За полтора года жизни в соцсетях я пришла к выводу, что ставить на главное фото лобзающиеся (принимающие пищу, извините за выражение) лица – это верх удрученной влюбленностью глупости, ну или… назовите это как хотите. Но это – элементарно НЕКРАСИВО для начала.
К примеру, комментирует это сплетенное нечто какую-нибудь серьезную тему. Но как, скажите пожалуйста, с ЭТИМ разговаривать, оно ж из постели едва выбралось?
Когда во мне родилась эта мысль, она сразу же уложилась в формат статуса, как это часто бывает у активных «соцсетистов», но что-то меня остановило от незамедлительного опубликования. Я задумалась. Нет, за этой простой фразой столько всего, о чем надо было бы рассказать, что превращать её в одно гениальное предложение не имеет смысла.
А началось все с Веры.
Вера. С одной стороны она – обычная женщина: красивая, мудрая, умеющая самостоятельно ходить (по жизненным путям-дорогам), а с другой стороны Вера – это явление. Яркая, острая, экзотичная, она не может быть не в центре внимания. Есть в ней какой-то надлом, как было написано в какой-то, давно прочитанной мной книги. Собственно, у надлома даже есть имя, но я его благополучно не знаю: мы касались его лишь вскользь и в памяти оно не засело. Бывший муж на фоне отсутствия нынешнего.
Вера умеет, кажется, все: будучи старшей в семье, состоящей из сына и мамы, на её плечах лежит быт и благополучие их, а это развивает в женщинах такие умения…
Это небольшая характеристика приведена лишь в качестве прелюдии к основной теории, основоположником которой является Вера, а одним из обсуждающих профессоров – я.
Итак, коротая дорогу на работу в общественном транспорте и по тротуарам города (нам по пути), мы самозабвенно углублялись в научные дебри гормоновой теории, основные тезисы которой я постараюсь привести.
Итак, гормоны. Именно они являются основой… тьфу ты, нет, расскажу по-другому. Когда я рассказывала Вере о перипетиях своей семейной жизни, она мне и поведала о роли гормонов в этом сложном процессе. Молодость – это гормональный взрыв, направленный на то, чтобы продолжить род. Все. Вот так мы выбираем не тех, вот так мы летим и разбиваемся вдребезги: глаза наши закрыты, балом правят гормоны. А потом, размножившись, мы вдруг прозреваем. И что видим? Стоим на пороге свое семейной (или нет) жизни разбитые, разочарованные, опустошенные. Гормоны ушли на дно, глаза открылись, а жить-то теперь как? Свобода это не для всех, знаете ли.
И о чем бы мы не говорили, речи наши в итоге подходили к этим, будь они не ладны, гормонам. Поправилась на 2 кг, не могу похудеть. Гормоны. Не могу видеть мужа. Гормоны. Тянет куда-то. Опять они. Фильмы не могу смотреть, которые любила раньше, не верю я в те чувства, что демонстрирую актеры и не по той причине, которая лежала в основе знаменитого «Не верю!» Станиславского, актеры хорошо играют. Я просто не верю в само чувство. Так правильно, это тоже следствие гормоновой теории. Как зимой мы с трудом представляем летнюю жару и текущий по телу пот, так и в период остывания гормональных бурь вспомнить себя на их пике – задача трудная.
Звоню недавно Вере и рассказываю о том, что муж буквально на ровном месте закатывает скандалы, ходит весь напистолетенный. Вот – все хорошо, а уже через секунду он взрывается как порох. Может, у него кто-то есть? – спрашивает Вера. Уверена, что нет, - отвечаю. Ну, тогда гормоны, они, родимые. Стресс для мужчин – дело в наше время привычное. Вот на их бы трудном пути и было бы гормональное затишье, так ведь нет! Штормит. И чтобы в этом шторме не укачало, чтобы удержаться на ногах, нужно тоже штормить… своих, родных. Там-то, в их океанских просторов штормующих, раскачивающих, хватает.
Вот и подошла я плавно к тому, с чего начала: к лобзающимся. Неприятие, с которым я встречаю такие фотографии – еще одно следствие моего гормонального затишья. Уберите свои гормоны с глаз моих, успокоенных, долой! А то выставили напоказ…