Признаться, это слово, что записано как гвоздь программы, ну, космополит этот, никак не держится в моей голове. Иначе я уже давно бы высказался о том, что хочу сказать сейчас.
Вообще, говорят, что космополит – по-нашему, гражданин мира. В словаре так прописано. Там еще про космополитизм сказано – как вредоносную буржуазную идеологию, противную нашему родному пролетарскому интернационализму, патриотизму и т.д. и т.п. Ну да там много чего (словарь, должен отметить, старый, 80-го года издания), но если оставить идеологию в покое… Тем более, что сейчас про идеологию как-то не принято. Особенно пролетарский интернационализм.
Меня намедни внук огорчил. Он через неделю академию местную заканчивает, технологическую. Ну и я, как старшее поколение, проявляю озабоченность будущим прямого своего потомка. Какие, говорю, у тебя, Антон, стратегические планы на дальнейшее существование. Где силы свои приложить собираешься? А он так мечтательно-безнадежно: «Уехать бы куда-нибудь, в Финляндию, например…».
«Вот она, утечка мозгов в чистом виде, - подумал я. – Не успел еще и диплом получить, а туда же - в Финляндию».
Антон, однако, продолжил:
- На прошлой неделе мне из нашего собеса звонили, программистом приглашали, а вчера из военкомата повестка: сразу после диплома на службу государеву.
«Вот тебе и утечка мозгов, - продолжил и я про себя. – И захочешь – не утечешь. А коли вздумаешь, так на границе как дезертира в колодники определят».
Сам я, товарищи-граждане, в советской, и никакой другой, армии не служил. О чем не единожды пожалеть пришлось. При том, что у меня в «багаже» пять лет мореходки и еще без малого десять веселой работы на разных флотах. Кроме военного. И когда мне двадцать семь исполнилось, военкомовские мудрецы бошки изломали, придумывая, какой же ВУС (военно-учетную специальность) мне в военном билете проставить. Сошлись на «рулевом надводных кораблей», хотя я вообще-то штурман дальнего плавания. Но штурман – это ж офицерская должность, а я…
И носило меня по свету – куда там товарищу Сухову! – и у черта на кулижках бывал, и райскими, полагаю, кущами любовался, но никогда не взбредало мне в этих кущах остаться благоденствовать. И не потому вовсе, что нас, когда визирование проходили, стращали на все проторы. Случалось, сбегали и у нас, с нашего курса. Один эстонец на рейде Ломе, тоголезской столицы, на германский пароход вплавь перебрался, и еще два придурка, наши, псковские, в Стамбуле, как бы, затерялись. А потом не чаяли назад вернуться да так там и сгинули. Это теперь у нас родное правительство за каждого россиянина кому угодно, простите за выражение, пасть порвет, а тогда…
Да, должен все-таки признаться, что и у меня однажды был такой момент, такое вышло огорчение. Меня тогда едва из партии не исключили. «За несерьезное отношение к своей партийности, выразившееся в несвоевременном получении партбилета и длительной самовольной отлучке» - один к одному помню формулировку.
Из предыдущего рейса наш пароход, вместо исконного Таллина, в Клайпеде разгружался. А мне, как свежепринятому в ряды КПСС, надлежало вылететь в порт приписки, чтобы получить (и тут же сдать, до возвращения из последнего рейса) партийный билет. Но на мою радость, которая потом бедой обернулась, старпом дал добро всем женатикам на пять суток по домам разбежаться. Вот я и «разбежался»: ну какая, думал, разница, когда я свой билет получу – до или после рейса.
Тогда меня строгим, «с занесением», выговором ограничили. И вышел я из кают-компании на корму и глянул на проплывающий мимо бережок – мы как раз Ла-Маншем топали, - и так мне вдруг туда захотелось, подальше от этого парохода, этого помполита вместе с его «всемогущей и направляющей». И, наверное, сиганул бы я за борт, несмотря на то, что там всего 8 градусов было, если бы не кореш закадушный Витька Иванов.
- Что, - спросил он, выйдя следом за мной на корму, - прикидываешь, дотянешь ли до берега? (до берега было мили четыре) Брось. Если после каждого строгача за борт кидаться, кто же мороженый хек возить будет? Дуче, что ли? (Под кличкой Дуче у нас проходил помполит, фифти-фифти похожий на диктатора Муссолини – это мы по фильму «Обыкновенный фашизм установили). А про своих ты подумал?
Мудрый он был, Витька Иванов, здравомыслящий, хоть всего на два года старше был и выпить горазд изрядно.
В Таллин мы вернулись еще через полгода, в июле. Наша годичная практика закончилась, и я, рассчитавшись с конторой и, отметившись в альма-матер, «оседлал» аргамака «Таллин-Москва» и попылил в заслуженный отпуск. Утром следующего дня заглянувший в купе проводник предложил вместе с чаем свежую прессу и с нею журнал «Огонек». После африканских рейсов я был богат почти как Крез и мог позволить себе не только ликер «Старый Таллин», но и самый в то время популярный (после «Крокодила) журнал. Листаю страницу, другую и… едва не свалился с верхней полки. На двух разворотах журнала – материалы о моем родном городе, о Ковровском экскаваторном заводе, награжденном в те дни орденом Ленина. Вот так вот, знай наших!
До тех пор я, наверное, по-детски, стеснялся своего провинциального происхождения, а когда обозначался, то непременно слышал: «А, это где хреновые мотоциклы клепают». О крупнейшем в мире экскаваторном заводе, как ни странно, знали не многие, хотя ковровские экскаваторы работали едва не на всех континентах. А что тут «клепают» еще – о том говорить не принято было. На то было табу. И завод им. Дегтярева, тот самый, откуда разъезжались (тоже, между прочим, в разные концы) «хреновые» мотоциклы, именовался тогда почтовым ящиком (п/я №9). И механический завод, и «малеевка», названная позднее «жемчужиной ВПК» - о них тоже не распространялись. Похвастал как-то один знакомый начальник цеха, загорая на крымском побережье с молоденькой подружкой – через месяц сменным мастером стал. Смайнали бы в рабочие, да он как-то руками не очень, больше руководить привык. Вроде нынешних менеджеров. Да ведь и папа – не хухры-мухры, а главный инженер.
Сегодня все можно, говори что хочешь. И город Ковров в ноябре прошлого года, вместе с еще четырьмя подобными, был удостоен звания «город Воинской Славы» (не знаю, грамотно ли прописал). Только вот гордости, даже намека на ту, что испытал тогда, более сорока лет назад в вагоне поезда, теперь не было. Ведь звание это запоздало, пожалуй, на те же сорок лет, и заслужено было людьми, большинство из которых уже давно покоятся на местных кладбищах либо на полях былых сражений.
Конечно, лучше поздно, чем никогда, но и прежде, а теперь тем более, люди должны не только пыжиться от высоких званий, но и иметь основания для гордости за место своего обитания, за город свой, деревню, страну. Не с бухты-барахты президент Медведев, награждая «именинников», оговорился, что «славные» города должны и внешне соответствовать званию – видимо, нашептали ему об истинном состоянии новопредставленных. Но нынешние радетели, которые к той самой, настоящей славе никоим боком не касательны, лишь норовят использовать случай как трамплин для прыжка повыше, дивиденды наварить.
Мы, русские, это мое мнение, в подавляющем большинстве своем эндемики, вроде байкальского омуля. Нам – чтобы родные ключи и родительские могилы под боком, чтобы и за теми и другими присматривать. Только у нас (и, кажется, нигде более) бытует: где родился, там и пригодился. И только те, кто лишь золотому тельцу молится, да несчастная молодежь (она, увы, зачастую и сама не осознает своей неприкаянности), замороченная западными побрякушками – как не вспомнить о космополитизме – им все едино – лишь бы бабла побольше срубить.
Но сегодня и я, хоть я и не злаковое растение типа сорго и не птаха отряда воробьиных, которым по фиг где обретаться, смазал бы я лыжи или, как тот дед из допотопного анекдота, собрал бы свой ероплан и взмыл бы в поднебесье, чтобы приземлиться где-нибудь на берегах Гудзона или Темзы. От стыда сбежал бы. Если бы не дети и внуки. Которым я еще, кажется, нужен.
Чего и другим желаю.