было задумываться.
Антон сгруппировался и нырнул охраннику в ноги. Удар его корпуса пришелся по коленным чашечкам.
Экоп истошно верещал. Сзади топотали, матерились.
Дальше…
Коктейль- холл.
Еще ниже.
Чилл-аут.
Ниже.
И вот они – нижние этажи. Люксы, в которых жили толстопузы.
Не задумываясь о последствиях, Антон прыгнул на оцепеневшего охранника, опрокинул его на спину, проехался вместе с ним по скользкому полу, подпрыгнул, побежал.
Спрутобой знал, что поступает глупо. Конечно, знал. Но он бежал по коридору люксов, на бегу мгновенно фиксируя двери.
Сзади топот, крики.
Люкс Каплана располагался за поворотом.
Сгруппировавшись, Антон швырнул свое тело на полотно двери. Та открылась внутрь, и Антон кубарем влетел в люкс толстопуза.
Визжала какая-то женщина. Служанка.
- Что за… - послышался вопль Каплана.
Еще один вскрик. Женский.
Антон остановился. Поднялся с пола.
Лиза.
Девушка стояла посреди роскошной комнаты, с креслами и каким-то громоздким, неведомым музыкальным инструментом - Антон даже не знал, как он звучит. Девушка была напугана, прижимала ладони к губам.
Антон быстро, даже проворнее, чем нужно, поднялся на ноги и посмотрел на Лизу.
- Привет, - сказал он.
И это было явно не то, что ожидала услышать девушка.
Было еще несколько мгновений, долгих, сладких. Антон запоминал каждое из них. Он смотрел на Лизу, на ее волосы, губы, прекрасное лицо.
- Ты – Лиза, - сказал он.
- Да. А вы…
На этом беседа закончилась.
На спину Антону бросился самый проворный экоп.
И теперь Спрутобой не сопротивлялся.
Странно, но он чувствовал себя совершенно счастливым.
***
Темнота вязкая. Антон даже не знает, с чем ее сравнить. Какой-то густой, черный суп. Антон вязнет в нем, борется с ним, бьет руками и ногами. Но понимает – уже недолго. Эта тьма поглотит его. И, может, это к лучшему.
Один из рывков особенно силен. И Антон просыпается. Темная пучина отпускает его. Возможно, что и в последний раз.
Голова болит, болит так, что терпеть это трудно. Где-то над переносицей, у глаз что-то бьется, хочет выйти наружу.
Антон стонет. Его стон сливается с множеством других.
Все это помещение – подвал громадного отеля, переполнено стоном.
- Ты как? – слышит Антон.
Обернуться стоит больших усилий.
- Нор… нормально…
Слова даются Антону с трудом.
Спрашивает все тот же рыжий мальчишка. Кеша, или как там его?
- Ты молоток, - говорит Кеша.
- Ага.
- Я вот что хотел… Возьми меня с собой?
- Чего? – удивляется Спрутобой.
- Ну… Ты же знаешь, как отсюда сбежать.
Антон начинает смеяться, но смех быстро переходит в кашель.
- Ты уверен?
- Знаешь-знаешь! – настаивает паренек. – Ты же герой!
- Я?!
- Ага.
- Ге-рой, - по слогам повторяет Антон. – Какая чушь.
- Герой-герой! – уверяет малец. – Я столько о тебе слышал.
- Все брехня.
- Да не скромничай. Я тебе пригожусь, Спрутобой!
Глаза открывать не хочется. Но зачем-то Антон это делает. Смотрит на паренька. Внимательно смотрит.
Не годится Кеша в герои. Щупловат. В кости тонок. Какой из него охотник?
- Чем пригодишься? – спрашивает Антон.
- Ну… Я читать умею.
Антон снова смеется.
От смеха почему-то становится легче.
- Если бы чтение могло нас спасти.
- А как знать!
- Ладно. Отвали.
- Не возьмешь?
Антон просто закрывает глаза.
Чтец, блин. Что толку от чтецов?
Сна уже нет. А в голове – вновь колобродят кошмары.
Водоросли… А ведь то, чем питается подавляющее большинство обитателей башни – не водоросли.
Это…
(мамочки, нет!)
…это то, что осталось от тех бедняг, которые попали в Бездну…
Липкий пот. Антона трясет.
«И я это ел?» - думает он.
В это мгновение Антон ненавидит экопов, ненавидит их подлую, лицемерную власть.
Можно было бы питаться морскими гадами, наладить их добычу. Но тем сукам, которые находятся у власти, гораздо легче убивать себе подобных.
Вот почему они так любят мясо. Вот почему покупают его так задорого.
Антон не представляет, да и не хочет представлять, каким образом перерабатывают несчастных мертвецов. Не хочет знать, как их делают похожими на водоросли. Экопы хитры, гнусны, коварны. Они наверняка разработали способ.
«Съедят и меня», - понимает Антон.
То, что он провалился в сон, Спрутобой понимает не сразу. Лишь когда ему в ребра тыкается конец дубинки.
Над ним нависает экоп.
- Э, подъёмчики! – говорит он.
Ну, Антон, вот и последнее твое погружение.
Но остальные – все еще лежат. Будят только Антона.
Спрутобой и не думает подниматься.
- Отвали, - говорит Антон.
- Подъем, кому сказано!
- На хрен. Дай поспать.
- Какой тебе спать? – появляется второе мурло, пинает Антона. – Люди важные ждут, а он разоспался.
Люди? Значит, все-таки кому-то из старших экопов понадобился Спрутобой.
Об этом Антон думал, перед предыдущим погружением.
- Идут они на хрен, - говорит Антон.
Две дубинки охаживают ребра, плечи Антона. Тело будто резиновое. Боли почти не чувствуется.
Антон собирает в пересохшем горле густой плевок. Метит в лицо одному из мучителей.
Но плевок вялый, бессильный. Повисает на штанине экопа.
Антона хватают за плечи, поднимают.
Кто-то из надзирателей снимает браслет.
- Пошел!
- Сам пошел, - говорит Антон и, улучив момент, падает на пол.
- Ну, сука! – ревут экопы.
Никто вокруг уже не спит.
- Ты знаешь, что за человек хочет тебя видеть? Да ты представить себе этого не можешь!
- Передайте этому человеку, - говорит Антон, - что клал я на него. И на его важность клал.
Вялым жестом показывает, что именно.
Экопы в бешенстве.
- Ты! Если ты не пойдешь, то мы… то мы…
- Да чихать я хотел…
На полсекунды даже получается заснуть.
Но Антона снова трясут.
- Подъем, ты!
Рыжий паренек смотрит на Антона, и в глазах у паренька… Что? Восторг, пожалуй.
«А почему нет?» - думает Спрутобой.
- С тобой говорить хотят!
- А я – не хочу, - говорит Антон. – И не буду.
- Будешь, сука, будешь!
Экопы подозрительно разговорчивы. Почему? Наверное, напуганы. Хм, это уже интересно.
- Ладно, - говорит Антон. – Буду. Но при одном условии.
- Вот гаденыш! Еще условия ставит!
Но слушают.
- Со мной вот этот паренек пойдет, - Антон указывает на Кешу.
- Чё-о?
- Иначе разговора не будет. Вы можете меня оттащить к своему толстопузу. Но я ничего ему не скажу. Мне начхать.
- Вот ведь гад, а? – переговариваются экопы.
- Может, тебе еще и девку привести?
- Мамочку свою приведи, отродье, - говорит Антон.
Его даже не бьют. Удивительно!
- Да хрен с ним! – слышит Антон. – Рыжего тоже отцепляй!
Спрутобой бесстрастно смотрит на Антона. А в глазах паренька – настоящий восторг.
Кто его знает, вдруг понадобится зачем-нибудь грамотей?
Экопы снимают браслет с паренька.
Антон поднимает себя с пола, плетется по подвалу.
Уже у выхода оборачивается и говорит оставшимся узникам:
- Эй, парни! Я, может, и вернусь. А, может, и нет. Но знайте… Я сделаю… Сделаю так, что эти… - Он кивает на экопов. – Что эти умоются кровью…
- Давай, Спрутобой! – слышит он вялые, будто бледные голоса узников. – Давай. Отомсти за нас.
- Я постараюсь, парни. Я очень постараюсь.
Дубинка тычется в спину. Но как будто даже вежливо.