Вначале немного об общем впечатлении.
«Ивушка» ( http://www.proza.ru/2012/06/07/41 ) – рассказ о Второй мировой войне, монолог бывшего солдата, предателя и убийцы. Отнести его к историческим нельзя, слишком уж очевидны свободные домыслы автора. Главное ощущение: рассказ шокирует реалистичностью и подробностью сцен убийств, они же являются кульминацией да и вообще лейтмотивом текста.
Сюжет прост. Солдат продался гитлеровцам и вернулся в родную деревню, где с ужасающей жестокостью, детально описанной автором, убивает свою подругу детства, её ребёнка и её мать. После войны солдат попадет в тюрьму, и, отсидев положенный срок, живёт до глубокой старости, где мы его и застаём дающим интервью. В тексте всё схематично – и место действия, и биография главного героя, и сам герой поданы пунктиром, лишь слегка обозначены. Иван, Волк, Мария – все они плоские, неживые, но это автора не беспокоит, ведь персонажи являются всего лишь подсобным материалом для душераздирающих сцен.
Внешность солдата не описана, но после прочтения передо мной возникает образ томного, утомлённого жизнью, меланхолично философствующего человека, прямо хочется дать ему в руки бокал вина и посадить перед камином в кресло-качалку. Он будет покачиваться, смотреть в огонь и вспоминать. Странный образ… Может, я неправильно его истолковала, может, задумана была не меланхолия, а хладнокровность? Но нет, хладнокровный человек – прямой и жёсткий, наш же солдат говорит красиво, фразы строит художественно, явно заботится о благоприятном литературном впечатлении. «Я — Иван Векшин, сын колхозника. Было нас у матери четверо, я — старший. Семьдесят лет минуло с тех пор…» – так внятно и изящно начинает рассказ о своих зверствах почти девяностолетний (!) старик. Книжное красноречие главного героя – человека без образования, большую часть жизни проведшего на стройках в колониях, уже один возраст которого предполагает иную структуру речи – кажется мне крайне неправдоподобным.
Сразу оговариваюсь: если смотреть отстранённо, то складное, образное, размеренное повествование можно однозначно отнести к сильной стороне автора, но не рассказа. Автор чувствует слово и умеет с ним обращаться, грамматические и пунктуационные ошибки в глаза не бросаются, что не для всех является нормой. Но беда в том, что выверенная речь никак не уместна в устах Векшина. Не тот тон выбрал автор, не сумел создать герою подходящую речевую маску, и оттого вся языковая чистота оборачивается для рассказа большим минусом.
Кроме того, явно притянуто за уши обрамление истории. Понимаю, автор не хотел брать на себя ответственность за содержание рассказа, дабы избежать шпилек читателей: «Разве автор сам видел расстрел? Откуда тогда знает?», потому и пришлось состряпать рамку-интервью. Информация, мол, из достоверных источников, с них и спрос. Но ход оказался неудачным, исполнение рамки не удалось, читатель с первых же строк чувствует фальшь (« Неужели это кому-то интересно? Что ж, слушайте…») и уже поэтому не верит автору полностью и в дальнейшем.
Разбирать образность речевых фигур и стилистику я не буду, потому что основную, главную часть истории я прочитала один раз и ни за что больше перечитывать не буду. Именно она и заставила меня написать рецензию. Первое, что я чувствовала, это возмущение и глубокий протест, вылившиеся в жирный вопрос: зачем автор это написал? Зачем заставил меня переживать ужас, зверство, изуверство? Зачем он беззастенчиво использовал мои эмоции?
После пережитого кошмара длиной в 16 000 символов я спрашиваю себя: а куда, собственно, автор меня привёл? Какую мысль должна я вынести после столь бурных эмоций? В чём философия рассказа?
- Война – это плохо и жестоко, давайте жить дружно?
- На свободу – с чистой совестью? (Выйдя из тюрьмы, Векшин говорит: «с людским судом счёты покончены. В бога не верю»).
- Да что им тюрьма, этих гадов на электрический стул сажать надо?
Это и есть то, ради чего автор затеял рассказ? Да, все три мысли можно применить к тексту, но для того, чтобы озвучить такую банальность, разве нужно устраивать кровавое месиво?
А может, никакая идея в рассказе не предусматривалась, и «Ивушка» задуман просто картинкой? Простите, но нет необходимости, если ты, конечно, не извращенец, смаковать насилие и описывать жуткие сцены, чтобы закончить словами: «Спасибо, что слушали. Мира вам». Да и не существует литературы без идеи. Язык и умение им владеть – это всего лишь инструмент, средство, не более, и он должен обязательно служить какой-то цели. Какую же цель ставил перед собой автор, когда фантазировал о втором годе войны и детально описывал развороченную грудь вперемешку с кровью и молоком?
Автор «Ивушки» берётся за беспроигрышную тему, зная: абсолютно в каждом взметнутся эмоции. На эмоции и рассчитан рассказ, на жалость, на благородный гнев. Читательская аудитория – любители острых ощущений, желающие пощекотать себе нервы и поплакать над чужой судьбой между сытным обедом и сериалом в 18:15. Думающему читателю тут поживиться практически нечем.
Ладно, пусть будет жестокая сцена, если без неё автору ни в какую. Но если бы при этом главной темой была, к примеру, трансформация Векшина от солдата к предателю, или если бы автор поставил акценты на его внутренних колебаниях и решениях, или хотя бы намекнул на изменения в мыслях и ценностях до и после войны, на суде, в лагерях… Да, тогда это могло бы стать литературой. Но ничего подобного в рассказе нет, просто мучительные подробности жестокости. На всю историю правдоподобен в психологическом плане только один момент, когда девушка в слезах бросается на шею ГГ, и он в смятении думает о том, что можно было бы напасать на Волка, спасти её, всё изменить... Но автор не знает, что делать с таким Векшиным, автор с самого начала повествования не утруждает себя внутренним логическим объяснением поступков героя, автор спешит к крови, и потому Векшин бьёт девушку, о которой только что с нежностью вспоминал на протяжении нескольких абзацев, ногой в живот и затем убивает. Почему? Для чего? Что было для него столь сильным стимулом, заставившим перешагнуть через человеческое в себе? Автор не говорит нам об этом. Автор занят, он описывает кровавые реки, у него это отлично получается, он знает.
Конечно, в литературе многих мучительно убивают и вызывают слёзы читателя. Герасим и Муму, отец и Маттео Фальконе, Тарас Бульба и сын… Но везде – заметьте, везде! – за таким сильным обращением к эмоциям стоит идея. Ложная она была или правильная – вот о чём мы спорим потом десятилетиями и не устаём спорить. Подробные описания зверств в «Ивушке» ничем не оправданы, ничему не учат, ни к чему не призывают. Зачем они, зачем рассказ? Не хочу предполагать, что автору просто нравится такое писать.
Эмоциональное сочувствие, которое возникает по ходу чтения "Ивушки", легко вызвать у читателей, потому приём кажется низкопробным. Можно мучить беззащитных пушистых котят и спускать на них злобных бультерьеров; можно разжимать заледеневшие пальцы Леонардо Ди Каприо и смотреть в океанскую пучину ему вслед; можно написать миниатюру о добром мальчике с синдромом Дауна, над которым издевается чёрствый мир, и тут же сбить его машиной. Думающий читатель встречает подобную эксплуатацию своих чувств в штыки, защищается, строит заслоны, просто бросает читать. Другой же, тот, который любит и ищет подобную щекотку для нервов, зайдётся слезами, испытает катарсис, встряхнётся и получит новый прилив сил для повседневной работы. Тоже неплохое терапевтическое воздействие, но это – не литература, а так, подделка с пугающим содержанием. Ведь катарсис можно испытать и на сеансе у Кашпировского.
Последнее, что хочу добавить. С некоторых пор я имею особую мерку качества литературных произведений. У меня растёт очень умная, вдумчивая, много читающая дочка. Говорю с полной уверенностью: этот рассказ я бы не порекомендовала ей ни в каком возрасте.