Не знаю, как это произошло. Ведь был обычный день, изжелта-белый, изо лжи и стекла, придуманный не мной, а - как будто бы - Богом. Была крыша, тысячи людей подо мной, толпы людей, которые содрогаясь и пригибая свои головы, короткими перебежками шли по улицам.
Улицы - прямы и упрямы, они по-песьи верны пешеходам и их теням и с удовольствием лижут их растрескавшиеся, мокрые от быстрого шага ступни...
Были и другие люди, из другого материала и других задач - люди-убийцы, которые искали в этом городе такого же как они. Искали - и не находили. Не потому что я был ловким и опытным игроком. Была иная причина. И был прицел, и в нём я видел жирное одултоватое лицо - безобразного и сладострастного мужчины. Он шёл прямо и не спеша, как будто бы он сотворил улицу и людей, и распределил дальнейший ход событий, не забыв о собственной смерти.
Всего лишь перекрестие. Нажмешь - слегка зажужжит и умчится в безвозвратно-прекрасные дали. А затем стук поездных колёс, и прекрасное одиночество. Пруст и Джойс шепчут что-то на своем, далеком, и незнакомом языке. Гений и злодейство - две вещи несовместные.
Что-то не так пошло. Иначе. Я видел его в перекрестие, я чувствовал, как рвалась вперед пуля. Но я держал ее в черном стволе. Я держал, и думал. Держал и вспоминал. Держал, пока сладострастный мужчина, овеянный алыми флагами кричал и неистово махал своими руками. Держал, пока дирижируемая толпа вторила ему в такт.
Мне вспоминалось в это время, как десять лет назад я проходил обучение в одном лазарете. Вместе со мной там служил какой-то плюгавый и лысоватый санитар со сгнившими желтыми зубами, косивший одним глазом и харкающий кровью в нечистый клетчатый платок. Однажды он подошёл ко мне и тихо сказал:
- Сегодня ночью я вколол пациенту ударную дозу, и он отправился на нулевой этаж.
Солнце продолжало светить, и в лазарете также приветливо и весело свет отражался в белой плитке. А между тем, где-то - за два метра от меня и три метра подо мной - лежало мёртвое тело. Тело человека, который уже не принадлежал себе. Который лишился права на собственную смерть.
И надо было тогда, уже тогда звать людей, кричать и молить о помощи. Но я не стал. И стал тем, чем являюсь сейчас...
Человек заканчивает свою речь. Я держу его в перекрестье и бездействую. У меня больше нет рук и ног. Точно не ему, а мне вкололи тогда лишнюю ампулу.
Что это - гром? Возможно; гроза начинается. Возможно, и город смоет, и капля за каплей он уйдёт в небытие. Кто так решил? Плюгавый лысый человек в очках? Сладострастный оратор, застывший в чёрном перекрестье? Как будто бы Бог. Тот самый, что навсегда разлучил меня, Пруста и Джойса. Тот самый, что стал между мной и жужжащей пулей, и обрек меня на вечное и трусливое одиночество.
Выстрел не прогремел.