(несмотря ни на что, ироническая повесть)
ГЛАВА 9
БОИ МЕСТНОГО ЗНАЧЕНИЯ
Анфиса Конева, акула райцентровской недвижимости по кличке «дама с хорьком», пригласила в ресторан майора полиции Маслова. Пришлось отъехать от Райцентра километров тридцать, в соседнюю область, чтобы спокойно выпить и поговорить в неформальной обстановке.
– Геннадий Петрович, – сразу, не дожидаясь горячего, начала Конева свою взволнованную речь.
– Слушаю вас, Анфиса Николаевна, – Маслов был голоден и жевал намазанный горчицей хлеб.
– Нет, не могу, – махнула рукой дама. – Давайте сначала выпьем чего-нибудь. Я виски, а вы?
– По барабану, – кивнул майор. – Вискарик так вискарик.
– Дайте ещё хлеба и триста грамм «белой лошади», – крикнула бармену Конева. – А то сдохнешь, пока ваше мясо зажарится.
Когда графинчик опустел, а взгляд у дамы стал менее осмысленным, она, наконец, решилась и приблизила лицо к майору:
– Хана мне, Петрович.
– Что, виски не в то горло пошло?
– Не до шуток, Геннадий, – посуровела Анфиса. – Лишь тебе признаюсь.
– Только не в убийстве, – перепугался Маслов.
– Ты что! – тоже перепугалась Конева. – Я ж вам тогда неправду сказала.
– Когда? – не сообразил майор.
– Когда мне крышу в Деревне вскрыли.
– Не понял? Так это не твоя крыша, что ли? – пытался уразуметь Маслов.
– Да выслушай ты меня, Генка! Не перебивай, пока я не скажу «конец».
– Подожди, – сказал Маслов. – Еще по пятьдесят для лучшего восприятия.
– Меня ограбили, Петрович, – выдохнула Анфиса. – На такие бабки, что тебе и не снилось. И самое главное, что никому нельзя знать, что именно у меня украли. Поэтому ты, Геннадий, должен найти воров и отдать их мне. Не надо никакого суда, никакого наказания. Я сама. Не бойся, ничего с ними не будет. Отберу своё, заставлю крышу починить. И всё. Что ты молчишь, Маслов?
– Конца еще не было, – сказал майор.
– Был, – буркнула Конева. – Так что? Поможешь?
– Ну и задачка, – пробормотал Маслов, принюхиваясь к стоящей перед ним тарелке с чем-то мясным.
– А за её решение премия полагается, – шепнула Анфиса.
– Это понятно, – кивнул майор. – Подумать надо.
– Подумай, конечно, – согласилась Конева. – Еще по лошади?
***
– Кудимыч, – таинственным голосом сказал Пётр, когда Леля пошла варить похмельную кашу для Митьки, а заодно и для мужа, а мужчины уселись на скамейку под берёзками, – есть предложение.
– Молодец, уважаю, – чуть не прослезился пенсионер.
– Да я не о том, – отмахнулся Исаич.
– Зря, – вздохнул Кудимыч.
– Послушай, – почему-то шёпотом, предварительно оглядевшись, сказал Пётр, – есть мысль по поводу того, кто вскрыл крыши у наших соседей.
– Ну?! – насторожился пенсионер.
– Вот тебе и ну, – произнес Исаич и рассказал Кудимычу о встрече в магазине с многодетной матерью Варварой Степановой.
– Думаешь, на ворованные деньги гуляют? – догадался пенсионер.
– Не знаю, – пожал плечами Петр. – Надо бы проверить, как думаешь?
– Легко сказать, – произнёс Кудимыч. – А сделать как?
– У меня есть план, – прошептал Исаич. – Твой костюм, тот, тёмно-синий, парадно-выходной здесь?
– А как же, – ответил пенсионер. – Всё своё ношу с собой. А то дети на тряпки порвут, полы мыть станут.
– Рано ещё, – загадочно произнёс Пётр. – Послужит благому делу. Значит, так. Сегодня в бане помоемся, я тебя постригу. А завтра наденем всё лучшее и в соседнюю деревню, с инспекцией.
– Какой орган представлять будем? – одобрил затею Кудимыч.
– Какой, какой, – призадумался Исаич. – Какой-нибудь социальный. На предмет проверки условий жизни детей. А?
– Тётку для жалостливости надо взять, – посоветовал пенсионер. – Чтобы на детишек глядела и вздыхала.
– Лёля не подойдет, она ругаться и курить будет, – покачал головой Пётр. – А больше под рукой никого доверенного нет.
– Может, из Райцентра кого вызвать? – предложил Кудимыч.
– Да я и не знаю никого, – пожал плечами Исаич.
– Так кума ваша, Нюрка! – воскликнул пенсионер. – Ей ещё налить перед инспекцией, обрыдается.
– А это мысль, – одобрил Петр. – Сейчас с женой согласуем и сразу позвоним. Может, свободная завтра от поездок.
Нюрка, местная краса экскурсоведения, Лёлина подруга, была абсолютно свободна. И завтра, и послезавтра, и вообще. Она так и говорила всем, что свою свободу ни на что не променяет. Мужики, мол, разве стоят того, чтобы ради них менять привычный уклад холостячки. Кормить их, обстирывать, обихаживать. И ради того, чтобы раз в месяц или даже реже получить что-то такое, чего не успеваешь ни ощутить, ни заметить?
Были, братцы, были попытки наладить семейную жизнь. И с военным одним, красавцем молодым, и даже с учёным ботаником, храни, господь, его спину. Один немец богатый чего стоит. Даже к себе позвал, в красоту германскую, пожить. И что? Извращенец оказался. Впрочем, он сразу этого не скрывал, всякие штучки к действу привлекал. Но Нюрка так хотела одновременно заграницу и замуж, что изображала сексуальную тигрицу. Голодную во всех смыслах.
А как в Германию прилетели, быстро наелась. Через неделю домой захотелось. Да и Санечка (это она так немца, Александра Ульриха, называла) раздражать начал. Одно дело свободной женщиной приходить к богатому любовнику в номер гостиничный и уходить, когда надоест. И совсем другое – сидеть с ним в одной квартире, как в клетке. И готовить ему, гаду ненасытному. И заниматься с ним играми постельными не по желанию, а по обязанности. Поэтому через две недели очутилась Нюрка снова в Райцентре. Хорошо, хоть вакансия экскурсовода не заполнена оказалась.
А не была бы Нюрка свободна, разве смогла бы она вот так сразу, по первому звонку вызвать такси и примчаться к кумовьям? Тем более, что кушать у неё в доме было нечего, а тут всегда накормят, напоят и спать уложат. Хоть и не с мужиком, но в сытости и уюте. И с книжечкой новой.
***
Через полчаса такси, облаянное Флинтом и Денди, остановилось у дома Лёли и Исаича.
– Петенька, оплати проезд, – пропищала Нюрка.
Так-то голос у неё нормальный был, но натощак кума почему-то разговаривала тоненько-тоненько. По мере насыщения голос крепчал и к моменту, когда Нюрка не могла уже съесть даже кусочек осетринки горячего копчения, набирал полную силу.
– Нет, чтобы просто в гости позвать, – пискнула Нюрка. – Вспомнили, когда понадобилась.
– Так вспомнили же, – улыбнулся Пётр. – Да от тебя и не требуется ничего такого. Помыться, надеть что-нибудь попроще. Хотя нет, в своём иди, так трагичнее. И не красься совсем, чтобы плакать легче было.
– Ты меня пугаешь, куманёк, – пропищала Нюрка. – Налей лучше чего-нибудь покалорийнее.
– Солянки мясной под водочку? – спросил Исаич.
– Именно, – пискнула гостья.
– А мне, как члену экспедиции? – буркнул обиженно Кудимыч.
– Тебе – после бани, – отрезал Петр. – И мне тоже. А Нюрке, как жертве любознательных туристов, можно и до, немного.
– Лучше – много, – сказала Нюрка. – И париться я не буду. Только обмоюсь перед сном. Я немного есть не могу. Имидж не позволяет. А вот с утра завтракать я не буду. Чтобы голосок был потоньше да вид понесчастней.
А тут и Лёля подошла, готовившая в этот момент баню:
– Привет, кума. Завтракать не будешь, говоришь? Сколько же ты потом в обед слопаешь? В компенсацию, так сказать.
– Всё, – обиделась Нюрка. – Сами пригласили, а сами прикалываетесь. Будут меня сегодня кормить или я пойду морковку на огороде обрывать?
– У меня морковка не уродилась, – на всякий случай предупредил Кудимыч.
***
Напомним вам о Мефодии.
Мы его оставили в тот момент, когда он примчался в автоинспекцию. Сони, конечно, уже там не было. Гордая уж больно. Ждать всяких. И как Фодя решился? Что его сподвигло? Это ж натуральный бунт на корабле. При Капитолине Никодимовне, живой! Даже не постучав, он ворвался в кабинет инспектора.
– Покажите мне протокол, который я подписал! – нервно так потребовал, как Троцкий в Бресте. Вроде, и страшно, а вроде, и надо.
– Вы кто? – опешил капитан. – Выйдите из кабинета, не видите, я занят.
А там, и правда, мужчина кавказский сидел, с понурым видом и толстым конвертом в кармане куртки.
– Я – Лошак! – гордо заявил Фодя, будто фамилия его на мавзолее золотыми буквами была выбита.
– Подождите за дверью, – вежливо попросил капитан. Настроение у него хорошее было, в предвкушении подношения от кавказца, нарушившего одновременно три правила движения. Превысил скорость, обогнал по встречной, пересек двойную. Для таких финтов большие деньги иметь надо.
– Прошу вас, – спокойно добавил капитан, обращаясь к Мефодию, – товарищ Ишак.
– Издеваетесь? Я на вас найду управу. – Фодя мгновенно покраснел и неожиданно для себя добавил. – Вот позвоню сейчас генералу Гуньдюку.
Мефодий перепутал звание маминого покровителя, а на капитана это произвело впечатление убойной силы.
– Вы что это мне здесь! – заорал он на кавказца. – Сидите тут, понимаешь! Подождите за дверью. Не видите, что ли! Я вам говорю!
Нарушителя как волной смыло.
– Я вас слушаю, – сказал капитан Фоде, – простите, как ваша фамилия. А также, простите, имя и отчество?
– Лошак я, – ответил Мефодий. – По поводу протокола.
– Ах, Лошак, – вспомнил капитан. – Это ваша мамаша ко мне приходила. Так все в порядке, как она и просила.
Инспектор приблизил лицо и шепнул:
– Теперь эта дамочка во всем виновата. Нет, не так. Она с самого начала была виновата. Просто ввела нас в заблуждение. А вы поддались под ее обаяние. Ну, я-то вас понимаю. Эти еврейские девушки – еще те штучки. Но мы на то и поставлены, чтобы изобличать. Спасибо мамаше вашей, что просветила. А то б несправедливость могла произойти. Свидетелей других нету.
– Мамаша, говорите, – снова покраснел Фодя. – А можно на протокол новый взглянуть?
– Конечно, – капитан заговорщицки подмигнул и достал папку из сейфа. – Пожалуйста.
Мефодий прочитал бумагу и разорвал ее пополам.
– Эй! – крикнул капитан. – Вы чего творите?
– Дайте мне новый бланк, – попросил Лошак.
– Минуточку! – буркнул капитан и набрал номер начальства.
– Товарищ полковник, – нервно произнес инспектор, – я опять по поводу Лошаков. Да какой ипподром, товарищ полковник. Это цирк скорее. Ваша протеже, мадам, вчера приходила, протокол переписывала. Да не знаю я ее имя-отчество. Вот, подсказывают, что Капитолина Никодимовна. Ну да. Все выполнил, как вы и велели. Ага, не тут-то было. Сегодня сынок её явился, который ДТП и совершил. И протокол, подписанный мамашей, разорвал. Говорит, что он во всём виноват. Как и было им написано сразу. Вот, товарищ полковник. И я без мата это объяснить не могу. Да, вы уж пожалуйста. А то у меня очередь в кабинет скопилась. И там, между прочим, Джабраилов. Вот именно.
Капитан положил трубку и молча уставился на Мефодия. Фодя же смотрел на портрет президента, напоминающего ему молодого гусара, случайно попавшего в будущее. Только костюм все портил. И отсутствие усов. Лошак в какой-то газете пририсовал ему усики. И сходство с гусаром еще более усилилось. Так и казалось, что он сейчас оживёт и закричит, типа, налейте, налейте, карету мне, карету!
В этот момент одновременно зазвонили оба мобильника.
– Слушаю, товарищ полковник, – сказал капитан.
– Да, мама, – произнёс Мефодий.
– Понял, товарищ полковник, – кивнул инспектор и отключил телефон.
– Нет, мама, – шепнул Фодя и тоже отключил мобильник.
– Ну? – левый глаз капитана задергался. – Что писать будем?
– Что хотите, то и пишите, – воскликнул Лошак и выскочил из кабинета.
– Я, может, «Войну и мир» написать хочу! – крикнул ему вслед капитан. – Вот придурки! Точно ипподром. Джабраилов, заходи!
(продолжение следует)