(несмотря ни на что, ироническая повесть)
ГЛАВА 12
КОЛЯ ПАХОМОВ И ДРУГИЕ
Расскажем вкратце про Николая Пахомова. Того самого Кольку, которого капитан Семага заподозрил в кражах.
Семь лет тому молодой ещё совсем парень был. Жил с дедом и бабкой. Выпивали втроём на пенсию стариков. Николай не работал. Да он и не помнил, учился ли в школе. Ездил в Райцентр пару лет с сумкой холщовой, в которой кусок хлеба лежал, одна тетрадка и карандаш. Вечно ломающийся. Лет с десяти ездил. Его бабка с дедом в школу записать забыли. А никто и не напомнил. Перестройка ж была. Не до Кольки и его вечно пьяных стариков. Вот он лет в десять только в первый класс и пошёл. И то случайно. Учительница одна в Деревне жила. Правда, на другом её конце. А Колька уже тогда по домам лазил, съестное искал. Он сначала дома всё облазил, но ничего не нашёл. Поэтому решил в других местах поинтересоваться. Неужели все так живут. Оказалось, что некоторые ещё хуже. Но попадались и вполне зажиточные. Там он и обедал, пока хозяева на работе прохлаждались.
Так учительница эта тоже дома еды никакой не держала. Так, на огороде кое-чего да крупы немного. Но сырую крупу Колька есть не мог. Его от неё сильно пучило. Дома как-то попробовал. Ужас. Тогда пацан морковки нарвал на огороде учительском и, не помывши, грызть начал. Не знал он, что огород учительский, а то бы помыл морковку обязательно.
А тут хозяйка вернулась. Она к автолавке за хлебом ходила. И увидела такую картину. Кольку с морковкой в руке. Заахала, заохала. Её, кстати, Натальей Егоровной звали. И детей своих у неё не было почему-то. И мужа тоже. Ну, мужа-то понятно. Откуда в деревне мужья? Пьяницы одни. А ребёнка бы могла где-нибудь в санатории или на курорте законопатить.
Так вот. Увидала училка Кольку, заплакала, что вот и у неё мог такой грызун родиться. Если бы не гордость её дурацкая. Умыла она пацана, морковки натёрла с постным маслицем и сахаром. Хлебца поджарила, чаю заварила. Всё, как для себя. Расспросила, откуда он, в какую школу ходит. Так и попал Пахомов в первый класс. Но, сами понимаете, сидел такой переросток на три года старше остальных. Да ещё и дремучий, как тайга.
– Сиротинушка, – вздыхали учителя и переводили Кольку из класса в класс. Хотя он для этого никаких усилий не предпринимал. А как? Ни учебников, ни тетрадок, ни родителей заботливых или хотя бы каких.
А дед с бабкой даже понятия не имели, что внук ихний учится. Наталья Егоровна обо всём позаботилась. И документы его оформила, и билет проездной бесплатный для Кольки получила, и морковкой с хлебом подкармливала. От себя отрывала.
Это года три продолжалось. А потом Егоровна эта заболела. Слегла. Она ж тоже сиротой была, никому не нужной. И с работы ей уйти пришлось. Так думаете, что Пахомов учиться продолжил? Контроля-то над ним не стало. Он вообще в школу ездить перестал. Натощак не наездишься. Его и отчислили. И запись сделали «в связи с переездом на другое место жительства». Чтобы статистику не портить.
А Кольке уже тринадцать стукнуло. Есть всё больше хотелось. Так он и повыше стал, половчее. Чем и пользовался. Через вторые этажи в дома лазить начал. И продуктами питания не ограничивался. На продажу кое-чего брал.
Вот тогда его и взяли. Не сразу, правда, а когда Кольке шестнадцать исполнилось. Он уже и выпивать с предками своими начал. Капитан Семага, который ещё старшим лейтенантом был. Вот он и брал. Да это, в общем-то, и не сложно было. Колька и не прятался никуда. Думал, что из-за капусты квашеной и тазиков алюминиевых никто искать его не будет. Ан нет. Нашлись люди, которым принцип дороже оказался. Да и не только принцип. Трудов своих жалко было.
Колька ж на святое посягнул – на бруснику, с сахаром протёртую! И у кого стащил? У самой главной деревенской краеведки, бабки Анастасии Родионовой. А ей доктор прописал бруснику эту весь год три раза в день по чайной ложке натощак употреблять. От болезни кровяной (не путать с колбасой).
Вот краеведка в милицию и сообщила. Так и написала в заявлении, что Колька Пахомов украл у неё восемь банок брусники с сахаром ценности неоценимой, потому что здоровье стоимости не имеет.
– Откуда знаете, – спросил Семага, – гражданка Родионова, что именно подросток Пахомов ягоду увёл?
– Так я сама и видела, – подтвердила свою версию краеведка. – Только побоялась встревать. Пацан хоть и мелкий, и худосочный, а с перепугу мог меня и жизни лишить. Да и больше некому. У нас вся Деревня знает, что Колька по домам шарит. Но не заявляют, потому что жалеют. А мне хоть его и жалко, но бруснику – жальче. Я ж к его деду и бабке ходила, банки вернуть просила.
– Ну? – спросил обалдевший Семага.
– Не отдают, – вздохнула Родионова. – Ничего, говорят, ни про какую бруснику не знаем. Вот и пришлось к вам идти.
Два года провёл Колька в колонии для несовершеннолетних. Там и школу-восьмилетку закончил. Он же не без способностей был. К тому же там питание трёхразовое было. Чего ж не учиться? О том, что питание таким регулярным бывает, Колька только в колонии и узнал.
А теперь Николаю двадцать три было. И жил он по понятным причинам один. Скромно жил. Работал, рыбачил. Только вот, как было сказано выше, выпивать начал. И работу даже поменять пришлось по этой причине. А всё началось с того, что как-то мастер производственный спросил Пахомова:
– Ты ж, Колька, в Деревне живёшь? И один, вроде? И дом неплохой, хоть и старенький? Я к чему это. Есть у меня приятели, которые рыбачить любят. Не пустишь их с ночёвкой? Они заплатят. А?
– Чего ж не пустить, – согласился Колька. – Только у меня в доме не прибрано, неуютно.
– Это – не главное, – сказал мастер. – Лишь бы крыша над головой.
Вот эти рыбаки к Пахомову и зачастили. Трое мужичков семейных, ещё не старых. Они больше не рыбачить ездили, а попить да мяса поесть на природе. Без жён и спиногрызов, как весело выражался их заводила.
Так это они Кольку к водке и пристрастили. Раньше, с дедом, он винишко дешёвое пил. На водку денег у них не было. А теперь, чего уж. Гуляли эти рыбаки с размахом. И постоянно спиртное у них кончалось. Так Пахомов в магазин и бегал. И брал-то, что подороже. И не по одной. Потому в Деревне про Кольку и заговорили. Мол, разбогател. Водку не по восемьдесят рублей берёт, как все местные, а по сто шестьдесят! Неспроста это.
Вот мы к современной ситуации и подобрались. Взял капитан Семага список похищенных у Лошаков вещей и к Кольке с ним направился. И далеко не один он был…
***
Мефодий, значит, долго решался. Руку даже поднимал для решительного действия. И пальцем указательным даже практически нажимал. Но снова давал «отбой». Не подумайте чего-нибудь такого. Это Фодя решался позвонить Соне Брик. Как же, решишься после таких событий. Извели девчонку, а теперь объясняйся с ней.
И тут Мефодию пришла в голову идея. Всё так просто в век всяких там технологий. Он решил написать эсэмэску. Через десять минут телефон Софьи Александровны тренькнул уведомительно. Она как раз рядом с домом припарковалась. И, не выходя из машины, прочла:
«Соня, нам нужно встретиться в автоинспекции. Снова переписать протокол. Тот я порвал. Всё будет хорошо. Прости меня. Мефодий».
«Вот семейка Адамс», – подумала Брик и написала в ответ: «Тебе надо, ты и переписывай. Вы меня достали».
Лошак тут же ответил: «Прости, это всё мать. Но я провел с ней беседу. Она больше вмешиваться не будет».
«А без меня переписать никак? Я бы потом как-нибудь подписала. Если честно, не хочу тебя видеть, автолюбитель», – написала Соня.
«Хорошо, я сообщу», – прилетело от Мефодия.
И, заметьте, ни криков, ни бурных эмоций. А чего со своим телефоном буянить. Он холоден, а если и греется, то только от тепла ваших рук.
***
Что ж делать. Вот чему Капитолина обучила сына, так это завершать начатое. Поэтому, не откладывая в долгий ящик, поехал Фодя в автоинспекцию.
Капитан тот не был нервным человеком. Хотя работа и обязывала. С утра до ночи с потерпевшими возиться, принципиальность показывать. Не каждый такое выдержать может. И все считают, что их случай исключительный. И что их связи самые-самые. А капитан-то на весь район один. Позавидуешь стойкости духа и способности маневрировать.
Как раз выдалась редкая минута отдыха. Инспектору даже удалось прикрыть глаза, с мечтой о кружке пива в баре у дома. А тут этот, Лошак.
– Можно? – говорит.
И снова робкий, снова стеснительный. И, не поверите, застонал капитан. Даже сил не было полковнику Гуньдюку звонить.
– Что вы опять от меня хотите? – жалобно так протянул инспектор. – А давайте меня виновником запишем? Я на всё согласен. Только перестаньте сюда ходить по очереди со своей мамочкой. Когда она прискачет? Через пять минут после вас? Так, может, и бумагу пачкать не будем? Сразу чистый лист ей и приготовим. Пусть рвёт себе на здоровье. Ля, ля, ля. Жу, жу, жу. Да не сошел я с ума. У меня дочка маленькая. Я ещё хочу замуж её выдать и внуков понянчить. А доживу ли я с вами?
– Не придёт она, – успел вставить Лошак.
– Как? – всплеснул руками капитан. – Неужели вы её того? В любом другом случае я вам не верю. Даже если все конечности у мамашки вашей ампутированы, всё равно на носилках доставят. Так вам не ко мне теперь. В убойный отдел идите. Их мучайте. У меня там ребята знакомые. Хотите, договорюсь, вас в камеру приличную посадят? К мошенникам и фальшивомонетчикам.
– Клянусь, не придёт! – вскрикнул Мефодий, пытаясь остановить этот поток эмоций. – Хотите, я сам поговорю с вашим генералом.
– Нет, – замахал руками капитан. – Товарища Гуньдюка я вам трогать больше не позволю. Хорошо, пишем протокол, и я его при вас сдаю в канцелярию, номер входящий поставим, чтобы уже никаких шансов изъять. Ну, как?
– Правильно! – обрадовался Фодя. – А то ведь и я не уверен был.
– И они ещё что-то будут мне говорить! – злорадно усмехнулся капитан, доставая чистый бланк. – Уж я людей всяких повидал. И мамаша твоя никогда не отступится. Дай ей бог здоровья.
Через пятнадцать минут счастливый Лошак покинул автоинспекцию, а обессиленный капитан набрал номер левого, зарегистрированного на какого-то бомжа мобильника:
– Джабраилов? Слушай меня внимательно. Появились сложности в твоем деле и, что прискорбно, новые затраты. В пределах половины от предыдущей суммы. Как скажешь, дорогой. Хорошо, тогда жду тебя сегодня. Не прощаюсь.
Надо же человеку как-то релаксировать, переключаться на положительные эмоции? Ну, конечно. А иначе никаких нервов не хватит! При такой-то работе!
***
– Машенька, – ласково произнесла Капитолина, дождавшись Бубликову после лекций в Университете и пригласив в кафе-мороженое. – Я тебя приглашаю ко мне на дачу. Нет, просто в гости. А дела подождут. Надо же нам с тобой поближе познакомиться. В неформальной обстановке.
– С Полинкой? – спросила Маша.
– Нет, подружка твоя нам не подходит, – покачала головой Капитолина. – Поэтому дальнейшее общение с ней я считаю бесперспективным.
– Без Полинки я не поеду, – ответила Мария.
– Ну, милая моя, – разочаровано протянула Капа. – Что ж ты, всю жизнь будешь за подружек держаться? Так ведь и на работу не устроишься, и личную жизнь не организуешь. За компанию только топиться хорошо.
– Ну, не знаю, – засомневалась Маша.
– А если не знаешь, то тем более умных людей слушай. Я тебе только добра желаю.
– Странно это всё, – вздохнула Бубликова и подняла настороженные глаза от опустевшей креманки, посмотрев прямо в зрачки Лошак. – Вы извините, конечно. Можно вопрос задать?
– Безусловно, – поощрительно улыбнулась Капа. – Смелее.
– Вот, – вздохнула Маша. – И девчонки мне говорят. А я всё не верю.
– Ну? – не выдержала Капа.
– Капитолина Никодимовна, вы молоденьких девочек любите? – лицо Бубликовой от напряжения покрылось тёмно-красным налетом.
Капа медленно хватала ртом воздух, пытаясь произнести хоть одну букву.
– Я замужем, – только и смогла ответить комбинаторша.
– Этот факт еще ничего не объясняет, – твердо произнесла Мария. – Прикрытие сокровенных желаний. Так часто бывает. Нам на психологии рассказывали.
– С чего ты взяла? – пробормотала Лошак.
– Так с чего, с чего. С того. Изучаете меня, проверяете. Будто для себя, любимой, готовите. Мороженого мне ещё закажите. А лучше – борща. И селёдки с картошкой. Если уж продаваться, то по-крупному.
– Здесь борщ не подают, – пробормотала Капитолина, решив, что не будет сегодня что-либо разъяснять этой девчонке. – А хочешь, домой ко мне поедем. Прямо сейчас. У меня солянка и котлеты с пюре.
– А на десерт я? – усмехнулась Бубликова.
– Дурочка. У меня сын дома. Взрослый, между прочим.
– Сын? – опешила Маша. – Тогда поехали. Я покушать с детства люблю. Мне ещё дед, когда уезжала, говорил, что пропадёшь ты, Манька, в городе. Мол, там на всём экономить надо, а ты привыкла к пище калорийной, неограниченной. С голоду, вздыхал, опухнешь. А я вот не пропала. Подрабатываю и питаюсь ещё по месту работы. Я лучше на колготках сэкономлю, а лишний раз пельменей поем.
– Пельменей у меня нет, – голосуя на дороге, пробормотала Капитолина.
– Ничего, – улыбнулась Бубликова. – И котлеты с солянкой сойдут.
(продолжение следует)