Выстрел. Еще выстрел. В тени за колонной что-то ойкнуло и зашуршало.
- Ага! Я тебя достану, однозначно! Сдавайся! – восторженно прокричал Генрих Вольфрамович.
- Коммунисты не сдаются! – хрипло прозвучало в ответ.
Да, позиция Марата Робеспьеровича была крайне уязвимой. Стоя на карачках за колонной он не мог прицельно отстреливаться. Обзор был совсем никудышный. Патроны на исходе, а перезарядить оружие все никак не получалось. Колонна была слишком узкой. Любая попытка пошевелиться привела бы к тому, что какая-либо часть тела окажется на виду. Пристрелявшийся Генрих Вольфрамович обязательно воспользуется такой возможностью покончить с противником. Оба опытных бойца прекрасно понимали это.
Залегший на холмике под прикрытием железобетонной плиты Виктор Эдмундович с сожалением убрал палец со спускового крючка. Точка коллиматорного прицела чуть дрогнула на обтянутой красными революционными шароварами заднице Робеспьеровича. Рано! Переместив маркер прицела выше и правее, Виктор Эдмундович выпустил три коротких очереди в сторону позиции Генриха Вольфрамовича.
Услышав над головой шелест зарядов и увидев фонтанчики попаданий поблизости от себя, Генрих Вольфрамович вздрогнул и завертел головой оценивая новую опасность. Этим не замедлил воспользоваться, находящийся в критическом положении Марат Робеспьерович.
Получив неожиданную поддержку сверху, старый коммунист не стал долго раздумывать. Не потеряв ни мгновенья, он с неожиданной резвостью молодого скакуна, выскочил из-за колонны, перебежал на четвереньках три метра простреливаемого пространства, и скрылся в спасительных кустах за стопкой железобетонных плит.
Генрих Вольфрамович открыл огонь, но немного опоздал. Его выстрелы бесполезно пронзили воздух и поломали ветки кустарника в том месте, где только что промелькнула желтая бахрома лампасов на красных штанах противника.
- Судьи! Немедленно проверьте этого красно-коричневого предателя народных интересов, пока он не успел затереть следы своих преступлений! – завопил раздосадованный стрелок. – Знаю я их… Семьдесят лет из матушки-России кровь пили!
- Сам ты жирный боров! – с достоинством ответил запыхавшийся Марат Робеспьерович, перезаряжая оружие. – А против народного контроля я не возражаю. Пусть проверяют. Я чист перед народом!
Вот и мой час настал. Ну, спасибо, Борисыч… Ну, удружил!
Облаченный в маску и полосатый костюм судьи, весьма символично напоминающий арестантскую робу, я отправился выполнять свои судейские обязанности. Проходя мимо затаившегося на холме Виктора Эдмундовича, я старательно вытянул руки по швам и даже задержал дыхание, чтобы ненароком не сделать «лишнего движения» и не спровоцировать охрану. Насчет последствий «лишних движений» нам очень доходчиво и внятно объяснили на инструктаже…
Во влип-то! А казалось бы… Вчера позвонил Борисыч и сказал, что есть возможность поучаствовать в интересном мероприятии. Что, мол, эта несложная работенка благотворно скажется на моей пейнтбольной карьере, послужит славе и развитию нашего отряда «хомяков» и всего российского пейнтбола. Нам, видите ли, выпала высокая честь быть независимыми судьями на эксклюзивной игре. Что, мол, пятеро серьезных людей устали от споров и решили перенести выяснение своих отношений на пейнтбольную площадку. И ведь не обманул, редиска! Только кто же мог подумать, что эти «пятеро серьезных людей» окажутся настолько серьезными?.. Пятерка зажравшихся миллионеров из какого-нибудь совета директоров, возжелавших экстрима - это еще куда ни шло. Но такое… Будет что вспомнить! Если жив останусь…
Первый из пятерки выбыл почти сразу. Михаил Степочкин, как бывший десантник, не признавал компромиссов. Вперед, и только вперед! Никто кроме нас! Он раньше всех прорвался к контрольной точке в центре площадки. От радости он совсем забыл, что эту точку надо не только занять, но и удержать. Позируя корреспондентам, он зашел еще дальше в своем безрассудстве и презрении к опасности. Он снял маску! За такое нарушение Правил должна была последовать незамедлительная дисквалификация, но судьи просто не успели… Выстрелы, дружно прозвучавшие с разных сторон, прервали фотосессию триумфатора. После столь мощной «критики» пострадавшему потребуется серьезная помощь имиджмейкеров и… косметологов. Триста fps – не хухры-мухры! Может и глазки повышибать к едреням собачим!
Второй участник продержался лишь немного дольше. Подвела Прохора Фордовича любовь к технике. На удобном месте недалеко от центра площадки находился остов легкового автомобиля. Оттуда открывался прекрасный обзор, а сам остов мог служить надежной защитой от вражеских выстрелов. Выгодная позиция для претендента на победу. Именно туда устремился самый молодой игрок, пользуясь преимуществом в скорости и молодости. На это и рассчитывали Генрих Вольфрамович с Маратом Робеспьеровичем… «Ё мо…» - только и успел произнести Прохор Фордович, перехлестнутый двумя длинными очередями в полуметре от вожделенного укрытия. «Отлеопарженное» тело со стоном опустилось на землю.
«Должен остаться только один!» - таков девиз мероприятия. И он не имеет отношения к «маклаудству»… «Макладуы» не пройдут! Для этого мы здесь и приставлены. Угу… в полосатых робах…
Осталось трое самых опытных бойцов. Игра продолжается. И теперь мне предстоит выйти на арену.
На моем судейском шлеме установлена специальная вебкамера. Осмотрев Марата Робеспьеровича на наличие «криминальных» следов расколов, я подал рукой установленный сигнал, означающий «все в порядке, игру можно продолжать». Этот жест относился к «разрешенным движениям», но все-таки…
Выходя из игровой зоны я сильно нервничал. Неожиданно запотевшее стекло маски сыграло-таки роковую роль. Поднимаясь вверх по склону недалеко от позиции Виктора Эдмундовича, я поскользнулся и замахал руками, пытаясь восстановить равновесие…
Дальше не помню. Наступила темнота.
Проснулся я уже дома, в своей постели. Сильно болит голова. Осторожно трогаю рукой затылок и нащупываю здоровенную гематому. На прикроватной тумбочке возвышается банка пива с приклеенной запиской. «Привет от Борисыча!» - читаю я и дергаю за колечко.
Так что же это было? Сон или явь?