- Я говорю, давай, оплачивай проезд. Он говорит, ты черножопый, я твою маму имел... Я... ножик достал, вот такой у меня был.
- Почему маленький такой? Дядя Мухтар, мой ножик в два раза больше твоего!
- Э-э, сиди не мешай, это ты маленький, взрослые мужчины здесь общаются, да? Я говорю ему, теперь ты тоже маму вспомни, свою! Он как бежать! Я бежать тоже, но он, как заяц, быстро бежать. Я не догнал...
- Дядя Мухтар, успокойся, выпей.
- Не могу, я за рулём, ты же знаешь
- О! Вот эту хочу.
- Эти русские свинья буду всегда иметь... Но - русских уважаю! Ненавижу, если свинья.
Белое платье (там платья-то... собаки тебя обгрызли?) мельком обернулось, снова повернулось спиной.
- Э... Али... У неё же рёбра все видно, не нужно рентген!
- Красивая женщина обязательно на свинью похожа, да?
"Красивая женщина" выпрямила свою голую (платье!), худую, в бусах позвонков, спину подростка. Две округлые ветчинки на стуле, правая и левая ("Эти трусы у них называются - стринги"!), немного примирили критиков.
- Ей сколько лет - пятнадцать? Паспорт есть?
- Паспорт нет, муж есть. Рядом сидит.
Она что-то усердно доказывает мужику в костюме. Мужик смотрит на неё с глупым видом. Али встал, полез за сигаретами в карман.
- Шампанское послать! Али! Это все любят!
- Да, послать бутылку шампуни, - закурил, затягиваясь и выпуская дым, махнул рукой. - Через час буду её иметь!
- Мой друг Рафик, он повёз их за город. Они душил его, сзади накинул что-то, Рафик не видел, что... Он вырвался одним чудом. Схватил камни - машины не жалел, денег тоже не жалел, этих ублюдков не пожалел - он камнями их чуть не убил там! Я вас пожалел, вас повёз туда, вы меня убивать хотел! Чуть не убил их там! С-свиньи...
Спустилась тьма. Дискотечный шар завертелся чёртом, снежные искры разбрасывая на спины, голые плечи, ноги... Лицо оделось вуалью огней. Соло гитары - как в юности на танцплощадке "Шайба": точно вонзилось прямо под сердце, где пустота и некому плакать, и не о ком.
- Разрешите пригласить вас на танец?
Он улыбается. Чёрные горячие глаза, не стесняясь, разглядывают груди в этой тонкой марле (как-то по-другому называется?).
- Пожалуйста.
Галантно выпроваживает девушку на оживлённый танцпол. "Где-то здесь мой топчется?". Ноги длинные. Или каблуки высокие? Каблуки высокие. Но и ноги очень длинные.
- Как вас зовут?
- Меня? Даша...
- Какое красивое имя. А меня... Альберт.
- Тоже красивое... Алик, - смущённо говорит она, - пожалуйста, не прижимайтесь так, это невежливо.
- Здесь все так танцуют.
- Ну и что... "все"... "Все" не замужем.
Партнёр, улыбаясь, аккуратно разворачивает свою даму в никаком платье (голая совсем!) в ту сторону, где мужик в костюме, безошибочно пьяный, мнёт руками полную даму с мальчишеской короткой стрижкой. Он пыхтит, весь покраснев, поднимает горстями, как пекарь тесто, её тугие половинки, обтянутые без малейшей морщинки чёрными тонкими джинсами. Она тоже изрядно хороша, млеет, но приличия ради отстраняется. Танцующие смотрят на их школьные обжиманцы, одни поощрительно кивают, другие презрительно морщат губы, а кто-то усмехается: ну, понятно, чем закончится для стриженой этот вечер...
- Ваш?
Она прячет глаза... Один - ноль в мою пользу.
- А ведь обещал! - вдруг срывается у неё. - Обещал не напиваться! А сам... Вот тебе и годовщина свадьбы, - зло бросает женщина. - Прикиньте, да? А мне теперь как?
Э-э... да ты, милочка, дурочка... Ну, так даже и лучше. Я тебе сейчас покажу - "как"... Али неназойливо уводит её поглубже, в самую гущу пар. Неплохо бы ещё, граммулечку... для лучшего взаимопонимания...
- Мы с Вами не дотанцевали, Даша.
В недоумении идёт овца за вожаком, позабыв вернуть на плечо одну из двух бретелек своего условного платья, - так и горит угольком сосок на торчащей груди. Идёт, чуть покачиваясь на длиннющих ногах, ножки модельные.
- Какие ножки у той, как на журнале.
- А где же этот... муж? Куда смотрит?
- Муж смотрит в трусы, которая с "ёжиком" на голове.
- Лучше баба с "киской", чем с "ёжиком"!
- Все с "киской"...
"А сейчас... по многочисленным просьбам... оркестр с удовольствием исполнит для вас... один из знаменитых хитов... группы "Криденс"!".
- Не надо, не трогай меня...
Она отталкивает Али, Али прижал её спиной к одной из массивных колонн из мрамора.
- Нет... не-ет... Нет!
Последнее "нет" угодило в промежуток, случайно возникшую паузу, и прозвучало неожиданно громко. Испуганно закрывая рот ладошкой, Даша шипит по-кошачьи... Ноги развёрнуты в стороны, короткий асимметричный подол белого платьица из кисеи (вот! кисея?) небрежно заткнут за поясок. Али рывком приподнял, двумя руками, вздрагивающие полные ляжки...
- Сэвэн-форисэвэн
Камень ара-ра-рай
Увонча тэкми дату Мемфис
Она ра-ра-ра-РАЙ!!!
Грохот обрушивается на танцпол, гром электрических гитар, барабаны. Она колотит по спине кулаками, вот, замотала головой, дёргает за рубашку, отдирает его от себя. Тугой упругий бас бьёт снизу резиновым молотом, стёкла дрожат и вибрируют, словно живые... Прыгают острые груди, обтянуты ничего не скрывающей кисеёй.
- Самван гот эксайтед
Эндвэй хад туколмалиша...
Умолкла, тонкие руки повисли на спине Али. Опущенная голова на его плече. Плечо подбрасывает голову, как футбол... Раз, два: вминая в холодный мрамор её круглые ягодицы. Она смотрит куда-то невидящими глазами, раздвинутые ноги дёргаются, как будто они чужие, ватные. Справа и слева, как по волшебству, вырастают из темноты две ухмыляющиеся физиономии. Но ей всё безразлично...
На танцполе возня, шум. Кого-то поднимают, уводят под руки, он стонет, лицо разбито в кровь, рубашка, пиджак, всё в крови... Парни выводят его в умывальник, мимо отвернувшегося охранника. Там двое держат, профессионально вывернув локти, третий, со словами: "Будешь ещё залупаться? Будешь? Будешь?" - с боксёрской точностью наносит ему удар за ударом в печень, в "солнышко", бьёт по рёбрам. Мужик обвис грушей, кажется, он уже ничего не понимает. "Хватит с него... идём! - Пидор вонючий... убью в следующий раз!".
Избитый валится на колени, боком падает на пол, кафельный, забрызганный кровью. Он пытается встать, не может, опирается руками, руки разъезжаются... Снова вбежал парень, оторвавшись от "конвоиров". И, не останавливаясь, бьёт ногой в блестящем чёрном ботинке по лицу. Раздаётся противный хруст (хрящи?), он мешком опрокидывается на спину. "Ну хватит, всё, ты его нормально отъ*бошил, пошли, водка стынет", - уговаривают подоспевшие ассистенты, оттаскивают мстителя от неподвижного тела. "Йя-а его... я его в жопу!", - пьяно рычит мститель. "Потом, в другой раз...". Уходят. Один, продолжая разговор, выпевает на одной ноте, стандартной блатной скороговорочкой: "...Рассчитали нас по сто пятьдесят за тонну... Ва-люша, ты не в правах...". Избитый мужчина остаётся лежать на полу, изредка вздыхая с всхлипом, делая попытки встать..
Его жена пытается наклониться, чтобы поднять свою лежащую на полу сумочку-клатч. Не получается - слишком кружится голова. Нагнувшись, она тут же выпрямляется.
- Господи... что тут, вам что - плохо?
Женщина заглянула.
- Нет, всё нормально...
- Я вижу, как всё нормально, - строго говорит она. - Напьются, а потом... Эх, девки, девки!
Она кряхтя нагибается:
- На вот... держи! Да подол опустите... господи, прости...
- Спасибо...
- Ну вот - спасибо... Может, охрану позвать? Он кто был-то?
- Я не знаю. Не помню. Он... их три было, - сбивчиво говорит она, торопливо опуская подол платья ("Ну и платье!"), разглаживая его обеими руками, в одной из которых клатч. - Сперва один... а потом...
Женщина с жалостью, сдержанной брезгливостью разглядывает её: голые ноги, торчащие горками острые груди, тянущие бесстыжую эту кисею, худые детские плечи в розовых пятнах засосов... Мокрое, несчастное лицо с размытой косметикой и вспухшими, искусанными губами. "Вот ведь дура... бывают же дуры!". Вслух она говорит женщине:
- Пойдём, провожу вас.
- А вы кто? Спасибо...
- А я, милая, уборщица.
- У...борщица?
- Да-а! Убирать пришла после вас.
- А уже всё... кончилось?!
- Мало, что ли?
- Так, а вот ещё... фигура, - хмуро встречают её в холле двое в униформе. - Случайно, не ваша?
Оба низкорослые, один старательно жуёт жвачку, уставился на неё, как детсадовец. Форма не по росту... дети и есть.
- Моя, - невнятно и словно сквозь вату (а у него и есть вата во рту) говорит мужчина. - М-моя... жена.
Он сидит боком на пуфике, сзади пальмы, пятна крови, уже засохшие, бурые, на рубашке, везде. Всё лицо вздулось, глаз прищурен, губы, как из ботокса.
- Моя...
Позабыв всё на свете, женщина с криком кидается к нему, подбежав, валится на колени:
- Коля? Коленька!
- Стражи порядка одинаковыми глазами разглядывают бусинки на спине, а пониже - нагло выпирающие из платья округлости.
- Мужчина! Вы заявление будете писать?
- Нет. Не буду.
Кровь из неудачно задетой губы валится крупными каплями на платье. Платье из кисеи, поэтому кровь мгновенно проникает на тело. Нелепое платье из бутика. Коля подарил сегодня. На годовщину... Первый раз одето.
- Ну, задерживать мы вас не будем. Но в следующий раз имейте в виду, - говорит один.
"Возьмём в машину? Не дойдут... - Да ну их, кровянкой всё перемажут...".
Женщина выводит мужчину за двери, он прихрамывает, одной рукой обнимает её плечи. Её рука обхватила вокруг талии. Один, усмехаясь, жуя:
- Ты бы её стал?
- Конечно! Такие пирожки!
На улице душно. От автомобилей на стоянке отделяется кто-то, развалистой походкой идёт к ним. Другой автомобиль отъезжает и, сделав круг, подкатывает сбоку. Открывается задняя дверца:
- Садись!
- Он отвезёт, - говорит мужчина, показывая золотые зубы. - Такси... Сегодня все немного выпили, да? Лишнее выпил, лишнее сказал... без обид, да? По-братски!
- Да, - а получается: "Фа"...
- Дядя Мухтар, до самого дома!
- Знаю...
Пара уселась, и старый "Жигуль" с места, лихо, как любят эти джигиты, рванул по улице.
- Если моя дочка такое платье выйдет, убью, - неодобрительно говорит водитель, в зеркало поглядывая на плечи и грудь женщины. - Это кровь?
- Это его.
- Холодный вода замочи, знаешь? Меня Мухтарбек зовут, дядя Мухтар. А вас?
- Даша. Муж Николай.
- Так. Меня Али просил, отвези. А так я пьяных не беру, совсем. Пьяный хотел резать ножом, - рассказывает он, пожимая плечами в удивлении. - Совсем пацан! Слушай, зачем так, я не понимаю: нету денег, скажи, дядя Мухтар, у меня нет с собой, завтра я привезу тебе, договорились? Нет, достал ножик, хотел резать дядя Мухтар. Я тридцать лет живу этот город, всё время хуже делался! Я сюда приехал - какой был город, ах! Чистый, зелёный. Потом перестройка начался. Говорят, перестройка испортил народ. Нет! Раньше! Идём мой друг Октябрьский проспект. День. Пивной бар девушка вышел. Пошёл, качаясь. Мой друг стал - не может идти! У нас кишлак такой девушка никто разговаривать не стал. Замуж никто не взял. Курят! Дальше идём - хилеб. Хилеб лежит на земле прямо. Мой друг поднял, положил рядом земли, на камень положил. Кишлак, если хилеб упал - старик поднял, целовал, вот так!
Увлёкшись, он поднял руки и ладонями хлопнул по "баранке".
- Здесь, я не пойму: как люди живут?! Вы Петрозаводск живёте?
- Да. Я из Новой Вилги. Коля из Чалны.
- Живёте вместе?
- Да. Мы женаты.
- Женат... Дети надо! Дети нет - не женат! Мой дети уехал. Египет одна живёт, Франция другой. Не мог здесь. Женился, сразу уехал. Меня тоже звал! Но я здесь люблю. Извоз немного заработал, помог родне, сам всегда проживу! Девяностые годы знаешь? Девяностые годы здесь таксист воевал, за места. Был "стрелка". Сто машин приехал! Милиция нет вообще. Али ходил за меня: дядя Мухтар, ты старый, я молодой! Али пробил голову, два ребро сломал. Милиция приехал, нет никого, один Али. Взял свой отдел. Мы приехал все, стал гудеть! Полчаса гудел. Сорок машин. Выпустил. Али теперь как брат мне.
- Ага. Брат, - сказала она. - Здесь направо и во двор.
- Во двор сам дойдёшь, ноги молодой, - водитель притормозил. - Ни один фонарь не горит. Ленин читал? План ГОЭЛРО знаешь? Электрификация весь Россия - гиде? Коммунизм - гиде? Ничего нет у вас. Живёте, как свинья. И будут вас резать и е*ать, как свинья, как баран. Пошёл вон отсюда, ну!
Он положил руки на "баранку", ждал, пока они выберутся из "Жигулей": cперва девчонка, за ней парень. Молча вышли, молча поковыляли в черноту двора, вдоль шеренги молчащих в это время ночи, и тоже чёрных, тополей. "Ну, что: довы*бывался?" - долетел её злой голос, и они свернули к подъезду.
Хлопнула дверь. Уже прошло несколько минут, но дядя Мухтар всё стоял и не трогался с места. Руки на рулевом колесе, глаза смотрят куда-то... В последнее время он часто замирал так, будто засыпал наяву. Вот и сейчас... А ведь кончается жизнь, вдруг подумал Мухтарбек, бесчувственно и привычно: скоро помрёшь, дядя! Эти двое будут жить, а ты - нет. Ни страха, ни огорчения не принесла эта мысль, не такая уж редкая в последние недели. А только чувство глубокой усталости, какая бывает к вечеру, если работал весь долгий, долгий день...
Ночная птица (какие птицы в городе?) с криком вынырнула из-за деревьев и пронеслась через весь двор, и сгинула. Следом выскочила большая, вся белая кошка. Прыжками, растягиваясь и возвращаясь в себя, она миновала машину и водителя, и расточилась в сумраке, будто в ночной воде.
Перед усталыми глазами старика пробежал олень, за ним гонится мальчик с хворостиной в руке... Зажурчал ручей, Мухтар услыхал звон разбивающегося кувшина и сдержанный смех девушки в белом платье, с глазами серны... И вдруг повалил снег, густой и ненастоящий, тёплый, как в той детской игрушке: стеклянный шар, тряхнул его - и там внутри откуда-то сыплется "снег", тряхнул - и всё, перестал...
It's all in your head, вспомнил Мухтарбек. Он встряхнул головой и засмеялся. Не гася улыбки, повернул ключ зажигания, крутанул руль, лихо сдавая задом. Выезжая, покачал головой, вспомнив платье на этой... Ну и ну! Ещё блеет чего-то, овца.
Протянул руку, щёлкнул кнопкой: "...зидент Российской Федерации Владимир Путин..." - и тут же выключил радио.
2012.