Пока жива память, - я жив. Если нет настоящего и будущего — она подсказывает: « Это ты! Потому что вчера ты делал то же самое. Потому что ты проснулся в той же комнате общежития, как и сегодня, на той же самой обшарпаной кровате, принесённой с помойки, и на тебя смотрел твой потолок в обойных обрывках.
Потому,что как и сегодня ты что-то потом жевал, глядя в пустой угол, где раньше стоял телевизор... А потом...» Что же было потом?.. Может быть «потом» не было? И я — уже не я? Нет. Так можно правда кануть. Надо вспомнить, что было потом. Давай по порядку...
Меня нашли в капусте. А братишку моего Мишутку - на морковной гряде. Так мы появились на свет. В один день. Утром.
Мамой называли Нюрку - сердобольную душевную тихую подсобную рабочую сельмага, - так свою кровиночку кликала баба Маша, безраздельная и полновластная хозяйка в доме.
Мужиков не было. Отца я никогда не видел. Наверное был лётчиком, или космонавтом. Или капитаном дальнего плавания, - мать не говорила с нами на эту тему. Вообщем, уплыл он безвозвратно. Иначе не могло быть,- это я понял уже повзрослев,- жить под командованим генерала в юбке не каждый капитан способен. Нашёл самый лёгкий способ. Дал дёру.
Мать очень уставала на работе. Чего-то там таскала с места на место. Разгружала. Поселковые мужики в эти перестроечные времена в купе оказались не у дел, а значит почувствовали себя свободными от жизненных обязательств солидарно и крепко запили.
Помнится, вернётся она с работы, сядет прямо на деревянное крылечко, облокотится на сруб, закроит глаза и гладит нас по головкам, певуче полушепча: «Воробышки вы мои воробышки... Что вас ждёт на этой земле... В какую сторону повернёт вас ваша судьбинушка...». А у самой слёзы наворачиваются. То ли видела всё наперёд про нас. То ли от бессилия перед новой жизнью, когда на кусок хлеба было трудно заработать. То ли смерть свою скорую чувствовала от тяжелого труда? А мы, видя безмерную тоску, жмёмся к ней. Жалеем.
А первой умела баба Маша. Неожиданно. Как стояла в огороде, памятником вождю, так и рухнула навзничь. Словно взбесившиеся революционеры низложили. Мы как птички запархали вокруг неё, не зная что делать... Инсульт. А за неделю до этого, после очередного пересказа о нашем появлении на свет, она строго предупредила нас: «Вот я умру, долго не горюйте, скоро я вернусь к вам маленькой девочкой. Вы любите её, лелейте!»
Всё лето я с Мишуткой искали маленькую девочку в капусте. И на морковной гряде. И даже в картофельной ботве...
Кажется, вчера что-то произошло. Что-то важное и светлое. Связаное с надеждой. Надо вспомнить, ведь что-то правда было. Я к тому, что не сразу же я принял дозу и провалился в счастливую бездну? И к тому, что мне она уже сейчас требуется... И к тому, что меня остаётся всё меньше и меньше, так как воспоминания становятся с каждым днём короче. Может быть, с этим надо что-то делать?.. А, может быть, уже не надо. Скоро будет совсем неплохо...
Ну, что там ещё было в недоношенном детстве? Только быстро. Мама? Нет, мамы уже не было, был детдом. Серый. Длинный. И кровати в ряд, как потом в армейской казарме. А куда после детдома? Только в армию, а потом в копеечный физический труд до скончания, так сказать...
Гостинку профукал от безденежья. Облапошили. Ладно... Мне и здесь хорошо...
Что же случилось вчера? Может быть я ходил в магазин? Или цветмет сдавал?..
Вспомнил. Ко мне заходили. Девушка ошиблась дверью. Симпатичная - приличная. Федю искала. Повезло этому Феде...
Ах, ты Федя, Федя Федя
В фас похож ты на медведя
В профиль в точь на бегемота...
Любит, ищет тебя кто-то.
Интересно, Там такой же рай, как у меня после дозы? Или у меня лучше?..
Нет. Не могу терпеть. Всё под рукой, а я чего-то жду.
Может, кого-то?
Может быть её. Может быть она опять придёт сегодня искать этого Федю? Или другая расфуфырочка какого-нибудь шалопая Колю. Мне бы немного подождать. Ещё бы полчасика...
Ну, в конце концов, хоть сантехник, хоть кто-нибудь придите! Не возможно терпеть! Люди!!!
Его комнату вскрыли с полицией на седьмые сутки. Стоял июнь. Смердило несусветно. «За день второго наркошу забираем», - упаковывая тело в целлофан, и давясь вонью, проникающуя сквозь марлевую повязку, промолвил первый санитар. «Примета времени, - философски заметил второй. Потом добавил — Опять молодой. Рановато таким...»