По существующей теории, мозг работает по принципу компьютера, по программе, которая создавалась и совершенствовалась в течение сотен миллионов лет, и продолжает совершенствоваться. Поведением людей, как и животных с развитым мозгом, управляет расчёт мозга и инстинкты (унаследованные программы поведения, основанные на опыте предков), сознание и логическое мышление. Посредством сознания и мышления индивидуумы приспосабливаются к изменяющемуся миру, обучаются и приобретают собственный опыт методом проб и ошибок. При незнакомом раздражителе включается инстинктивная программа исследования, но анализ и вывод являются индивидуальными. Взрослые могут передать свой опыт детям путём научения, но передать его по наследству они не могут. Если состояние среды стойко неизменное, способ приспособления постепенно будет доведен до совершенства и затем отправлен в неизменные программы - инстинкты. Самой неизменной средой является стая. Следовательно, чем совершеннее существо, тем больше в нём инстинктов общения.
В 1771 физиолог Унцер назвал рефлексом автоматическую, стереотипную, целенаправленную реакцию организма на стимул, поступающий из окружающей среды или из самого организма.
Определения инстинкта не такие чёткие. Л. Морган высказывал следующее мнение об инстинктах: «граница между инстинктами и рефлексами точно установлена быть не может, так как инстинктивная деятельность представляет собою координированную серию рефлекторных движений». И. П. Павлов писал: "Таким образом, как рефлексы, так и инстинкты — закономерные реакции организма на определенные агенты, и поэтому нет надобности обозначать их разными словами. Имеет преимущество слово "рефлекс", потому что ему с самого начала придан строго научный смысл". И слово «инстинкт» почти исчезло из научных работ и учебных пособий.
Другие учёные, не отрицая, что инстинктивное поведение всех живых существ представляет собой совокупность безусловных рефлексов, назвать унаследованное поведение млекопитающих и людей только рефлекторным считали невозможным.
В. А. Вагнер называл рефлексы «элементарными процессами нервной системы». Он считал, что рефлексы поведения образовались благодаря счастливым случайностям (наглядный пример «счастливой случайности» - отрыв хвоста у ящерицы или клешни у краба, что спасло им жизнь). И сделал вывод, что инстинкты — это «не модифицированные рефлексы, а новообразования, возникшие на базе рефлексов, что вовсе не одно и тоже». Главным отличием рефлексов от инстинктов Вагнер считал «случаи нецелесообразности рефлексов... В этом заключается один из важнейших признаков, по которым рефлекс принципиально отличается от инстинкта».
Действительно, рефлекс работает, как реле, включаясь в любой ситуации, даже когда это не нужно. И только во время инстинктивного поведения безусловные рефлексы включаются один за другим в строго определённом порядке. Они как будто становятся «разумными»! Это наводит на мысль, что они связаны общей программой действий. Вернер Фишель писал: «…мы в современных исследованиях говорим о врожденной программе поведения». («Думают ли животные?»1973).
Г. Спенсер заметил, что инстинкты включаются в ответ на определённую ситуацию, а рефлексы – на определённый сигнальный раздражитель. Но прежде, чем инстинкт включится на ситуацию, мозг должен её оценить. Следовательно, инстинкты включаются на УМОЗАКЛЮЧЕНИЕ. Но было бы ошибочным думать, что инстинкты включаются на мысль. Например, инстинкт самосохранения включается против воли сознания, т.е. против его мысли.
Наблюдения З. Фрейда привели его к заключению, что движущими механизмами в жизни людей являются влечения. Так называемая «поисковая стадия» инстинктивного поведения животных с развитым мозгом (и людей!) представляет собой не что иное, как влечение.
Таким образом, мнения всех учёных, которые я привела здесь, не противоречат друг другу, а дополняют, ибо одни из них описали инстинктивное поведение животных, имеющих только аналог мозга (насекомых и червей) или примитивный мозг, а другие - различные составляющие инстинктивного поведения млекопитающих.
Инстинктивное поведение насекомых – это, очевидно, цепочки безусловных рефлексов, запускающиеся определёнными стимулами (внешними и внутренними), объединёнными общей программой в единое целое. И потому его условно можно назвать «сложным безусловным рефлексом» (по Павлову).
Рассмотрим знаменитый опыт Ж. Фабра с роющей осой, которая откладывает личинки в парализованном ею насекомом, чтобы оно служило им питанием, а затем замуровывает его в норке до созревания личинок. Фабр проделал с этой осой два опыта. Сначала он убрал насекомое из норки. Но оса всё равно замуровала её. Предыдущее действие закончилось, и она перешла к следующему, не понимая, что теперь её действия бессмысленны. Фабр изменил опыт. Оса всякий раз затаскивала насекомое в норку за один из усиков. Фабр отрезал усики. И тогда оса остановилась. А затем нашла новое насекомое, парализовала его, и т.д. Почему остановилась оса?
Разберём действия осы с самого начала. Они состоят из нескольких комплексов, которые в свою очередь состоят из безусловных рефлексов, включающихся на эталонный сигнальный раздражитель. Все эти достаточно сложные действия объединены общей инстинктивной программой, призванной обеспечить продолжение рода. Разберём последний комплекс. В генетической памяти осы записана схема подходящего участка поверхности почвы, а внутреннее побуждение заставляет её его искать. Она нашла участок, который соответствовал эталонному образу. В ответ на этот стимул по типу реле включилась программа определённых действий для рытья норки, каждое из которых являлось коротким рефлексом, включающимся в ответ на внешний стимул. Оса вырыла норку. Этот комплекс действий закончился. Начался следующий комплекс, который включился автоматически в ответ на завершение предыдущего. Оса вернулась к насекомому, проверила его наличие. Вернулась к норке, проверила её пригодность. Снова повернулась к насекомому, чтобы тащить его за усик. А усиков – нет! Тащить не за что! Очевидно, в программе этого комплекса есть ЭТАЛОННЫЙ ОБРАЗЕЦ насекомого с усиками. Без усиков образ насекомого не соответствует эталонному образцу, и очередной безусловный рефлекс включиться не может. Оса остановилась. А затем этот же комплекс инстинктивных действий начался заново, так как задача не выполнена, и следующий комплекс не может выключиться.
Наличие эталонов для безусловных рефлексов означает, что в цепочке безусловных рефлексов насекомых существуют промежутки, во время которых они ищут эталон для следующего рефлекса.
Таким образом, инстинкт продолжения рода роющей осы включается на внутренний стимул, и состоит из нескольких комплексов сложных движений, объединённых одной общей программой. Окончание каждого предыдущего комплекса действий рефлекторно (по типу реле) включает новый комплекс. А внутри комплексов каждое новое рефлекторное действие включается на строго определённый внешний стимул, между которыми есть промежутки.
Н. Тинберген показал, что роющая оса запоминает особенности ландшафта вокруг вырытой и закрытой ею норки, чтобы найти её, когда она вернётся с парализованным насекомым. Тинберген создал искусственный ландшафт, по которому оса отыскала свою норку. А когда он убрал поставленные им ориентиры, оса найти норку не смогла. Вероятно, в программе инстинкта этой осы следующим действием после комплекса: «рыть норку» запрограммировано действие: «запомнить ориентиры». Очевидно, сравнение реальных образов с эталонными и запоминание ориентиров для нахождения прикрытой норки – это работа головного ганглия осы. Если бы у насекомых вместо расчёта головного ганглия было мышление, оно могло бы включиться в промежутках между рефлексами и изменить поведение в соответствии с изменением ситуации.
В своей работе «Биологические основания психологии» В.А. Вагнер писал: «Уильям Джемс ... полагает ... что бывают случаи, когда к инстинктам присоединяется сознание...». К. Юнг также упоминает об этом учёном: «Так, по мнению У. Джемса, человек буквально кишит инстинктами» (К. Юнг, «Инстинкт и бессознательное»). Но Юнг согласен с идеей Джемса: «Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы проникнуть сквозь поверхностный слой большинства наших рационализаций и раскрыть стоящий за ними подлинный мотив — неодолимый инстинкт. В результате наших искусственных рационализаций нам может казаться, будто нас побуждает не инстинкт, а сознательные мотивы. ... Потому нам и кажется, что мы, практически, лишены инстинктов. ... никому ... не хочется признавать инстинктивную природу своего поведения».
При внимательном наблюдении можно заметить, что инстинкты у животных с развитым мозгом и людей работают в содружестве с мышлением. Инстинкты включаются на оценку мозгом ситуации. Сознание и мышление постоянно контролируют инстинктивное поведение, включаясь в промежутках между безусловными рефлексами. А это значит, что Уильям Джемс был прав в своих умозаключениях (жаль, он не смог их достоверно обосновать). Но и само сознание в определённых ситуациях контролируется инстинктом.
Я заметила, что у млекопитающих (и у людей в том числе), инстинктивное управление поведением по механизму действия можно разделить на простое и сложное.
Простой инстинкт самосохранения
Простым инстинктом самосохранения я называю насильственные стереотипные действия, которые внешне похоже на безусловный рефлекс, но включается не на определённый раздражитель, а в определённой ситуации, которую мозг оценил, как опасную для жизни, причём, опасную для данного индивидуума, а не для всех. Но ответные действия, одинаковые у всех людей и животных: два шага назад, в сторону от опасности, потом пауза, и если сознание пытается повторить опасные действия, снова – два шага назад.
Во время простых инстинктивных действий человек не ощущает ни желания совершить их, ни каких либо эмоций. Он не может их ни изменить, ни прекратить. Только после окончания действия простого инстинкта человек или животное может выбирать, как ему поступить.
Человек осознаёт, что его действия являются инстинктивными, поскольку они происходят вопреки его воле.
Пример.
Я в постоянном напряжении быстро спускалась по крутому и узкому хребту Ай Петри уже в течение 2-х часов, но не ощущала усталости. По дороге я увидела в конце этого хребта тропинку, пологую и безопасную. Но тут же снова сосредоточилась на спуске и забыла о ней.
Неожиданно узкая тропинка, по которой я шла, влилась в широкую, хорошо утоптанную тропу. Я с облегчением расслабилась и почувствовала, как сильно я устала. Но через несколько метров тропа упёрлась в большую скалу, на вершине которой стоял крест. По крутому склону скалы шла едва заметная покатая тропка и заворачивала за скалу.
Я остановилась, осматривая её. Мелькнула мысль, что я могу сорваться, если пойду по ней: я устала, у меня не подходящая для такого случая обувь, ветер не сильный, но будет мешать, а падение со скалы может закончиться только смертью. Но я возразила самой себе, что другого пути нет, если тропинка проложена именно здесь. Если есть тропинка в скале, значит, по ней ходят, а поскольку я уже преодолела много трудных мест на этом спуске, то смогу преодолеть и это. Не возвращаться же назад! Уже вечер, а я прошла только половину пути.
Все эти мысли пронеслись в сознании достаточно быстро. Я почему-то не вспомнила о том, что во время спуска видела безопасную тропинку по другой стороне хребта. Не помнила я и том, что кресты, обычно, ставят на вершинах отвесных скал, и что когда-то давно я уже была на этом месте, во время турпохода, и знала, что спуска с этой скалы нет. Но мой мозг всё это помнил.
Не долго думая, я решила идти вперёд, даже не отдохнув. Но когда я хотела сделать шаг вперёд, мои ноги сделали два больших шага назад.
Мне не было страшно. Я не испытывала ни волнения, ни физического оцепенения. Моё тело двигалось легко и свободно, но подчинялось оно не сознанию.
Я почувствовала удивление и возмущение, и подумала, что это “подсознательный”, не ощутимый мною, страх заставил мои ноги идти назад. И снова хотела пойти вперёд. Но тело сделало движение назад и прижалось к склону холма (поскольку отступать уже было некуда). Одновременно внутри меня разлилась какая-то жалобная тревога, а затем и мрачная тоска.
Так прошло 1-2 минуты. Шевельнувшись, я почувствовала, что тело уже подвластно мне, и я могу поступить по-своему, но трагическое настроение не проходило. Я поняла, что мною руководит инстинкт самосохранения, и отказалась от своего намерения. Тяжесть на душе тут же исчезла. Я почувствовала радостное облегчение и уверенность. Сразу же вспомнилась другая тропинка, которую я видела сверху, когда спускалась. Я решила вернуться и поискать её. Но когда я возвращалась, то увидела, что широкая и удобная тропа, которая привела к этой скале, продолжается и дальше, вниз. Это была тропа для туристов, ухоженная, со скамьями для отдыха.
Позднее выяснилось, что с другой стороны скала отвесно обрывалась вниз приблизительно на 150 метров, а тропка вела к кресту на вершине скалы (скалу и крест на ней хорошо видно с ялтинского шоссе). Даже если бы я прошла по этой тропинке, развернуться, чтобы вернуться назад, мне было бы очень тяжело.
Здесь столкнулись два вида управления: сознательное и инстинктивное. Сознание приказало ногам идти вперёд, а ноги сделали два шага назад. Что произошло?
Я правильно оценила обстановку, как опасную для жизни, но возможности своего тела оценила неправильно, и решила рискнуть спуститься. А о другом пути, увиденном во время спуска, я забыла, и этот образ не принимал участия в моих размышлениях.
Неосознанное мышление, основанное на анализе всей поступившей в него информации, большая часть которой недоступна для доминирующего сознания, нашло мой риск неоправданным. И при попытке неправильных действий мозг применил ко мне силовой приём: переключил управление поведением с сознательного на инстинктивное, не подвластное сознанию. В результате мышцы стали подчиняться инстинкту, а не моей воле, что и спасло мне жизнь.
Это значит, что во время инстинктивного движения связь сознания с двигательной корой была блокирована. Я (моё сознание) посылала приказ делать движение, а сигнал не доходил к месту назначения, и я не имела власти над своим телом. Но связь сознания с другими отделами мозга не была нарушена, я могла наблюдать и анализировать.
После окончания действия простого инстинкта самосохранения, мозг, не допуская вклинения сознательного управления, включил сложный инстинкт - влечение к жизни, который обусловил эмоциональное воздействие на сознание. И только тогда сознание опомнилось и отказалось от своего намерения, и сразу же было вознаграждено положительной эмоцией. Когда опасность для жизни миновала, мозг высветил в моём сознании образ другой тропы (о которой я забыла), предлагая мне правильное решение.
У животных нет разума, их мыслительная деятельность примитивна. Но в аналогичной ситуации щенок действовал точно так же.
Парень в состоянии алкогольного опьянения заплыл на расстояние около 20 метров от берега и, несмотря на волнение моря, стал звать к себе породистого щенка месяцев 2-3-х от роду. Щенок, недолго поколебавшись, поплыл. Но, не доплыв до хозяина, быстро потерял силы, и с трудом вернулся на берег. На берегу у него тут же наступила обильная рвота. Обессиленный он лежал на песке.
Хозяин разгневался. Он расценил поведение щенка как непослушание. И стал требовательно звать его к себе. Друзья кричали парню, чтобы он не губил щенка, но он, багровея от злобы, снова и снова требовательно звал щенка в воду.
Щенок встал. Но он был ещё слаб. В момент, когда его шея и тело потянулись вперёд (видимо, отражая желание щенка войти в воду), его лапы сделали два больших шага назад. Щенок остановился. Хозяин ещё громче позвал его. И снова всё повторилось. На третий зов щенок вошёл в воду. Гордый хозяин, видимо, слегка протрезвев, поплыл к нему навстречу, взял его на руки и вышел с ним на берег.
Инстинкт самосохранения щенка включился не сразу, а только тогда, когда его мозг оценил сложившуюся ситуацию, как опасную для жизни, рассчитав, что сил у него недостаточно для повторного заплыва, и он может утонуть.
А почему у матерей не включается инстинкт самосохранения, если смертельная опасность угрожает их детям? Известно множество примеров, когда животные шли на верную гибель, бросались в зубы хищнику, чтобы спасти свой выводок. Так поступает куропатка с лисой, которая подошла близко к её гнезду с птенцами, так поступила кошка, когда собака проходила мимо её гнезда с котятами. Однажды, гуляя по парку, женщина услышала страшный предсмертный крик кошки и рычание собаки. Она бросилась на крик и увидела умирающую кошку с разорванным животом и удаляющуюся собаку. Рядом в кустах пищали новорожденные котята. Она забрала котят себе.
Очевидно, простой инстинкт самосохранения, как и влечение к жизни, на тот момент были отключены, и поведением матерей управлял только материнский инстинкт. Ибо одновременно выполнять противоположные команды индивидуум не может. Элемент случайности исключён. Значит, существует программа, которая управляет работой инстинктов по признаку степени важности, и в этой программе значится, что выживание потомства надёжнее обеспечивает выживание вида, чем сохранение жизни матери.
К сожалению, кроме инстинкта самосохранения, других простых инстинктов мне наблюдать не довелось.
Существует автоматическое поведение без участия сознания не инстинктивной природы. Речь не о сознательных действиях, которые в результате частого повторения стали автоматическими. Это – непроизвольные действия, которые представляют собой программу, рассчитанную мозгом только для данной ситуации, индивидуальное автоматическое управление.
Во время индивидуального автоматического управления сознание устраняется от управления мышцами, но не насильственно, у человека есть выбор, подчиняться ему этому управлению или нет. У одних эти действия могут быть осознанными, у других, - нет (как и у животных), но в любом случае, этими действиями управляет не сознание. Приведу наблюдение, благодаря которому я сделала этот вывод.
Спускаясь с горы, я остановилась возле отвесного участка скалы, в который упиралась тропа. Скала была высотой около 2 метров и покрыта мелкими неровными выступами, не более 5-7см. Рядом прикреплена толстая ржавая проволока для удобства спуска. Другого пути не было, справа и слева - крутой обрыв. Я попробовала спуститься, но ничего не вышло, слабые руки не выдерживали веса тела, а ноги скользили. Что делать? Возвращаться назад - далеко и тяжело, а я уже устала. Спускаться - страшно. Не смертельно, но шанс сломать что-либо был. Захотелось заплакать. Но делать нечего, присела отдохнуть перед возвращением назад и без всякой мысли смотрела на скалу. Примерно через 5 минут вдруг появилась уверенность, что я могу спуститься. Я не стала раздумывать, почему и как я могу это сделать, а быстро подошла к скале, попутно заметив, что мне уже не страшно, взялась за проволоку и сделала первый шаг вниз. С удивлением я почувствовала, что нагрузки на руки почти нет, а вес тела, как обычно, приходится на ноги. А затем с ещё большим удивлением я поняла, что мои действия были непроизвольными. Я не обдумывала каждое движение, а только наблюдала за собой со стороны, глядя, как мои ноги, как бы «сами по себе», ловко, не скользя, уверенно и быстро становились под внимательным контролем глаз на подходящие выступы скалы, которые я замечала только тогда, когда моя нога ступала на них.
Мои действия, хотя и были автоматическими, не воспринимались, как насильственные. Я чувствовала, что в любой момент могу их прервать. Но понимала, что делать это было бы неразумно и опасно. Я видела скалу и уступы на ней, но не различала деталей. Различал мой мозг, который помимо моего сознания воспринял эту информацию, сделал не осознанный мною анализ и создал программу автоматических действий. Результат этой работы мозга я получила в виде чувства уверенности в том, что могу спуститься. Я поверила этому ощущению, и решение спускаться приняла осознанно. Но в самом спуске моё сознание не принимало участия, все мои движения уже были рассчитаны. Роль сознания заключалась только в желании достичь цели и принятии решения.
Очевидно, эти непроизвольные автоматические действия представляют собой программу, рассчитанную мозгом только для данной ситуации. У одних эти действия могут быть осознанными, у других, - нет (как и у животных), но в любом случае, этими действиями управляет не сознание.
Простой инстинкт самосохранения напоминает индивидуальное автоматическое управление, но насильственное для сознания, сознание от управления мышцами устраняется полностью. Возможно, на основе подобных индивидуальных программ непроизвольного поведения без участия сознания и возникли инстинкты. Последние в большинстве случаев также не осознаются.
Сложное инстинктивное поведение
Во время простого инстинкта самосохранения человек не ощущает ни желания совершить его, ни каких либо эмоций. Это - насильственные для сознания действия, а то, что делается насильно, не требует стимула. Иначе обстоит дело при сложном инстинктивном поведении. Сложные инстинкты не оказывают грубого насилия над волей сознания, а как бы предлагают ему совершить необходимые действия в ответ на возникшее ВЛЕЧЕНИЕ. Животные и люди совершают эти действия ДОБРОВОЛЬНО, потому что они ХОТЯТ их совершить. Но что именно нужно делать для реализации своих влечений, животные и люди узнают ПУТЁМ ОБУЧЕНИЯ (см. пример с кошкой по кличке «Милочка» в описании полового инстинкта).
Отрицательные и положительные эмоции, как вожжи, направляют сознательное поведение в поисках цели влечения (так называемая «поисковая стадия инстинкта»), действуя по принципу «кнута и пряника»: правильное поведение поощряется чувством радости и удовольствия, а неправильное поведение (или бездействие) наказывается страданием разной степени выраженности, побуждая изменить поведение. Препятствия в достижении цели влечения включают мышление, либо осознанное, либо расчёт мозга без участия сознания.
При достижении цели влечения в действие вступает ИСПОЛНИТЕЛЬНАЯ ПРОГРАММА сложного инстинкта, связанная именно с этим влечением.
Таким образом, сложные инстинкты содержит в себе несколько компонентов (потому я и назвала их «сложными»).
Исполнительная программа сложного инстинкта состоит из множества безусловных рефлексов, каждый из которых включается на строго определённый раздражитель. Наличие для каждого рефлекса определённого эталонного стимула означает, что в цепочке безусловных рефлексов существуют перерывы. Доминирующее речевое сознание включается в каждом таком промежутке, и потому люди думают, что их поведение подчинено только разуму, а инстинктов, в отличие от животных, у них очень мало, и они могут их контролировать.
На самом деле, люди могут контролировать только свои влечения, ибо они направляют их сознательное поведение. Но запрограммированные инстинктивные действия во время социального поведения в большинстве случаев остаются неосознанными, так как происходят на уровне немого сознания, работу которого доминирующее речевое сознание не осознаёт. Это можно объяснить тем, что во время работы немого сознания речевое сознание отключается. Ретроспективно люди объясняют себе своё инстинктивное социальное поведение и рефлекторные чувства сознательными мотивами, логически объяснимыми в такой ситуации.
Сложные инстинкты «пугливы». Инстинктивное управление, как череда безусловных рефлексов, прерывается при любом изменении среды, которое привлекает внимание сознания. При этом безусловные рефлексы временно НЕ ВКЛЮЧАЮТСЯ, не смотря на продолжающееся действие раздражителя. И что же происходит, когда во время инстинктивного поведения в ответ на изменение ситуации включается сознание и изменяет поведение? Мозг перестаёт реагировать на безусловные сигналы, потому что управление переключено с инстинктивного на произвольное. То же самое происходит, когда мозг (его «внутренний оператор») переключает поведение с произвольное на другое инстинктивное. Например, когда при включении инстинкта самосохранения, управление движениями переключается на инстинктивное, и сознание ничего сделать не может, хотя и хочет. Значит, при включении сознания, происходит обратная картина: инстинкт не может реагировать на безусловные сигналы, ибо «ручка переключателя повёрнута в другую сторону».
Степень выраженности влечений, их окраска и сила эмоционального воздействия на сознание у разных особей одного и того же вида различные, и имеют множество оттенков. И связанные с влечениями рефлекторные ощущения удовольствия и неудовольствия во время инстинктивного общения также у всех разные, как у людей, так и у животных, и обусловлены особенностями личности. Тем не менее, влечения являются составляющей сложного инстинкта. Связь рефлексов с влечением легко проследить на примере полового инстинкта, в котором чем сильнее выражено влечение («темперамент»), тем ярче ощущения от рефлексов.
При возникновении двух противоположно направленных инстинктов-влечений, подчиняются тому влечению, которое выражено сильнее. При сочетании различных влечений, направленных к одной цели, сила эмоционального воздействия возрастает и его окраска изменяется. При достижении цели суммарное поощрительное действие инстинктов на все функции организма становится оптимальным. Пример сочетанного действия влечений - обычная нормальная семья, где половой инстинкт работает в содружестве со стадным инстинктом.
Во время инстинктивного социального поведения, люди, как и животные, общаются посредством немого инстинктивного языка и других способов немого общения, которые являются неосознанными (см. «Неосознанное общение»). Лишь немногие люди осознают сигналы немого общения и благодаря этому могут наблюдать вторую сторону жизни людей, как бы невидимую для всех остальных. Имеющим возможность осознавать увиденное, открывается скрытый мир инстинктивного человеческого общения, в котором бушуют животные страсти по ничтожному с точки зрения осознанного мышления поводу, а слова имеют либо второстепенное значение, либо не имеют значения вовсе. В этом мире немого общения все нормальные люди выглядят удивительно умными, они понимают друг друга с первого взгляда и как будто знают все неписаные законы поведения. Увы, «знает» об этом только их социальный инстинкт. Мыслящему сознанию людей о законах инстинктивного поведения известно ещё очень мало.