О хоккушных элементах стихотворения Татьяны Коноваловой «Из родимого окна»
(опыт миниисследования)
Из родимого окна - жизнь не кажется суровой:
Сена стог, к нему - корова и соседова жена,
Беглый дождь, кривой забор, крыша старого сарая -
Все мы вместе зависаем и плывем - наперекор
Между небом и землей в утлой лодочке деревни,
От осадков и от скверны, кто - с собакой, кто - с семьей.
Из родимого окна – все, что видится, ласкает
Взгляд и слух: вот окликает кур соседова жена.
Вот никак не одолеет реактивный самолет
Мой промокший огород - тем, что вслед за ним белеет.
Вот лучи - наискосок из-под полога заката
Напоследок виновато - греют яблоне висок.
Вот вернулся шлёнда-дождь, от реки набравшись силы.
Свет соседка погасила, в ночь высматривает дочь.
Вот, в просветах между крыш, небо звездочки рожает,
Ветер в осень провожает августеющую тишь…
Из родимого окна, одинарного пока что,
Я волшебное лекарство пью по капельке до дна
И плыву-плыву-плыву в неизвестность в утлой лодке…
Небо. Ночь. А посередке - жизнь, которую живу...
Татьяна Коновалова (с)
* * *
Как-то недавно один из моих знакомых литераторов выдал такую мысль: "Я всегда говорил, что перечисление - убивает поэзию". Наверное, он прав. Но есть одно такое замечательное свойство в поэзии - как только формулируется некое нельзя-правило, тотчас же прибегают неугомонные товарищи (или же находятся классические примеры), нарушающие его и показывающие, что можно, все можно, если умеючи.
Стихотворение Татьяны Коноваловой «Из родимого окна» - однозначно можно отнести в разряд перечислений. Однако, на мой взгляд, скупость нанесенных мазков вовсе не ведет к примитивизму, а приближается к лаконичности (и, между тем, полноте) японского хокку.
"Сена стог,
к нему - корова
и соседова жена."
Ну и чем вам это не хокку? (Я исхожу не из примитивного формального понимания хокку, как суммы определенного количества слогов, а из попытки понимания сущности) Причем в самых лучших японских традициях - чувства и ощущения следуют из субъектов стиха, а не из интерпретации автора. Как пишет, известный французский философ-постструктуралист Ролан Барт в своей работе «Империя Знаков»:
«В хокку отсутствуют две фундаментальные черты нашей тысячелетней классической литературы: во-первых, описание (трубка лодочника, тень сосны, запах рыбы, зимний ветер здесь не описываются, то есть не украшаются разного рода значениями или моралью, которые, на правах знаков, вовлекаются в дело раскрытия истины или чувства...»
Примечательно отсутствие в этом татьянином «хокку» глаголов. Неназываемые отношения элементов стиха (а без этих отношений, все действительно бы вылилось в примитивное статичное перечисление), так вот, эти отношения тем не менее явственно проступают исходя из традиционного деревенского быта. А также из построения текста. Например, неглагольное «к нему» в этом "трехстишии" - на самом деле - очевидное движение, блестяще найденное решение одной из основной задач живописи: передачи движения, через статику.
Но к живописи, мы еще вернемся, а пока следующее хокку. Оно прописано аналогично скупо, но сочно:
"Беглый дождь,
кривой забор,
крыша старого сарая"
То есть дальше опять «картина маслом», или пейзаж акварелью. (Кстати, как известно, хокку очень часто шли в паре с картинкой). Апеллируя все к тому же Барту, находим у него по этому поводу такое рассуждение:
«Один классик жанра писал, что тема поэзии хайку- «поэт и его пейзаж», а ее цель - «создать многочисленные образы, человеческие и данные небом, связанные со сменой времен весны, лета, осени и зимы».
Ну пейзаж у нас перед глазами - это факт. Причем пейзаж не статический, а живой, изменяемый. Изменяемый – поскольку одним из его компонентов, к примеру, является дождь, что автоматически задает уже некое действие, движение, при этом еще и усиливающееся определением «беглый». Но и «кривой забор» – это тоже движение, заданное в статике, и , рождающее бессознательное напряжение.
И еще на один интересный фактик хотелось бы обратить внимание: на то, что мы имеем дело с картинкой, есть чуть ли не прямое авторское указание. "Из родимого окна – все, что видится, ласкает / Взгляд и слух:..." - то есть даже визуально задается здесь некая такая пейзажная рамочка.
Кстати, давайте еще раз вернемся к «кривому забору». Найденный образ, на мой взгляд, оказался блестящим. Хотя с точки зрения традиционной европейской поэзии, он, может, и никакой. Однако, в традиции хокку использование культурных шаблонов. В условиях чрезвычайной сжатости текста слово, строка должны перенасыщаться смыслом, а это как раз и делается посредством культурных стереотипов. В Японии это давно существующие образы улитки, сакуры, дождя, Фудзиямы и т.д. «Мы говорим партия – подразумеваем Ленин», Мы говорим сакура – подразумеваем мимолетность, щемящесть, легкость красоты, молодости и т.д.(смысл из стереотипа вытаскивается в зависимости от контекста и от читателя, а то и от настроения). Мы говорим «кривой забор» и перед нашими глазами встает целая грустная история деревни в целом или конкретного домика и конкретной жизни в частности.
И опять обратимся для иллюстрации авторитетным источникам, то есть к Барту:
«Еще до создания стихотворения поэт «выбирает» из каталога тем, например, образ «поющие цикады»; для носителя традиции немедленно разворачивается цепь ассоциаций: осень-печаль-белый цвет, поскольку цикады особенно пронзительно поют осенью, это пение навевает грусть особого толка (конец лета, конец жизни, наступление холодов), белый цвет связан с предзимним увяданием трав, выбеленностью камней, травы, белесыми туманами, «белым» холодным ветром (японцы различают ветры по цветам) и т.д. На этом примере очевидно, что мир образов хайку существует как набор очевидных всем носителям традиции ассоциаций вне или, вернее, до текста стихотворения.»
Очевидно, что «кривой забор» замечательно попадает под это определение, еще раз таким образом подтверждая «хоккушную» направленность данного стихотворения.
Однако, вернемся к тексту. Мы видим, что далее перечисление набирает силу, объекты оживают, начинают двигаться, действовать, вступать в прямой контакт:
"вот окликает кур соседова жена"
"Вот никак не одолеет реактивный самолет / Мой промокший огород"
"Вот лучи - наискосок из-под полога заката / Напоследок виновато - греют яблоне висок."
И все это в настоящем времени, как и положено при восприятии картины. Причем, чем ближе к концу, тем более сложные узоры мы встречаем. Если в первой приведенной строке, соседка кур просто «окликает» (то есть визуально мы имеем дело с непосредственным, мгновенным, можно сказать, сфотографированным действием, за которым маячит уже более сложный процесс кормления), то в дальнейшем идет усложнение действий по нарастающей. И почти замыкающее ряд, наиболее сложное и в то же время визуально остающееся простым:
"Свет соседка погасила, в ночь высматривает дочь."
Опять же – перед глазами простое действие, простая картинка. Усложнение идет за счет углубления смысла, возникающей в мысленной экстраполяции картины «Мать-дочь-ждет». С одной стороны здесь уже отход от одной визуализации. Автор утверждает, что мать ждет. То есть некая интерпретация уже есть. С другой стороны – это констатация факта без какой-либо эмоциональной интерпретации (типа матери грустно, нам грустно, мать волнуется и т.д.). Эмоциональное наполнение картинки выполняется зрителем-читателем, делая его, таким образом, активным участником процесса и через это в свою очередь, более сильно воздействующее на него.
И дальше от погасшего окна взгляд поднимается вверх, в небо, от темноты, только что пригасившей свет, к темноте, свет порождающей:
"Вот, в просветах между крыш, небо звездочки рожает,"
А после этого очень точно передаваемое ощущение одновременного движения внутри и снаружи, (точнее сказать, как-бы внутри и как-бы снаружи), вызываемое звездным небом в частности, и всем вышеперечисленным стиховторным видеорядом вкупе:
"Я волшебное лекарство пью по капельке до дна"
И плыву-плыву-плыву в неизвестность в утлой лодке…"
И вот на этом взлете мы замираем на несколько мгновений. Продолжительное трезвучное "плыву-плыву-плыыву", переходящее в три точки, в паузу. Это вздох перед окончательным выдохом, перед финальным хокку, объединяющим всю картину целом:
"Небо.
Ночь.
А посередке - жизнь, которую живу... "
И эхом из прошлого три строчки японской классики:
В осенних сумерках
Долго-долго тянутся досуги
Скоротечной жизни.
Мацуо Басё (пер.А.Белых)