Весна тысяча девятьсот пятьдесят пятого года выдалась ранней и тёплой, снег сошёл быстро, зазеленело разом и буйно... У Моти проклюнулись нарциссы, жёлтые. Таких не было не у кого.
Люда, Тома идите-ка сюда. Сестрички переглянулись радостно. Они с самого утра не могли дождаться, чтобы мама вышла за чем-нибудь в огород и заметила подарок. Правда голос зовущий их был какой-то не радостный, скорее напряжённый. Может мама не заметила? Может зовёт на прополку? Переглядываясь и предвкушая мамину радость когда она увидит посаженные вчера вечером, тайком ото всех нарциссы, сёстры поспешили на огород. Но мама стояла как раз у посаженных ими цветов. И радости на её лице не было. Девочки, откуда здесь нарциссы? Старшая, не без гордости сообщила, что это они посадили вчера, чтобы сделать сюрприз ей. Мама поглядев на них, как-то растерянно улыбнулась. Кто их вам дал? Сёстры переглянулись и опустили головы, младшая залилась румянцем: мы... мы взяли у Моти... их там много-много. Она вам дала, или вы сами? После паузы, через слёзы в голосе Тома выдавила из себя: сами. Вот, что девочки, берите цветы и несите обратно, и чтоб посадили там, где они росли. Как сёстры не просились, мама была непреклонна. Среди белого дня, через всю улицу идти с украденными цветами было не выносимо стыдно... Мотя не сердилась на них, показала только куда посадить цветы, которые выращивала для того, чтобы обсадить могилки мужа и детей. Когда девочки закончили, она дала им три корешка. Возвращаясь домой, сестрички плакали, и краска на их лицах была не меньше, чем когда они несли краденные цветы Моте.