аяваска

Лима
Надя уже ехала на прямом автобусе Ла Паз - Лима, который приезжал на терминал у черта на куличках.

Спрашивая дорогу у полицейских, я покинул туристическую часть Лимы и под советы граждан впрыгнул в какой-то автобус. Бумажка с адресом, спокойно показанная какому-то мужику, вызвала бурную реакцию  большинства пассажиров. Желающих помочь было так много, и они были такие громкие, что остаток дороги хотелось заткнуть уши. Люди спорили и даже сердились друг на друга:
- Ну что вы советуете ему тут выйти!! Это же опасно! Пусть возьмет такси вон с того перекрестка!
- Выходите здесь, молодой человек, всего пять кварталов, а там спросите!
- Да что вы путаете, ему же надо делать пересадку!...

На улице опасности не чувствовалось, я во всем разобрался и вскоре чинно беседовал с продавщицами бутербродов на найденном терминале.
- Мне кажется, правительство Перу грабит свой народ. - говорил я. - Возьмем туризм... Представим, каждый день 30 самолетов из разных стран привозит по 150 гринго. Каждый гринго оставляет в Перу минимум 2 000 долларов. Это получается… – я воспользовался их калькулятором, - девять миллионов долларов в день. А если в год?? А средняя зарплата 200 долларов. Как так?

Перуанки с сомненьем кивали. Объявили по громкоговорителю, что экипаж Нади прибыл по расписанию.

Надя улыбалась до ушей, была весела и имела много красивых, новых вещей.
Ей очень понравилась моя комната и совсем не хотелось спать в дормитории.
- Давай хоть посмотришь сначала, - мы зашли в общую спальню, и нам тут же крайне обрадовалась полячка.
- Ме-нья зо-вут Ол-га, - на великом и могучем сказала она. - Я о-чень пло-хо го-во-рю по-русски.
- Эгей, - обрадовался я. - Вот будете подружки!
- Пойдем отсюда, здесь грязно и воняет, - улыбаясь Ольге, бормотала Надя, дергая меня за рукав.
Оставив жизнерадостную полячку, мы вышли в сумеречную Лиму. Из прогулки запомнился мальчик-гей, впаривший Наде фенечек на 5 баксов и научивший меня плести из ниток что-то невразумительное.
Щеголяя фенечками на запястьях, мы взяли по пиву, поговорили с пьяным перуанцем о политических проблемах его родины и вернулись в отель справлять нужду.

Очарованный эклектикой гостиницы, я потащил Надю на разведку. Архитектор "Испании" создал на третьем этаже открытую терассу для  бесконечно сношающихся черепах. Помимо панцирных, там веселилась шумная компания. Я думал ретироваться, но мы тут же оказались приглашены. Полячка Ольга позаботилась о нас, и вскоре я жал руки финну Ээту, перуанке Саре и немцу Мише. Последний показал паспорт, где так и значилось - MISHA. Как и его родители, он любил русский язык.

Праздник набирал обороты, людей прибывало, громкость зашкаливала. Охрана сказала разойтись, и, шагая по каким-то лесенкам и прачечным, компания переместилась в удаленный уголок отеля. Французы, аргентинцы и совсем незнакомые люди, всего около 20-ти человек, не могли наговориться. Под нами была вся «Испания», над головой половинка желтой луны, а вокруг - мерцающий южноамериканский город. Но вот нас попросили и с крыши, на что родилась идея идти на улицу.

Ночь, гринго, Лима... страшно. Часть людей отсеялась, финн, к примеру, моментально уснул в позе покойника: вытянув ноги и скрестив руки на груди.

Но смельчаки, сжавшись в международный фронт, оказались на центральной площади. Теплый ночной воздух, фонари, пальмы, колониальная архитектура. Не успел я опрокинуть порцию рома, как учтивая полиция ласково сообщила, что на центральной площади столицы распитие запрещено. А покидать ее было боязно. Но бритый аргентинец с уверенностью Че Гевары уже вел вперед разношерстных сторонников. Искатели приключений радостно катались по улицам, намыленным специальным шампунем. Мне было сложно поверить, что шампунь для асфальта и третий мир сочетаются... Но сколько я не жмурил глаза, мойщики в оранжевых жилетках по-прежнему равнодушно поливали ароматной пеной тротуар и елозили щетками.

Мы освоили просторы каменной скамьи в углу другой площади. Охраны там не было, город спал, царила ночь и тишина. С нами в этот сонный мир пришли громкие шутки и хохот. Француз объявлял себя королем, а друга - шутом Буффоном, шут негодовал и совершал переворот, роняя короля в лужу. Рыжая заводная Пилар из Аргентины без конца приглашала кавалеров на разные танцы, и виртуозно плясала, ничуть не смущаясь отсутствием музыки.
Кто-то предложил петь гимны, и каждый под аплодисменты исполнил главную песнь своей родины. Особенно запомнился немецкий, благодаря крайне душевному исполнению, и аргентинский, потому что граждане Серебряной отожгли с криками и дикими плясками, похожими на деревенский слэм.

И все же за весельем чувствовалась нарастающая тревога. Когда я с Мишой вернулся из туалета, устроенного на ближайшей стройке, с ребятами уже толковал пацанчик. Конец его речи был мрачен: вас много тут гринго собралось, может и скандал выйти, а местные цацкаться не будут...

Близился второй час. Решив, что угрозами нас не возьмешь, мы продолжили праздник, но уже оглядываясь по сторонам. Вдруг в темноте площади начали вырисовываться фигуры молодых людей, будто передвигающихся стратегической схеме. Словно акулы, кружащие вокруг жертвы, они то исчезали в темноте, то появлялись снова, одни и те же, юные и суровые. У некоторых были в руках палки. Захотелось немедленно свалить, но кто-то еще не вернулся из туалета, и поступило распоряжение своих не бросать. Кто как мог готовился к отпору. Мужской смелости у меня было почти достаточно, чтобы гнать недружей, но мочевой пузырь чуть ли не потрескивал, грозя разорваться от неосторожного движения.
- А если пнут в живот, - думал я, - точно обделаюсь. Неудобно получится.

Поэтому я держался поближе к плечистому немцу, сурово высматривающему ворогов. Но все обошлось, мы с опаской начали возвращаться в отель и, в общем-то, вернулись. Так я прокуролесил на улицах опаснейшего Перу до трех часов ночи и остался цел.

На следующий день мы гуляли с Мишей и фотографировали океан. Умирая от жары, я взял шлепки в руки. Несколько шагов по теплому асфальту, и меня настигла старушка:
- Вы что такое делаете? С ума сошли? Здесь люди и писают, и какают, и тошнят на тротуары, бомжи валяются по ночам, а вы без обуви! Сейчас же наденьте! А то вот немец один походил босиком, так ему пришлось обе ноги отрезать - подцепил какую-то гадость....

Отель жужжал как улей. Белокурый голландец только прилетел из Нью-Йорка и был крайне взволнован: его багаж отправили в Германию. Мне нравился его английский. Пока он звонил из привинченного к стене автомата в авиакомпанию, пропал его кошелек с кредитными картами. Укуренный француз, Буффон минувшей ночи, хихикнул насчет такого фатального невезения.
- Ты думаешь, это смешно? - взревел голландец, в сотый раз ворочая покрывала и подушки. - Смешно, да??
- Спокойно, чувак, - ответил Буффон и с расфуфыренным чилийцем раскурил еще косячок.

Вечером в компании миловидных полячек и уже родного Миши мы тарились ромом и пивом в супермаркете.
- Может, нам стоить позвать голландца? - спросил я, понимая, что завтра придется снова менять деньги. - Только много дать не могу, честно...
- Да, я тоже почти по нулям, - почесал затылок немец, - Но этот все-таки пострадал конкретно, совсем без денег остался... Ничего, вместе наскребем!

Хлопнули двери отеля, и пакеты прозвенели по коридору мимо мраморных колонн и гипсовых бюстов.
Голландец сидел на кровати, морща нос в дыму чужих самокруток. Чилиец, худой чернобровый юноша в цветной бандане и с нарощенной косой, тренькал на гитаре и гнусаво пел. Французы, как два попугая, горланили и стукали друг друга по коленкам.
- Ну как дела? - обратился к обкраденному Миша. - Ты ведь натерпелся сегодня...
- А, чуваки, спасибо, я получше! - от радости белокурый голландец вскочил и весь зачесался. - Заблокировал карту, багаж вернут завтра, еще есть немного денег кэшом, наверно, хватит на первое время...
Он открыл секретную сумку на поясе, и в воздухе сверкнул густой веер сотенных американских рублей.
- А мы решили тебя угостить... вот... – вздохнув, закончил свою мысль немец.
В этот раз праздник выдался более душевный, особенно все радовались за голландца: к нему проявила крайнюю симпатию девушка из французской Гаяны. Не прошло и часа с их рукопожатия, как губы голландца променяли пластиковый стакан на плечико смуглянки.

Пахнущий молодостью и попутным ветром ром щедро разбавлялся пивом, и беседы переросли в многоголосый балаган. Надя болезненно раскраснелась и, забирая мое внимание, жаловалась на одиночество и непонимание, окружившее ее в Питере душным кольцом. Ольга, старательно имитируя британский говор, рассказывала о жизни в Лондоне, которая ей стала доступна со вступлением Польши в Евросоюз. В пенаты ее не тянуло, а вот о приключениях на Альбионе она говорила не затыкаясь. Миша рассказывал истории о том, как проходил практику в клинике для душевнобольных. Все шло удивительно здорово, и мои мечты сбывались, но пришли целых три перуанца с требованием прекратить веселье. Может, для кого-то фиеста продолжилась, но я, проводив Надю в дормиторию, отрубился у себя в каморке.

Наутро я вспомнил, что по пьяному уговору мы идем большой толпой покупать билеты на автобусы в разные места и дали. Стоило вместе с полячками и Мишей покинуть «Испанию», как оказалось, что дорогу знает только чилиец, которого забыли разбудить. Под его руководством мы куда-то пошли, по пути встречая уже знакомых постояльцев гостиницы. Почему-то все они присоединялись к нам, и в какой-то момент людей и мнений стало так много,  что я предложил Наде действовать самостоятельно. К моему удивлению, нашу попытку отделиться пресекли сразу несколько человек, сказав, что только вместе мы сила.
Острая нужда в билетах была вызвана надвигающейся праздничной неделей Святых, перуанским аналогом Пасхи. В пасхальные традиции индейцев входили поездки по стране с посещениями родственников и дорогих сердцу мест, на чем и наживались перевозчики.
В кассах подтвердили, что билеты на завтра дороже, чем на сегодня, в полтора раза и дальше - хуже. Окончательно стало ясно, что я, Надя, финн Ээту, Сара, полячки и противный чилиец едем на тихоокеанское побережье кататься на серфинге и пить коктейли. Миша ехал в какую-то глухомань, аргентинцы домой, а об остальных я и не беспокоился. После всех хлопот я засунул Наде в секретную сумку билеты на полуночный рейс и, дожидаясь толпу, разговаривал с привокзальными гопниками. До тех пор, пока Надя не сообщила, что они, не прерывая бесед, пытались открыть ее рюкзак.

С темнотой все вновь собрались на террасе. Вечер выдался тихий и трогательный: какой-то австралиец отмечал день рождения, и мы его поздравляли. Аргентинцы подарили ему от нас всех булку хлеба со свечкой, а он, растрогавшись, поцеловал черепаху. Чилиец, не выпуская из рук самокрутку, сообщал Магде романтическим голосом, что луна сегодня полная, а Магда – красивая. Миша заверял меня, что если вдруг я буду в Каракасе, то все он там организует.
- Только учти, там пострашнее, чем здесь, мой русский друг. – Несколько раз повторил он.

Когда таксист прибыл за нами на шестерке Жигулей, оказалось, что чилиец забыл собрать вещи, чем несколько нас задержал. Я вообще не понял, зачем он нужен, но полячки сказали, что уговор дороже денег. На самом вокзале он вспомнил, что забыл в «Испании» что-то важное, и, преподнеся Магде печеньку в дорогу, обещался подъехать в Трухильо на днях.

В автобусе Надя осерчала на то, что он тесен, грязен и вонюч, а я не желаю убирать рюкзак с собственных колен.
- Но я так привык ездить… - удивлялся я. – Он же никак тебе не мешает.
- Так неудобно - тебе, давай, убери его.
- Не хочу.
- Да убери же, я тебе говорю!
В общем, чтобы прекратить пререкания рюкзак я убрал и сделал вид, что сплю. На самом деле я продолжал недоумевать, как можно ругаться на то, что тебя не касается… Так, в недовольстве чилийцем и Надей, начался новый виток дороги.

Перу. Трухильо. Уанчако.

Утром мы вылезли из автобуса и, сверившись с картами, поняли, что море оказалось вдали от Трухильо. Пришлось вшестером забиться в такси и ехать, ехать, ехать…

Водитель норовил завезти нас куда подороже, мы сонно отнекивались и давили друг другу колени и шеи. Появилась линия моря, но пальмы мял ветер, а солнце скрывал бескрайний занавес туч. Это и была Уанчако, деревня рыболовов и туристов.

 Подсобрав монеток, мы отпустили таксиста-балабола и шагнули в первый попавшийся хостел. Нам были рады, там было чисто, но цена - выше ожидаемой.
- А что вы хотите, неделя Санты, - вежливо уговаривал пухлый очкарик.
- Нам бы подешевле, - пищали мы. – Можно мы рюкзачки у вас оставим, все равно, наверное, вернемся…
Сеньор был благосклонен, и шестерка искателей дешевизны нерешительно двинулась по поселковым дорогам.
- Я читала, здесь есть хостелы с гамаками, - легко капризничала полячка Оля.

В одном месте гамаки предлагались на крыше. Туда вела проржавевшая лестница, а стены заканчивались шипами битого стекла.
Позавтракав, мы вернулись к месту, где оставили поклажу. Хозяева беседовали с пожилой дамой, которая представилась Соланж и закричала:
- Сладкие мои! Дорогие гости, не селитесь здесь! Айда смотреть, как у меня замечательно: матрасики новые, все чистенько!...
- Сколько стоит?
- Что? Я глуховата, хорошие мои, одна живу одинешенька, несчастный инвалид!.. Что?
- Сколько стоит?
- Ну, за порогом я о цене говорить не буду! – хохотнула бабулька и силком втащила нас в свой чертог.
За калиткой прятался дворик с качелью-диванчиком, стульями и столом. Отдельно стояли кухня и подобие столовой. Все выглядело опрятно и светло. Кухню украшали кофеварка, соковыжималка и куча разной утвари. Белое здание было двухэтажным, и как бы подковой окружало двор. Наша комната находилась в углу второго этажа. Оставалось скинуть цену.

Начались торги. Глухота старухи оказалась пропорциональна жадности. В ход пошли навыки актерского мастерства и заговоров: «сейчас вместе на три-четыре просим, если в отказ, дружно прощаемся и уходим». Победа осталась за гвалтом юных голосов. Соланж потребовала деньги за пять дней вперед и была такова. А мы как крысы шмыгнули за вещами в «проигравший» хостел с пузатым очкариком.

Я, две полячки и Надя заняли номер с парой двухэтажных кроватей. Финн Ээту и его подруга поселились в отдельной комнате на первом этаже. Запомнилось, что решение принимал не отрешенный блондин, а его по-латински горячая и вульгарная спутница-брюнетка.
- До чего необычная парочка! – сказал я, занимая койку. - Блэк энд Уайт!

Так это погоняло за ними и закрепилось.
В хостеле обитали два американца. Один был учителем истории, а второй тоже вроде того. Они развлекались серфингом. Не успел я докурить сигарету, как учители напялили нелепые костюмы и убежали ловить волну.

А мне давно надо было справить большую нужду. Вообще,  сантехника – главная беда южного континента. Там ВСЕГДА нужно кидать бумажки в ведерко. И вот случилось первое столкновение - нужда никак не хотела тонуть. Струйка смыва вызывала уныние. А в комнате с тремя девушками хотелось казаться опрятным. Пришлось вытащить из приунитазной урны все, что уже накидали помывшиеся полячки, и, набирая воды из рукомойника в помойное ведерко, устранять неприятность. По причине слышимости, делая вид, что мне очень нравится принимать горячий душ. Победа осталась за мной, и в крайне приподнятом настроении я призвал всех выдвигаться на осмотр деревни.

На берегу океана, раскинувшегося от края до края, было пустынно. Впечатлили торчащие в небо длинные узкие лодки, прообразы байдарки, сделанные то ли из соломы, то ли из сушеных водорослей. Тысячи лет назад отважные маленькие люди выходили на них в океан за рыбой. Смельчаков было так мало, что их фамилии до сих пор пересчитывают по пальцам. Но фамилии эти живые, ведь сыном рыбака мог быть только рыбак. А сейчас одинокие жирные гринго проверяли эти соломенные каяки на прочность.

Впервые в жизни мне довелось коснуться Тихого океана. Я прыгал, бегал и радовался. Надя делала сотни снимков, а потом мы закупились в супермаркете и приготовили всем ужин. Моя спутница искрила кулинарной эрудицией. Пригласили старушку Соланж. Она огласила новый указ по кухне: отныне пользоваться ей можем только мы. Поглощая салат, крашеная губастая старуха словно излечивала слух и, болтая с нами, охала и ахала:
-Такие спокойные! Довольные! Как мило! Готовят, зайчики мои! Красоточки!

Следующим утром обнаружилось веселое пополнение хостела: во дворе сновали канадцы и австралийцы, по скромным подсчетам, около шести человек. Эксцентричный канадо-француз сразу подружился с нами:
- Мы сейчас едем на косу не-знаю-как-звать, там самая длинная волна в мире! Рекорд Гиннеса, рай для серфера! Ай-да с нами!
Полячки решили в одиночестве провести день на пляже. К нам, русским, присоединились финн и перуанка.

В автобусе ни других гринго, ни свободных мест не было. Наша группа из девяти чужеземцев весело заняла проход. Десятки глаз разглядывали мистеров, дети украдкой трогали волосы и края одежды. Взрослые вслушивались в громкую английскую речь.
- Нельзя стоять, полиция не разрешает! – сказал строгий кондуктор.
- Нормально, едем! – отмахнулись мы.
Он пожал плечами и стал собирать деньги за проезд. Среди местных пронесся ропот.
- Чего шумят? - спросил я у старушки.
- Так этот с вас вдвое больше берет! – злилась она. – Эй, скотина, хорош дурить наших гостей!
- Да! – отозвались эхом несколько местных.
- А ну-ка садитесь на пол быстро, полиция! – крикнул водитель.
Так мы, сидя в проходе, и платили вдвойне – ситуацию правильно поняли лишь я и Надя. Спорить нам не хотелось. Мне между ног пришлись бедра блондинки из Канады. Она была в зеркальных вандаммовских очках, вся в татуировках, со спутанными соломенными волосами. Полуобернувшись ко мне, она рассказывала:
- Я живу в Британской Колумбии, Канада! На островке. Работаю в клинике для тех, у кого нервы сдают. Очень люблю свою работу, там всегда весело! То стулья в окна кидают, то плачут и в стену головой. Блеск! В основном, это менеджеры, которые до ручки дошли… Привозят с попытками суицида, депрессиями, психозами… Работы не выдерживают. А я для них главный друг: послушать, поддержать… После работы – серфинг! Да, в Канаде тоже занимаются серфингом. Так что работу я обожаю, главное – самой не того…
Ее звали Мег, и мне очень понравилось это имя. Про себя я решил, что мы подружимся.

Потом освободились сиденья, и Надя втиснулась рядом со мной. Но вдруг в салон поднялся старичок, иссохший как кора. В дрожащих руках он держал пластиковый стаканчик с объедками желе. Я сидел у открытого окна, и Надя, оказавшаяся у прохода, встала, уступая ему место.
- Садитесь, пожалуйста, - сказала она, подавая аборигенам пример. Старик молча сел на ее место, дотянулся узловатыми пальцами до окна и вышвырнул в него пустой стакан.
- Вот чего терпеть не могу здесь! - скривила лицо моя компаньонка. С ее гримасой я был согласен на все сто. Швырять мусор за борт у них любимое занятие.

Автобус пересек пустыню, проехал заросли сахарного тростника, с лязгом остановился в центре деревни, и мы вышли на пыльную улицу. Коса была живописной, с запахом водорослей, криками птиц и посиделками отдыхающих. Зеваки собрались у скульптур из песка. Искусство смотрелось провинциально: русалки, рыбы, замок. Но я дольше всего удивлялся песчаному распятому Христу. Пришло же кому-то в голову слепить.

Солнце пряталось в рваной простыне облаков, изредка выглядывая в голубые дырки. Сняв обувь, мы шлепали ступнями по кромке воды, оборачиваясь поглазеть на собственные следы. В моей цепочке наглядно просматривались плоскостопие и сколиоз. Бросив это занятие, я увлекся деталями: мельчайший бежевый песок, шуршащее прозрачное полотно воды, сушеные коряги поодаль. А вот волна была ни к черту. Кто занес эти жалкие плески в книгу всемирных рекордов?

Надя поддержала идею подкрепиться, и мы окончательно оторвались от остальных. Я разговорился с парочкой местных, которые с любопытством зашагали с нами. Мужик и тетка рассказывали о неделе Санты и своих профессиях, а Надя оттачивала навыки фотоохоты, все более отставая. Ждать ее пришлось у будки проката серфингов, где обнаружились наши иностранцы.
- Что к чему? – поинтересовался я.
- Да вот доски… Только я один арендовать не хочу. Может, пополам? – сказал один из них.
- Ну да, может Надя тоже хочет.
Я отошел к Наде, сурово глядящей из пустоты одиночества.
- Думаю взять с ними напополам. Хочешь с нами?
- Ты совсем охренел? – исподлобья прошипела Надя.
- ?
- Ты вообще считаешь, что нормально со мной обращаешься?
- Ну да, а что..?
- Бросил меня одну! Привязал этих местных придурков к нам! Теперь еще кататься будешь один? А мне что прикажешь делать?
Я сделал глубокий вдох. И выдох.
- Надь, ты же фотографировала. Тебя все время ждать надо? И местные сами подошли, я их не привязывал! И вообще, почему они придурки, классные ребята! А то…
- Вообще охренел! Ты понимаешь, что несешь? Бросил меня одну, а теперь еще я виновата! А что кататься не будешь, ты сам сказал!..
Перепалка закончилась тем, что я сообщил австралийцу:
- Слышь, друг, я не буду с тобой доску брать.
- А чего так?
- Надя не хочет, чтоб я катался.
- А ей какое дело?
- Вот сам не знаю… - так я озадачил иностранца и вернулся к моей змеюке.
- Довольна? Пойдем обедать!
- Чего это ты из меня теперь суку делаешь? Нет уж! Иди! Катайся!
Мужик и тетка лакомились мороженым, слушая, как мы собачимся.
- Эти что, с нами пойдут? - раздалось шипение над ухом. – Они же местные! Да откуда ты знаешь, кто они!?? Да они нас ограбить хотят!  Ты совсем голову потерял? Полный идиот, да?
- Все будет хорошо, чего ты волнуешься? Как я их отправлю? «Извините, Надя вас боится, уйдите, пожалуйста?»
- Смотри, если что-то случится, я тебя…
- Да ничего не случится! – рявкнул я, про себя добавив, - «и ты мне ничего не сделаешь, дрянь». Я кипел от злости.

Трапеза прошла с шиком, курица глодалась хорошо, компания была весела и ненавязчива. На русском Надя стала называть ребят «мерзкими», еду – поганой, и т.д. Мне показалось, это совсем ни в какие ворота. Я стал деликатно переводить ее гадючий яд, чтоб ей стало хоть капельку стыдно.

Перуанцы сперва смеялись, потом переглядывались, а затем поспешили удалиться.

Вскоре мы повстречали наших гринго, сидящих на пластиковых досках, и прилегли рядышком на песок.

Потягивая пивко, спортивный австралиец Джеймс вздыхал:
- Эх, и солнца у нас больше, и океан теплее… Да и волны куда лучше, ох, Австралия-матушка…
- А кем ты работаешь?
- Я, собственно, инструктор по серфингу. На Большом барьерном рифе…
- Научишь основам?
- Пойдем.

В течение минут десяти я механически повиновался юному баритону:
- Лег на доску, волна подошла, греби-греби-греби, на колено, на обе ноги…
Дальше – секунда полета над океаном и соленая вода в физиономию. Каждый раз тросик, связывающий мою лодыжку и доску, обматывался вокруг Джеймса и с треском липучки сносил его с ног, а меня – с доски. Я быстро устал и отчаялся. Оставив Джеймса выделывать кренделя, я лег на песок и закрыл глаза. Ссора насыпала внутрь пригоршни тоски. «Я никогда не брошу ее в поездке», - вспоминал я собственные слова-клятву, ища в них силы и терпение.

Возвращаться мы решили раньше остальных – всполохнул сумасшедший закат и начало темнеть. Невинная деревня окутывалась недобрым мраком. С нами отправились Ээту и Сара.

Потребовалось куда-то шагать. В вечерней тьме Сара в короткой юбке, с глубоким вырезом и на каблуках догадалась еще включить веселую музыку через динамик телефона. Ни худощавый финн, прятавшийся за шарфом и очечками, ни я не походили на бравых парней. Надю опасный фарс бесил и пугал. Меня – тоже. Но закаленный ночными электричками в московскую область я сохранял подобие бодрости духа.
- А почему ты плохо относишься к тому, что я курю? – завязал я незатейливый разговор с Надей.
- Потому что мое воспитание не позволяет заниматься всякой парашей! – сгрубила она. Слово за слово, и я только наблюдал, как мы дошли до угла, остановили маршрутку, залезли в нее и поехали. Все мое существо пылало в напалме, изрыгаемом Надей:
- Да ты думаешь, ты самый крутой!?? Ты делаешь все правильно, а все, кто поступает по-другому, - говно! Ты, типа, на языках разговариваешь, классный, да! Корчишь рожи, мол, в людях знаток, психолог! Да ни хера ты не понимаешь, ты – сволочь, я таких презираю! Бросил меня сегодня, бросишь и завтра! А обещал! Тебе на все плевать! Только ходишь и сияешь своей крутизной! Обычный! Неудачник! Только самомнение зашкаливает!
В таком настроении мы вернулись домой.
А там никого не было. Во дворике пил пиво толстый веселый ирландец. Мы познакомились и впятером подались на пляж. Светились забегаловки, мелькали тени. В тишине бренчала гитара.
Стоило взять по бутылочке, как треньканье приблизилось. Перед нами предстал музыкант – высокий смуглый перуанец с неуемным энтузиазмом. Он сразу же пожал нам руки и исполнил фрагмент «Roadhouse blues» группы Дорз.
- Еее, мэн! – брызгал слюной он. – Воц ё праблем! Олрайт!
Все, не сговариваясь, решили держаться в стороне, а мне пришлось его развлекать.
- Здесь все пацаны – мои кореша! – с трудом перебирая ногами, орал он мне в ухо. – Тута ништяк – ни воров, ни бандитов! Одни музыканты, как я, и бродяги, как каждый из нас! Правильно говорю?
- Вроде того.
- А ты музыкант?
- Нет.
- Все равно, не нажирайся в одиночку!
- Чего?
- Ты же не будешь пить один здесь?
- Что ты хочешь сказать? – я даже встревожился.
- Так дашь выпить?
Я, вероятно, поморщился. Он мне не нравился.
- А… Смотрю, не хочешь делиться! Ну и не надо!..
- Да ладно, держи!
- Ну, благодарствую!
Нормальные люди давно ушли вперед и присоединились к кому-то на прибрежном песке. Выяснилось, что это Магда, Ольга и… чилиец, сдержавший, на удивленье, слово. Стоило присесть в кружок, как я принялся перебирать пальцами прохладный песок, а музыкант взялся за инструмент. Пьяные аккорды не радовали ни его, ни нас. Он отложил гитару и громко зашептал:
- Я обожаю кокаин! Достану, что хотите! Траву хотите? А кокс? Дешево! Обожаю кокаин!
Так вот, почему ты такой странный… - пронеслось в моей голове.
- Не надо нам ничего. – Прогнусавил чилиец. – Дай-ка лучше гитару, а то ветер.
Ему надо было свернуть самокрутку, но табак грозил улететь в море. Музыкант после пары затяжек начал прощаться. Пожав всем руки, он добрался до Магды и зажал ее ладошку в своих лапах. Я видел, как нехорошо заблестели его глаза:
- А почему, девочка, ты такая красивая? – просипел он на испанском.
Наступила неприятная тишина. Наконец чилиец весело сказал ему:
- Красивая! Но не свободная! Понял?
- Вот те раз. – Только и подумал я, провожая дилера взглядом.

Надя давно ушла из круга и сидела у самой воды. Звезд не было, но свет из кафе освещал ее грустный силуэт. Я добрел до нее:
- Что сидишь?
- Да этот козел такой отвратительный… А здесь хорошо, сижу вот, думаю…
- Что думаешь?
- Что классно все это. Ночь, океан шумит. Крабы норки строят. А главное, это всё вместе… Свобода такая, сумасшедшая… А люди даже не подозревают, что она существует. Сидят в Питере или Москве, ноют, работу не любят, семью не любят, город не любят…
- Может, им не надо свободы? - поддержал я. – Не сразу же понятно, что с ней делать…
- А что с ней делать?
- Просто жить ей. – тут я понял, что разумничался и сменил тему. – Надь, ты же архитектор!.. давай строить замок!
Она внимательно на меня посмотрела:
- Вот еще глупость.
- Давай! Будешь мной командовать! Здесь копать?
Мы начали рыть две ямки, и вскоре наши пальцы встретились где-то под песком. По теплу прикосновения чувствовалось, что нам удалось помириться без слов.

Стройка закипела. Руководство молодой архитекторши помогло создать сеть глубоких тоннелей, в один из которых можно было полностью засунуть ногу.
- Пойдем, позовем чувачков, - устал от копания я. – Покажем наш Мачу Пикчу.
- Ты сходи, а мне еще дорыть надо кое-что… - Надя с головой ушла в работу.
Отойдя в сторону, я обернулся поглядеть, как она с детским азартом возится в песке. Еще недавно она очень старалась меня обидеть. А теперь… Я был очень доволен.
В компании прибавилось народу: подошли американцы-преподаватели. Все вежливо согласились осмотреть замок, но только Магда постигла его изумительную глубину.
- Вот русские как всегда! Честному народу ловушек понастроили! – хохотнул ирландец, глядя, как полячка по бедро ушла в тоннель. – Меня туда вам не заманить!

Кружок осел возле нашего замка. Я затеял с Надей крестики-нолики на песке. Американский учитель истории бросил мне вызов... Я приготовился срамить отечество. И выиграл дважды! Опьяненный восторгом, я даже не заметил, как исчезли чилиец и Магда.

Когда мы вернулись в нашу комнату, чилиец сидел на моей кровати, а Магда лежала ничком лишь в купальнике. Ее тело было некрасиво розовым.
- Сгорела я, оказывается, - прошептала она. – Теперь придется вам без меня… Помираю…
- Не страдай, - нежно гнусавил чилиец. – Не страдай!

Без орлиных глаз я видел, как ласков этот Джек Воробей с опаленной солнцем миниатюрной девочкой. Мне нравился ее звонкий смех, чувство юмора и живой ум… Никто не замечал моей ревности. Я наливал своему врагу чай и мазал булочку джемом. И на прощанье жал руку и улыбался.

Утро началось с польской брани. Ругалась Магда, и в голосе ее звучали нотки отчаяния. Ольга шепотом пыталась ее урезонить. Наверху ворочалась Надя.
- Что случилось? – оторвал я голову с обслюнявленной подушки.
Кофты и косметички Магды валялись на полу, а краснющая девушка швыряла все из рюкзака в разные стороны.
- Меня обокрали! Все исчезло! Все! Я не могла потерять! Все было здесь! – плакала она.
В комнате повисла мрачная тишина, взрезаемая польским матом.
- Блин, а если по нам тоже прошлись? – дернулся я за сумкой с деньгами и документами. Надя схватилась за рюкзак.
 «А если она подумает на нас»? – тревожно размышлял я. – Мы ведь знакомы дня три. Вспомнился визит чилийца. У нас все было в порядке. Я посовещался с Надей. Надо предложить ей обыскать вещи.

 - Камера! Единственная на двоих! Со всеми снимками… Вся поездка там была… Нет ее! – плакала Магда.
- Единственная? – спросил я.
- Ну да, - вступила Ольга. – Меня ограбили в Буйнос Айресе. Приставили отвертку к горлу и сорвали сумку с плеча. Так что осталась только ее камера.
- А у меня был рюкзак, и он его дергать не решился. – отвлеклась Магда. – Курва мать, у меня все тело болит! А теперь еще это…
- Так что ты не можешь найти?
- Фотика… И 200 евро у меня были здесь… Но бог с ними, с евро… Фотки все на карте памяти…
- Я надеюсь, ты поймешь нас правильно… - Я встал с кровати и натянул шорты. – Мы не так хорошо друг друга знаем… В общем, можешь прямо сейчас обыскать наши вещи.
- Да что вы, мои родные! Что вы! Как я могу на вас думать! Это наверняка произошло в первом хостеле, когда мы сумки оставили и пошли бродить… Надо пойти к ним, может, хозяин поможет.
Сонный и потрясенный я сбежал варить кофе.

В кухне мы поддерживали порядок: у нас был кофе и чай, а посуда всегда тщательно расставлялась по полкам. Глядя на чистоту, к которой я был причастен, мерещилось, что мой будущий дом будет также чист. Ведь это просто: поел-помыл-убрал. Светлое ощущение того, что я меняюсь к лучшему, толкнуло волну позитива. Я взял кофейник и чашки, затеяв принести дамам кофе в постель.
- ЭЙ! Эй! Эй! – раздался женский крик, едва моя нога ступила на лестницу второго этажа. – Куда понес? А ну отдай!
Молниеносно возникшая Соланж вырвала из моих рук кофейник.
- Куда понес? Ишь какой! Нельзя, только на кухне!
От греха подальше я вернул и заимствованные кружки. Все равно у всех свои чашки.
- Тоже мне, - дышала старостью хозяйка, водружая кофейник на место. – Разобьешь, а мне что делать…
Девочек взбодрила эта перепалка, и Надя спустилась за кофе. Призвав полячек сперва позавтракать, а после разбираться с кражей, я затянулся сигаретой. Она выпала из пальцев, когда солнечное утро разорвал страшный крик.
- ААА! – вылетела из кухни Надя.
- Что стряслось!? – перепугался я.
– Там таракан ужасный! И саранча!
Увидав гигантских тварей, увлеченно исследующих столы, я кинулся за Надиным фотоаппаратом. И впервые заметил, что белый кафель давно покрыт слоем жира, а запах прогорклого масла перебивает аромат кофе. Таракан крупнее спичечного коробка презрительно оглядывал суетящихся людишек и шевелил усищами.

На шум и гам открылась одна из дверей, и перед нами предстал новый житель нашего общежития. Это был приятный мужчина, похожий на Хью Гранта, с облысением в легкой форме. Резкие скулы и аккуратные морщины вокруг голубых глаз выдавали благородство кровей. Лобовая залысина совсем не вписывалась в образ и удивительно все портила. Лет ему было около сорока, голый накачанный торс покрывали седые волосы. Он широко улыбнулся и протянул мне руку.
- Привет! Меня зовут Джим. Аа, тараканы… Ну да, они здесь огромные… Я из Калифорнии. Ох, и пафосные там люди! Но я обожаю Калифорнию! А ты из России? Вот это класс! Всегда мечтал познакомиться с русским! Будем дружить! Я работаю актером, в основном, в рекламе. Но мне пятьдесят три года уже, лучшие времена позади. Хотя зависит от того, что считать лучшим, хе-хе. Сюда приехал заниматься серфингом. А это с тобой живут очаровательные девушки, которых я заметил вчера вечером?
- Если они из Польши, то да. Вот, кстати, одна из них. – Показал я на спустившуюся Магду. Ее лицо припухло от слез.
- У нее такая беда случилась… - прошептал я.
- Привет, меня зовут Джим! – позабыл про меня американец. – Что произошло, почему такой вид?
- У меня пропала камера и деньги. – Через силу улыбнулась полячка. – А еще я страшно обгорела.
- О, - он неожиданно расставил руки и крепко прижал хрупкую Магду к голой груди. – Мне так жаль…
«Ничего себе, старый хрыч дает! – подумал я. – Какой воспитанный»…
- Спасибо! – высвободилась она. – Что поделаешь, Южная Америка.
- Да-да, - отстранился он с крайне сострадающим видом. - Одни воры тут, никогда не знаешь, где обкрадут. У нас в Калифорнии, знаешь ли, ворья…

Пока я делал ему кофе, Магда разговаривала с Соланж. Старушка громко снимала с себя обвинения:
- Тут ничего пропасть не может, деточка! Даже когда приходит уборщица, я хожу вместе с ней по комнатам и смотрю, чтоб ничего не случилось! Это точно те, у которых вы вещи оставили. Или еще раньше, в автобусе! У меня ничего пропасть не может!
- Но в автобусе никто не мог вытащить!
- Ну, милая, не знаю! Не у меня - это точно!

Безутешная Магда отправилась принимать душ, а Джим многократно поблагодарил меня за кофе и с фирменной улыбкой добавил:
-  Слушай, а ты можешь не курить у моего окна? Сам-то я не курю, и меня дым ужасно раздражает. А ты смолишь, и дым залетает ко мне в окно. Мелочь, но ужасно досадная. Договорились?
- Окей… - опешил я, озираясь в поисках его окна. И чего ты не можешь его закрыть, болван! Проследив, как закрылась за ним калитка, я достал сигарету, совершенно не представляя, куда же теперь с ней деваться. Выходить со двора на улицу было унизительно и нелепо, но я все же сделал несколько шагов в сторону выхода.
- Эй, безумец! – раздался окрик.
- Это мне? – озадачился я.
- Безумец!!
В заборную щель улыбалась физиономия чилийца
- Поди сюда, безумный! – звал он. На нем вместо кислотной банданы, в которой он ходил неделю, красовался валяный котелок. Серую от грязи рубашку сменила ядовито-оранжевая безрукавка, обнажив жилистые спички рук. Из-под котелка элегантно свисала нарощенная косичка.
- Проведешь меня? – спросил он, когда я вышел.
- Пойдем. А что сам не заходишь?
- Так заходил с утра, а меня ваша бабка сумасшедшая взашей погнала. Но давай еще попробуем.
- Конечно, пойдем, ты же наш гость. – Я уверенно повел его по двору.
Когда чилиец преодолел лестницу, старая фурия, как из засады, метнулась к нему и заорала:
- А ну пошел отсюда! Ишь, ходит тут околачивается! А потом вещи пропадают!
- Это мой гость! – поддержал я растерянно улыбающегося фрика.
- Какой гость! Тут не положено гостей! Я несу ответственность, и мне не надо таких посетителей! Оборванец! У меня все строго! Закон и порядок! А ну, пошел отселя!
- Сеньора, - заговорил, сдерживая смех, чилиец. – Вы понимаете… Это же плохо! Это не-пра-ви-льно! Нельзя не пускать гостей! Зря вы так, сеньора!
 - Что ты меня еще учить будешь, сопляк! «Нельзя» было сказано! Давай, давай отседова! – Бабка перешла в наступление, и мы ретировались за калитку.
- Я тебе говорил! – мой гость все еще улыбался. – Бешеная тварь!
- Вот дела! – извинялся я. – Прости уж!
- Да ладно…
- Понимаю, что это не очень хороший тон, но я тебя столько знаю, а как звать не имею понятия… - почесал репу я.
- Ха-ха! Да и я тебя! Меня Хулиан зовут.
- Егор. Давай посидим тут? Хоть покурю нормально.
- А я хотел узнать, какие планы у вас на сегодня. Хочу съездить к колдуну, думал, может, решите присоединиться?

Теплый бордюр славно грел зад, когда улица подернулась пылью. Напротив калитки затормозил огромный джип с надписью «полиция». Мужчина и женщина в коричневой униформе, сразу направились к нам.
«Наверно, за Хулианом», - рефлекторно встал я.
- Добрый день, сеньоры, - улыбнулась женщина. – В хостеле «Соланж» живете?
- Да…
- Хозяйка дома?
- Была только что…
Офицер позвонила в дверь:
- Сеньора Соланж, открывайте, полиция.
Лязгнул замок, и полицейские скрылись во дворе.
Я посмотрел на Хулиана.
- Пуууф! Пронесло! – весело сгримасничал он, и расхохотался, щуря глаза.
- Думаешь, не из-за тебя сыр-бор?
- Давай подслушаем!
Соланж уже голосила во всю. Я разобрал только слова «кожура» и «не мое это, сладкие».
- Что там происходит?
- А бабка-то помои выносить не любит. – Усмехнулся чилиец. – Кидает мусор на соседние крыши.
Полицейские вышли, попрощались, сели в навороченный джип и покатили по заплеванной деревеньке.
- А в Чили тоже так, по-крутому все?
- По-разному… В общем, предлагаю ехать к телу колдуна! То есть, это был не колдун, а целитель… Мне это очень интересно! Атмосфера там, говорят, мистическая…
- К телу?
- Он очень давно умер, там все запутано… Вроде как магические рисунки хранят его дух взаперти… Стоит поглядеть.
- А еще куда можно съездить?
- Потом в Чан Чан, город солнца…
- Я только за, но надо понять общие планы… У Магды сегодня еще пропажа обнаружилась… - я вкратце описал утренние события и с внутренним уколом спросил: – Давай, я ее сюда приглашу?
- Не стоит! Я лучше попозже зайду, и она мне все расскажет…
На том и раскланялись.

Обрывки туч окончательно унесло, и бирюзовый свод покорился солнцу. Девочки прятались в комнатной прохладе, задернув занавески. Пахло лекарствами. Ольга читала книжку. Багровая Магда лежала ничком, а Надя нежно втирала в нее белый крем.
- Эта русская девочка такая замечательная, - проворковала обгоревшая, увидев меня. – Весь свой крем от ожогов на меня пустила. Еще и в аптеку сходила, накупила чего-то!
- Да ладно, - от усердия хмурилась Надя, стараясь не причинить полячке боль.
Судя по ценникам, она бескорыстно спустила кучу денег на целебные мази.
«А тебе и в голову не пришло», - ругнулся я на себя. Я даже не заметил, что Надя куда-то отлучалась. То ли я всегда был «недорусским», то ли просто отвык…
И я спросил ее на русском:
- Фига, это ж дорого… Она тебе отдаст деньги за все это?
- Не знаю, - посмотрела на меня Надя. – Главное, чтоб помогло…
Я рассказал о планах нашего странного друга.
- Да, - хихикнула Магда. – Не распознала Соланж интеллигента… Но я, понятно, никуда не поеду.
Остальные были за любое движение. Шло время. Вдруг в дверь постучали, и за ней обнаружился канадский француз.
- Так, ребята, я хочу поехать в Чан Чан, но в одиночестве западло! Составите компанию?
- Да, только нужно подождать одного человека. – сказал я.
- Какой ждать! Вы что! В книжке написано, они закроются через два часа!
Решено было прокатить Хулиана.

Маршрутка вывезла нас загород. Мы смиренно потопали в сторону достопримечательности, когда перед нами остановилась машина.
- Нет-нет! – замотались наши головы.
- Да вы что, друзья! – из машины высунулась усатая башка. – Не узнаете?
- Да это же дядька, что вез нас с автовокзала! – спохватился я.
- А то! Давайте, залезайте! Бесплатно довезу!

Это было приятно. Мы пристроились к группе местных туристов и на испанском прослушали экскурсию.
Чан-чан, или «город солнца» отрыли в пустыне недавно. Народ, построивший, по заверениям гида, колоссальных размеров город, населял эти земли задолго до инков. «Солнечногорские» поклонялись почему-то луне, обходились без колеса, занимались рыболовством и торговлей.
Инки долго осаждали Чан-чан, и когда город пал, переделали часть архитектуры и декора, пытаясь изжить самобытность гордых чан-чанцев. До кучи, бравых парней, отгрохавших из песка целую крепость, обложили зверским налогом. Так они и вымерли.
Мне очень понравилась экскурсия, гид возненавидел нашу дотошность, и к тому же мы слегка заблудились. На выходе канадец обнаружил двух толстых женщин-полицейских.
- Ох, здравствуйте, дамы! – заворковал он на испанском. – Не позволите ли сфотографироваться в ваших чудесных шапочках?
«Сейчас пошлют», - подумал я, но женщины, мило улыбнувшись, нахлобучили на нас фуражки и сами нажали на кнопку фотоаппарата.

На обратном пути нас не подвозили. Мы шли, дыша простором и пылью, отогреваясь после прохладных дней. Неугомонный канадец разглядел в холмах невосстановленные стены и здания, и мы полезли на них. Впервые я шел по земле, осознавая, что топчу постройки исчезнувшей империи. Действительно, вся перуанская земля – окаменевшая история неизвестных ветвей человечества.

С высоты виднелась тропка, ведущая примерно в нашу деревню.
- Давайте прогуляемся? – придумал кто-то. – Идти, наверно, не больше часа.
- Нет! – подорвался канадец. – В книжке написано, эта тропа опасна для туристов даже днем!
Смущенные мы добрели до шоссе и поймали маршрутку. И вдруг ее остановил гаишник. Было очевидно, что у шофера не было каких-то документов. Офицер отошел в сторону, а водитель тихо сказал кондуктору-пареньку:
- Дай пять солей.
Он покинул авто, быстро вернулся, и мы вновь покатили по асфальту.
- Взятка, - переглянулись мы. Гаишнику хватило пятидесяти рублей.

Уже в хостеле Надя озвучила желание завладеть такой же загадочной книжкой, как у канадца. Я был отправлен на переговоры, и оказалось, что у него их две. За двадцать долларов она незамедлительно перешла в руки моей компаньонки. Заодно нас пригласили на вечеринку в единственный ночной клуб. Поводом был день рождения ирландца.

Времени было около пяти, и мы отправились на пляж. Солнце утратило силу, и Магда дерзнула присоединиться к нам. Бутылка пива приятно утяжеляла руку, а на берегу веселились наши канадцы и австралийцы. Крайне довольные жизнью они вели себя свободно и естественно; в пылу созерцания мозги мои унеслись к берегам стран этих людей. Мег катается на серфинге по океанской волне Британской Колумбии. Джеймс жарит барбекю напротив Барьерного рифа… Сладкий образ любого потенциального эмигранта.
- Эй, Игор, поди сюда! – улыбнулся Марти.
Я подошел. И вдруг он пребольно ущипнул меня за сосок!
- В средней школе это была моя шутка! – захохотал он и ловко повторил трюк на австралийце Джеймсе.
- Хватит уже, придурок! – потирая прокаченную грудь, Джеймс отвесил ирландцу пендаль.
Быстро они все сдружились…
От того, что эти люди не чураются меня, не делают различия на «мы» - «они», стало очень хорошо и – хотя я душил это чувство – лестно. Мы привыкли к тому, что к нам снисходят, не доверяют, насмехаются более или менее открыто. Привыкли, что надо противопоставлять, что-то доказывать, хвастать русской душой и хаять остальное отечественное. Гордиться танками и гостеприимством. А я не гордился. Я смотрел на людей, небо, океан и потягивал пивас. Просто человек, обычный парень из России. Все ведь откуда-то.

Ни с того, ни с сего я, не раздеваясь, бросился в океан. Когда мои кеды чавкали мокрым песком, я видел солнце над кромкой воды. Тучи плавно меняли цвет, как будто самому небу стало задорно и легко.
Я летел в холодную волну, и оранжевые, зеленые, серые, белые хрустальные брызги жгли лицо, мочили одежду. Бежать стало трудно, и  мое тело из последних сил, теряя равновесие, кинулось в этот безумный закат. Океан швырнул меня прочь, но я встал на ноги и боднул его башкой в живот.

Местные взрослые махали мне рукой, дети тыкали пальцами и тоже неслись в огненные волны. Надя щелкала фотоаппаратом. Уже на твердом песке я ходил на руках, делал колесо, совершал прыжки и коленца. Вдруг уплыл мой кед, и темнокожий мальчик спас его из воды. А целая перуанская семья попросилась сфоткаться с нами. Потом отдельно дети. Потом только с девочками. Напоследок только девочки-иностранки. И все это на фоне рыже-лилового неба. Последние минуты заката заставили всех людей на пляже бросить свои дела и замереть в восхищении. Стоя.

После этой феерии девочки вели меня кормиться и переодеваться. Магда ушла вперед и обнаружилась у того места, где мы по приезду оставляли вещи.
- Сеньор, - говорила она в домофон. – Я понимаю, вы скажете, это не вы… Но, пожалуйста, передайте, что если найдется моя карточка памяти из фотоаппарата, сотрудники получат вознаграждение.
Мы затоптались рядом, слушая заверения, что такого случиться не могло. Магда вступила в долгие разъяснения. Отчего-то я стоял и отслеживал ее ошибки в испанском. Хотелось как-то помочь, но история кражи в этом месте мне казалась маловероятной, а голос толстяка звучал совсем растеряно и грустно. Может, я ошибался, но он говорил с ней как с собственным ребенком, который искренне не понимает какой-то сложной  для нее правды.
- Сеньорита, поймите… Мы работаем здесь всей семьей, горничные – мои дочери, а я сам хозяин. – Он наконец-то открыл дверь. – Я вам этого не говорил, но уже были кое-какие прецеденты с этой сумасшедшей.
- С кем это? – встрял я.
- А вы не понимаете, о ком идет речь?
- Понимаем…
- Но сеньор, - вновь начинала Магда. По ее лицу текли слезы. Хотелось поскорее уйти оттуда.

Когда джинсы были отжаты, а кеды убраны за порог, в комнате поселилась тоска. Нарядившись для грядущего похода в клуб, я отправился во двор слушать цикад и общаться. Вскоре появился ирландец Мартин с разудалой англоговорящей свитой. Выделялся он потому, что у него был день рожденья.
Он говорил об этом, но я, увы, запамятовал. Диалоги на английском всегда сложно запоминаются. Вроде все понятно, но возникает напряжение, из-за которого выпадают фрагменты важной информации. Может, из-за этого у меня было так много проблем с Ренатой. Как кино без перевода. Для полного осознания силы слов и ключевых моментов словно не хватало субтитров.
Ирландец, а звали его Мартин, приоделся по случаю и болтал без умолку. Купленный литр водки азартно тек в коктейли. От нечего делать, легкого стыда и тайной надежды на халяву, я передвинул тело в их сторону, не решаясь принять участия в общем веселье.
Про Мартина я знал только, что он работает на правительство клеверного королевства, путешествует один в течение нескольких месяцев, а затраты на поездку превысили 10 тысяч долларов. Он мне казался непонятым, заносчивым, но определенно позитивным.

Вдруг обнаружились финн и перуанка. Ээту, как всегда, был в куртке, шарфе, очках и бриджах. Сара – в мини-юбке и кофточке с пугающим декольте. От Ээту пахло алкоголем, а от Сары – консервами.
- О, Игор! – обрадовались она. Немногословный Ээту весело кивнул.
- Друзья! У вас удивительное свойство пропадать! Что случилось?
- Это потому, что я очень много жру! – громко застрекотала перуанка. - Все время его таскаю по забегаловкам. Кстати, хочешь тунца?
- Э, я б чего-нибудь другого…
- Ну, как хочешь! А с черным хлебом очень вкусно! Люблю консервы!
- Ох, Сара, ты так похожа на русскую!... В своих гастрономических предпочтениях.
- У меня есть другое… - пробубнил финн и исчез.
- Слушай, Игор! У меня тут очень хороший друг работает дилером. Все что хочешь, может достать! Ты хочешь чего-нибудь?
- Вроде нет, – насторожился я.
Вернулся финн. В его руках блестела бутылка и три бокала.
- Слышишь, Ээту, я тут ему сказала про дилера… Который подошел, когда я тебя в песок закапывала!.. Ой, надо же открыть? Подождите, найду штопор!
Штопор она отыскала быстро, но уже вновь проголодалась. Ээту на призыв посетить магазин ответил отказом. Ничуть не огорчившись, она уцокала прочь, балансируя на высоких шпильках.

Мы остались наедине. Очки и растрепанный ежик, клетчатый шарф… Мы были единственными парнями в нашем прайде. Мы всегда улыбались друг другу при встрече, а в минуты особого душевного равновесия я даже хлопал его по спине – старался расшевелить тихого, но веселого Ээту. Даже рассказал анекдот про финна и крыску. Тогда он вежливо хихикнул. И сейчас мы впервые сидели вдвоем, в вечерней прохладе и тишине. Я видел его усталым и отчаявшимся.
- Что с тобой?
- Все хорошо, немного утомился.
- Сара?
Финн помолчал и достал сигару.
- Хочешь? Их у меня очень много. Они с Кубы, но очень плохие. Никто не хочет курить.
- Может, пополам?
- Можно. Но все равно возьми себе, сколько хочешь. На будущее.
Из недр финской куртки в мои пальцы перекочевал объемный пакет с сигарами. Там их было штук двадцать. Я не взял ни одной.
Вился дым, мерцало вино.
- Понимаешь, Егор… - он безупречно произнес мое имя. – Сара хорошая. Но мы с ней очень разные. Ей сложно объяснять вещи, которые расстраивают меня. Она яркая, веселая, общительная. Сам понимаешь, я не такой.
- Но все равно как-то уживаетесь?
- Она не уживается. Я уживаюсь.
- То есть в отношениях рулит она?
- Понимаю, прозвучит странно. – Он передал мне дымящую сигару. – Мы ездим вместе по разным странам. Здесь живем в одной комнате и спим в одной кровати. Кроме того, проведем все время вдвоем. Но у нас нет отношений.
- Она не хочет быть с тобой?
- Наоборот, Егор. Я не хочу.
- И давно вы так?
- С тех пор, как я попал в Южную Америку. Полгода.
Я не верил своим ушам. Передо мной обнажилась огромная драма несчастного вежливого Ээту. Сара. Агрессивный стиль. Погоня за паспортом. Переезд в Европу. Счастливая жизнь. Она бегала не за Ээту, ее манил ломоть счастья. Эти мысли посещают каждого, кто видит такие парочки. Но Ээту, тихий и умный… Парень, казалось, встрял как следует.
- Так скажи ей.
- Я говорил. Много раз. «Сара, мы очень разные… Я не знаю всего в этом мире, но знаю, что нам не надо быть вместе». Даже так…
- А она? – я вернул ему сигару и опустошил бокал.
- Плачет. Обижается. Говорит, что мы просто друзья. Смеется. По-разному…
- Но не оставляет тебя…
- Ты правильно понял, Егор.
Мы сменили тему. Раньше он работал в Нокиа, занимая не последнюю из должностей. В его задачу входил сбор информации с офисов всего мира. Ежемесячный, ежеквартальный, годовые отчеты о работе отдельных винтиков великой корпорации.
- И в какой-то момент я подошел к начальнику и сказал: «извините, но с меня хватит». – Негромко говорил он. - А потом собрал друзей и приехал сюда. Друзья давно вернулись, а я до сих пор здесь…
- А этот дилер Сары – что еще за дела?
- Не знаю… Говорит, какой-то друг. Если начистоту, Егор, я б сегодня вспомнил молодость… Взять бы кокаина грамм, все-таки Перу!

Стуча каблуками, явилась Сара.
- Все, я покушала, нормально вообще! Та-ак, а мне вина? Пойдем переоденемся, Ээту, в клуб идти скоро!
- Ладно, ребят, - спохватился я. – Спасибо за вино!
На том и разошлись. Делая вид, что слушаю цикад, я подобрался к ликующему ирландцу сотоварищи. Там был и Джеймс, учивший меня серфингу, и Мег, работающая в психушке для менеджеров.
- А, русский! – разглядел меня Мартин. – Иди сюда! Смотри, водка!
- С днем рожденья!
- Спасибо, дорогой друг! Давай я тебе соображу коктейль! Пробовал водку со спрайтом и пивом?
- Точно нет! Но попробую!
- А то! – закурил ирландец.
Я обратил его внимание на близость окна Джима из Калифорнии.
- А что такое? В чем беда?
- Сегодня утром он попросил здесь не курить…
- Так и сказал? Вот падла! А ты что, и не куришь теперь тут?
- И не курю…
- Так ты кинь ему бычок туда! – Мартин захохотал и так ловко изобразил метание окурков в форточку, что я невольно дернулся. – Вот придурки американцы! Помешаны на своем здоровье! Лицемеры! Снобы! Других бомбят, народы по ветру пускают, а курить это плохо! Они, видите ли, от дыма кашлять начинают. Так что ни-ни! Ишь, какой! Еще из Калифорнии – пафоса больше, чем мозгов! Тьфу!
Я здорово веселился, даже головой тряс от восторга. А мне-то казалось, они все заодно! Бесшабашный Мартин раскрывался все более:
- А я, помнишь, уехать должен был сегодня! Так и не смог, прикинь!
- Ах, да! Там же еще как-то все заморочено выходило…
- А то! Билет бронировал! Напрягался! Да катись оно все к чертям! С днем рожденья ме-еня! Ну, говнюки, кто будет пить за здоровье старины Марти?
Грохнули бокалы, посыпались поздравления.
Стало понятно, что компания выдвигается на танцы. Ольга давно уже попивала пиво, щебеча с австралийцем, а Магда и Надя отказались участвовать в мероприятии. Магда по уважительным причинам, а Надя – по непонятным. Мне показалось, что она просто стесняется масс.

По дороге в клуб мы говорили с канадцем, и только теперь я усвоил, что его зовут Кевин. Окончив колледж, он совершал обычную по традициям белых поездку перед началом взрослой жизни. Однако французская провинция наложила свой отпечаток, и разговор он повел не о погоде, карьере или поездках, а о любви.
- А я, представляешь… - дергался и гримасничал он. – Влюбился! И ехать хотел только с ней! Она у меня красавица! С Филлипин!
На свет из бумажника была извлечена фотокарточка весьма отталкивающего существа.
- Однако часть пути пришлось проделать одному. Но уже через неделю я должен встречать ее в аэропорту Лимы. Жду не дождусь, представить не можешь, как жду!
- О, почти как я! – поделился своей миссией я.

На просторном танцполе ночного клуба выделывались только наши друзья. Канадец исчез. Я отправился к стойке. Не успев понять, где же меню, я почувствовал, как кто-то меня обнял.
Это оказалась изрядно подвыпившая Мег. Ее соломенные волосы совсем растрепались, а одно из плечиков майки спало почти до локтя, обнажая гигантское ажурное тату. В ноздре весело блестело колечко.
- Игор, мой друг! Что там у нас в меню? Ничего не понимаю!
- А ты что хочешь? Пиво или коктейль? – я увидел на стене прейскурант на пиво, а на самой стойке – коктейльную карту.
- А что дешевле! Я не богатая! Но карма у меня на сегодня – нажраться!
- Я тоже! – я по-дружески прижал ее к себе. На нас сверху рухнул непоседа-Кевин.
Все взяли пиво. Музыка грохотала, прогоняя нас во внутренний двор. Там открывалась возможность общаться, не напрягаясь. Пахло марихуаной. Мы о чем-то говорили. Подсаживались люди. Народу в заведении прибывало. Какой-то бельгиец хвалил бельгийское пиво. Кому-то я рассказывал, как правильно пить водку. С Мег мы рассуждали о добре и зле в поведении отсутствующей Нади. Кевин ко всем лез с фотографией своей страшной филлипинки. Мег рассказала о своем бойфренде. Я – о своей пассии. Праздник набирал обороты. Вдалеке ухнули живые инструменты и через секунду сложились в расслабленную мелодию. Концерт начался.

Но мне было уже не до реггей. Все куда-то подевались, а я жаждал бесед. Неровной походкой я набрел на столик с каким-то местным хлопцем. Он переживал из-за подруги, которая куда-то пропала. Он разрешил прикончить его пиво – купюры в моем кармане уже кончились. Местный исчез, а за столик подсел сам чилиец. Он, как всегда, хихикал:
- О, безумец! Как сам?
- Прости, что мы не встретились! – кричал я.
- Нормально, нормально! Я съездил на Чан Чан!
- Мы тоже! А как же мертвый шаман?
- Я не поехал. Отговорили! Сказали, он занимался черной магией! А я – белой!
- Ты шаман? – сдержал смех я.
- Конечно! А ты не знал? Но предпочитаю слово «целитель». Месяц назад я бросил все: работу, учебу, родителей и отправился в джунгли, к шаманам. Прошел все обряды! Сейчас лечу людей!
Музыка гремела ужасно. Я не слышал доброй половины.
- Давай найдем чего-нибудь выпить? – придвинул он свою физиономию к моим глазам.
- Что?
- Давай добудем алкоголь!
«Меня не разведешь, хиппи»! – подумал я и заорал, побеждая гром музыки:
- У меня нет денег!
- У меня тоже! – скалил зубы новоявленный шаман.
- Что мы будем делать?
- Пойдем искать алкоголь!
Мы вылезли из-за столика и побрели, толкаясь, к эпицентру музыки.
- Но сначала – в туалет! Не потеряйся! – Хулиан ловко свернул с маршрута и скрылся в толпе.
Самостоятельно я нашел уборную, был изгнан из женского отделения, справил нужду в правильном месте и понял, что потерял чилийца.
Вернувшись к месту наших посиделок, я увидел, что Сара сидит одна. Широко расставленные ноги, белоснежная мини-юбка, распущенные черные волосы, голова обхвачена длинными пальцами, и взгляд в стол. Когда я заглянул ей в лицо, стало понятно, что она плачет. За столиком поодаль я разглядел Ээту. Он выглядел виновато и одновременно решительно. Я обогнул ничего не видящую Сару и сел рядом с финном.
- Я поговорил с ней. – Сказал он. – Еще раз.
- И?
- Она ничего не понимает. Она хочет быть со мной. Все. Ее не переубедить.
- Сейчас выглядит очень переубежденной.
- Я знаю. Мне плохо оттого, что приходится так поступать.
- А что именно случилось?
- Она снова предложила мне встречаться.
- Что будешь теперь делать?
- Пойду к ней.
Я постарался сочувственно на него посмотреть. За этого парня хотелось переживать. Но мой праздник еще продолжался.

Пробившись в гущу разноцветной толпы, я увидел пляшущую Мег. Отжигала она так, что стало немного обидно. Стоило так много говорить о своем бойфренде? Я вернулся к туалету. Помост, расположенный поблизости, был пуст, не считая одинокой фигуры. По центру, скрестив по-турецки ноги, восседал сам шаман и что-то увлеченно раскуривал.
- Слушай, у меня так много здесь интересов, что я могу иногда теряться. – Сказал он, обдавая меня странным дымом. - Но вечер – наш! На, попробуй мапачо. Табак сельвы. Я недавно вернулся из джунглей, проходил там обряды. Все очень строго: двадцать дней до и двадцать после.

Мапачо мне пришелся по вкусу. Пуская клубы терпкого дыма, я наблюдал, как фигура Хулиана притягивала на помост странных людей.
- Ты, вообще, о чем говоришь? – потерял нить я.
- О посте! Двадцать дней до и после нельзя ничего: ни алкоголь, ни сигареты, ни мясо, ни молоко. Плохих слов нельзя говорить! С женщинами нельзя. Даже это (он потеребил воображаемый пенис) – ни-ни! – захохотал он.
- И ты справился?
- А то! Все строго! Сорок дней никак! Зато во мне теперь куча энергии! Уух! – объяснил он. – Как в русской бомбе! Так что та, кто мне в койку попадется… Ух! Так выстрелю, что до Кубы долетит!
Мы посмеялись.
- Надо только найти подходящую, - отсмеявшись, продолжил он. – Тут какая попало не годится. Слишком ценная энергия у меня. Сложно выбрать правильную.
- То есть ты еще выбираешь? – вкрадчиво произнес я.
- Конечно!
- Тебе же Магда нравится!
- Ну и она тоже. – улыбнулся Хулиан. – Сейчас вернусь, хорошо?

Я был сражен. Этот юноша не умещался в моей голове.
 Толстый парень с дредами, свисающими из-под растаманского кепи, увидев, что мой друг отлучился, тут же накинулся с расспросами:
- Ну что, ты гринго, нет?
- Я русский.
- Бог мой! Русский! Это откуда же?
- Из России…
- Понятно, что из России, безумец! Это где, в Европе?
- Это от Европы до Китая. Самая большая в мире страна.
- Чего?
- Коммунисты…
- А, да! Коммунист что ли?
- Нет, мы теперь демократы. Как и вы. Все ништяк!
- О, да мне все равно, откуда ты! Негр, китаец… Все братья, понимаешь?
- Еще как!
Он принялся особенным образом пожимать мне руку.
- Вот-вот! Так скажи мне, ты брат мой или не брат?
«Денег что ли будет просить» - подумалось мне.
- Брат. Твой бедный брат.
- Да что ты мне впариваешь? Я живу на то, что делаю своими руками. Такие, как я, называются артесане! Понимаешь? Это люди искусства, безумец! Артесанам деньги нужны только чтоб выжить, наше богатство – это душа! В твоей стране такие есть?
Я замялся.
- У нас есть хиппи, автостопщики, но чтоб с поделками по миру ездили, я таких не знаю.
- Так что? Все на корпорации работают? Всепланетная эксплуатация человека? Черт знает, понимаешь ты меня вообще или так киваешь!...
- Понимаю, понимаю. Вроде то…
- Смотри, безумец! Презентую тебе нашу подругу, сестру из солнечных Соединенных Штатов! Второй год с нами тусуется! Понимаешь, безумец?
Белая длинноволосая девушка, уставилась на меня взглядом, подернутым мутной пленкой
- Ола! – сказал я.
Миловидная американка даже не моргнула. Я попробовал еще раз:
- Хелло?
Она отвернулась и куда-то пошла. Незаметно вернувшийся чилиец, разглядев у нее в руке пиво, завладел бутылкой и угостил меня остатками пойла.
- Вот и алкоголь! – хохотнул он.

Толстяк, сомневавшийся, понимаю ли я его, целиком перешел на язык телодвижений. Беседу, впрочем, он вел уже не со мной, а подманивал танцем кого-то из темноты. Тело его, казалось, рассказывало о большекрылых самолетах, весело кружащих и неожиданно падающих.
Из мрака выплыл высокий негр. Его дреды были темно-рыжие, а все лицо – глаза, губы, морщинки – светились улыбкой. Он весело пожал мне руку на особый манер. Типа, свой.
- Этот мой друг из России, - похлопал меня по спине Хулиан.
- Сразу видно, безумец, сразу! – кричал, кивал и одновременно пританцовывал негр. – Видно, что друг! Хорошая волна! Это, я тебе скажу, очень, очень хорошая волна!
Крайне польщенный я улыбался и гордился неожиданным успехом.
- Чем занимаешься, безумец?
- Я учитель.
- Хорошо! Великолепно! Учишь детишек, воспитываешь, делишься тайной знания… А я – артесанин. Живу жизнь, не напрягаясь! Секретов нет! Вот приехал ты из России, отогрелся здесь…ха-ха… Я тебе покажу наше искусство, а ты мне – ваше. Так и учимся друг у друга. Давай, танцуй с нами, безумец!
Плясать я не решился. Как показывать «наше» искусство было неясно. К тому же чилиец опять куда-то запропастился.

Места рядом со мной осваивала целая куча новых друзей – бродячие художники, местные хиппи, люди, которые верят в карму, ауру, свободную любовь и беззаботное счастье. Чувствуя накопившуюся усталость, я все еще был на их стороне: качал головой в такт музыке и улыбался.

Внимание мое привлек силуэт человека, лица которого не было видно –
я сидел на уровне его карманов. Из одного из них он быстро извлек крохотный пакетик с мукой.
«Кокаин»! – Не успев испугаться, я увидел, как его палец погрузился в белую пыль и тут же оказался в моей ноздре.
 
Непонятная сила прошлась по всему телу и взорвала нервные клетки. Разряд внутреннего тока и отвратительный «привкус» в нос. Пыль, попавшая внутрь, не исчезла, а размокла и повисла склизким комком. Так докладывали встревоженные рецепторы. Легко закружилась голова. Шмыгая носом, я видел, как склоняются к покрытому белым налетом пальцу патлатые темнокожие головы.

Загадочный человек внезапно исчез, а все продолжали веселиться, как ни в чем не бывало. Оказалось, что почти три часа утра. А во мне кипела энергия, словно я качественно отоспался, вкусно позавтракал и потираю руки в преддверии интересного дня. Накатывающая эйфория призывала на поиски веселья. Я резво встал и куда-то пошел, рассчитывая натолкнуться на знакомых и рассказать о происшествии. Кто-то странно посмотрел мне в глаза, и я понял, что здесь очень много людей находится под действием белого порошка. Замутненные счастливые взгляды выцепляли «своих» в толпе. Люди останавливались и начинали разговаривать, словно знакомы тысячи лет. Местный в гавайской рубашке уже весело общался со мной и показывал на толстеньких хихикающих перуанок. Я хлопал его по плечу.
- Добро пожаловать в Перу! – подмигнул он и растворился в снующей массе.

В паре шагов от них пронеслась влекомая незримым торнадо Мег: распущенные волосы, глаза в разные стороны, оскаленный рот. Меня она не заметила, а вот Мартин, следующий за ней, ткнул кулаком в мой живот.
- А ну говнюк, потанцуй со стариной Марти! – за руку он втянул меня на танцпол.

Душное помещение, с испарениями потной и пьяной толпы вспыхивало лампами и дробилось нитями красных и зеленых лазеров. Движение тел, стеклянный блеск глаз, выкрики - мне стало не по себе. Но увидев, что вытворяет ирландец, я растерялся окончательно. Грузный колобок танцевал как похотливая шлюха, – терся об меня передом, крутил себе соски и плотоядно облизывался.
- Давай, давай! – орал он, делая разворот вокруг моей безвольной руки.
- Э… я не того… - не найдя слов, я попятился. Именинник грациозно выставил ножку вперед и, снова оказавшись подле меня, страстно завертел ягодицами.
- Смотри, смотри! Белые педерасты! – донеслось откуда-то. Перуанцы, забыв о ритме, с дикими гримасами тыкали в нас пальцами.
Среди коричневых лиц мелькнула физиономия Кевина. Я бросился к нему. Он радовался и показывал на кого-то в толпе.
- Не забудьте позвать меня, когда будете уходить! – одновременно кричал французик.

Я судорожно кивнул и расхохотался. Женщина, вызвавшая восторг француза, выглядела, как дырявый башмак. Ей давно перевалило за сорок, казалось мне. Они держались за руки. Кевин был эмоционально возбужден. Сдавалось, он украдкой подает сигналы, о том, что его надо спасать от этой бестии. Чтобы не видеть этот ужас, пришлось отвернуться.
- Найти шамана! – стучало в моей голове. – Он единственный нормальный здесь!
Боясь вновь попасться в объятия Марти, я вертел головой, ища шапочку и косичку в толпе. Вдруг кто-то ущипнул меня за зад. Чудовищная подруга Кевина стояла рядом со мной, делая вид, что это не ее проделка. Я снова отвернулся и тут же почувствовал щипок. Я внимательно посмотрел на перуанку. Незаметно от него она вперила в меня взгляд и чмокнула губами. Я рванулся во двор отдышаться от всей этой скверны.

«Наверно, она проститутка. С Марти все понятно… Вот к чему все его странные шутки. А как же Кевину не отвратительно? Хотя, она в стиле его подруги. Тьфу, черт! Чилийца нет… А это еще кто?»

На земле, между стеной и лестницей, ведущей на танцпол, кто-то валялся. Подойдя поближе, я увидел, что это австралийский красавец Джеймс. Он лежал, скрючившись и закрыв голову руками. Через него перешагивали.
- Эй, друг… - склонился я над ним, удивленный таким оборотом. Видеть самовлюбленного крепыша в таком состоянии было странно. Аккуратно потолкав его, я убедился, что он жив и спит.
- Джеймс, ты как?
Ни звука.
Я хлопнул его по плечу, уже с силой.
- Джеймс?
Он даже не шевельнулся. Я задействовал ногу, пытаясь накренить его тело. Надо мной нависла фигура сурового охранника.
- Твой знакомый?
- Живем в одной гостинице. Да, мой друг.
- Забирай его, он тут давно валяется.

В одиночку я бы его не поднял. Так… Джеймс пришел с англоязычной шоблой. Из них я видел только ирландца и Мег. Надежды на них не было. Кевин сам по себе. То есть минимум трое людей, с которыми он путешествует, должны быть здесь.
- Сейчас его заберут! – пообещал я охраннику, на время оставив Джеймса в уютном оцепенении.
И почти сразу столкнулся с Ольгой. Она была весела и активно потирала нос:
- О, ты еще здесь! Привет!
Мы обнялись на радостях.
- Ты знаешь, где друзья Джеймса?
- Да-да, они ушли домой! Недавно, кстати. Тут только…
- Нет-нет, послушай! Нам нужны…  А лучше, пойдем со мной! – за руку я отвел ее к телу.
- Вот это дела… - Прикрыла она рот пальцами, выражая изумление.
- Уже пытался. – Опередил я ее бесплодные попытки призвать австралийца к жизни.
- А они ведь все ушли. – Пробормотала она.
- Не знаю, как у вас в Польше, Ольга, но у нас в России своих не бросают!
- У нас тоже.
- Сила славян! Значит, отнесем его к океану, он там должен придти в себя, как считаешь?

К воде вел один из выходов. Мы взялись поднимать Джеймса. Но тело его давно обмякло и стало, согласно законам медицины, раза в полтора тяжелее. Вот он и падал. Меняясь местами, мы пробовали вновь и вновь… Именно эти процедуры призвали инструктора по серфингу в мир земной юдоли.
- Чё за говно? – пробурчал он, мотая головой.
- Дружище, вставай! – решительно цеплялся за его подмышку я. – Ты валяешься на полу клуба. Твои друзья непонятно где. Ты в Перу. Ты – в мясо. Австралия далеко. Борись!
- Оставьте меня!.. - мычал он. – Мне хорошо.
Одновременно с Ольгой мы, использовав наши тела как рычаг, привели его в положение висения.

Хитрый подлец поджал ноги, и мы б рухнули вниз, если б кто-то не помог сзади. Джеймсу это совсем не понравилось, но мы, усиленные местным добровольцем, уже волокли его к выходу, слушая непонятную брань.
- Ты понимаешь, что он говорит? – спросил я Ольгу.
- Только догадываюсь, - улыбнулась она.

Дорогу преградил охранник, но правильно сообразил, что к чему и посторонился.
- Разрешите, - пыхтел я. – Наш товарищ немного… устал. Большой день, знаете ли…

Вид на океан не вдохновил Джеймса. Мешком он свалился с наших плеч на песок и затих.
- Все лучше, чем на проходе лежать… - резюмировала Ольга.
- Насколько подсказывает опыт, ему надо немного проспаться. – сказал я.
- Да, потом водой окатим его.
Попросив охранника приглядеть за австралийцем, мы вернулись в клуб.

Заняв пустующий столик, мы курили и обсуждали минувшие события. Сидели долго, иногда проверяя безмятежного Джеймса. Заговорили о Магде. Я сказал:
- Можешь не согласиться, но у меня своя версия пропажи вещей. Факт, что в автобусе никто не воровал. И кажется, в том хостеле тоже все чисто. Но не думаешь ли, что идеальное ограбление – это стащить вещи только у одного человека из комнаты. Причем с кровати, которая ближе к выходу? Делая вид, что занимаешься уборкой?
- А помнишь, что Соланж убиралась, когда мы пришли, и нам пришлось ждать во дворе? – ахнула Ольга.
- И что делать? Это бездоказательно.
- Да, тут ты прав.

К нам подсел чилиец.
- Все, ребята, надо закругляться. Уже не весело…
- Тут такое дело!..
Как мог я рассказал о спортсмене.
- Как плохо! Они бросили его, а вы заботитесь. Молодцы! – хихикнул он.
- Сила славян! – возрадовались мы, и, сообщив Кевину, что пора валить, вернулись к Джеймсу.
Ему было куда лучше: он самостоятельно сел, сонно огляделся и сник.
- Слишком много всего намешал. Слишком много… - причитал он.

Идти сам он не мог, и мы вели его по очереди. Меня тревожили пустынные улицы, но чилиец заверил, что грабежей здесь не бывает. Близился рассвет. Вскоре нас догнал Кевин с женщиной-башмаком. Она цеплялась за его руку и непрестанно лезла целоваться.
- Это она меня провожает, - смущенно пояснил француз.
- Куда мы идем? – терялся Джеймс.
- Домой, в кроватку, – утешал я его.
- Я тапок потерял, - пожаловался он.
- Так вот почему он хромает! – засмеялась Ольга, и все, не удержав равновесия, рухнули на газон. Джеймс тут же уснул.
- Ты только в комнату ее не веди, - шепнул я Кевину, пока мы перекуривали в сторонке. – А то вынесет все твои вещи, что делать будешь?
- Да понимаю я. Что ты! Какая комната! Сейчас я от нее избавлюсь!

Последние метры дались с трудом. Усталость свалилась внезапно и чрезвычайно. Как Джеймс в очередной раз на асфальт. Хулиан попрощался и исчез в темноте, пожелав удачи Кевину и мадам. Пересиливая себя, мы доковыляли до заветной калитки и подергали дверную ручку.
- А ключ у кого-нибудь есть? – спросила Ольга.

Стучать, кричать и пытаться перелезть через забор мы не прекращали в течение получаса. По маршруту возможного штурма висели провода, и рисковать никому не хотелось. Каким-то образом дверь наконец открылась, я бросился в комнату, зарылся в постель и мгновенно уснул.
 
Мое утро началось к обеду. Надя любезно подала булочки с маслом и джемом прямо в кровать, и, чтобы не расплескать кофе, пришлось встать. Когда я спустился вниз, то увидел сонного Кевина и однозначную лужицу.
- Вчера ты спать ушел, дверь от нашей комнаты оказалась закрыта, а эти придурки вообще никак не просыпались. Пришлось тут ждать с ним – оживился Кевин. - Долго ждать…
- А поклонница твоя где?
- Нигде… Я ее сразу же отпустил, и она пошла домой, - улыбнулся он.
- Ясно… А Марти?
- Уехал рано.
- Мег?
- А вот она только вернулась, - подмигнул он.
- Что Мег? Что там о Мег? – с мокрыми волосами  и в одном полотенце выглянула она в окошко. Несмотря на принятый душ выглядела она потрепанно.
- Где была всю ночь, сестренка? – крикнул я.
- Отдыхала!
- Ты вернулась позже всех!
- Это я умею!
- Но уже начало второго…
- Ну и пофиг!

Время ползло как змея в траве, и только к пяти я выбрался в Интернет на встречу с потусторонним миром. В подвальчике сновали дети, заглядывающие во все мониторы. Я подключился к Сети. Какие чувства положено испытывать, пока загружаются русские страницы в испаноязычном браузере? Предвкушение. Ностальгия. Легкое волнение. Непонятная надежда. Моя московская жизнь раздробилась на далекое прошлое и  виртуальное настоящее. Иногда в сознании тускло мерцал еще один кусочек – неопределенное возвращение. Первым делом я увидел новые сообщения от «моей девушки», Таи. Сладкое я всегда оставлял на потом… Лишний раз помыкался по почтовым ящикам. Очередной малознакомый человек написал:

Привет, как дела? Ты не в Москве, чтоль?

Я лаконично слил актуальную инфу. Тебе-то какое дело? От других людей писем не было, и браузер вернулся к Тае. Она писала:


Тая: здравствуй солнце МОЕ! как ты? что у тебя? я очень скучаю! очень хочу что бы время шло быстрей, но с другой стороны у меня как прежде нет работы.. все что мне пока предложили это выйти на несколько дней в супермаркет на дигустацию колбасы, за что я получу 3000 рублей.. я отказалась.... но могу еще согласиться, как думешь? что бы ты сделал на моем месте? обещали еще в пятницу позвонить и несколько проэктов предложить. Алёна предлагает мне вместе с ней фотографировать свадьбы.. только вот портфолио и опыта у нас нет(((
Как и прежде люблю тебя очень и скучаю!

Написав в ответ ряд небрежных, сто раз проговоренных нежностей, я поспешил уйти. Словно прогоняя прилипший к сознанию сон. Напишу позже. Подробно и всем. А сейчас надо кушать.

С этого места магической волей автора я ускоряю повествование. Мы отобедали с девчонками, посидели в комнате, погрустили, что скоро придется разъезжаться, посудачили о любви и поездках, взяли бутылочку вина, встретили ночь, шамана, Сару и Ээту. Вкупе с непонятными немками и другими женщинами мы сидели на пляже, ходили на мост, фотографировались в темноте и галдели. Прорывались на дискотеку, но вход стоил около десяти долларов – неслыханно! Магда шутила надо мной шутки на польском. Ольга делала ей строгие замечания. Откуда-то выплыл канадец и присоединился к нам. Мы снова куда-то брели,  и он зашагал в ногу со мной. Промилле совпадало.

- Я хотел сказать, Игор, - он начинал отставать от толпы, увлекая меня за собой. – Я тебе сегодня наврал. Я вернулся незадолго до того, как ты встал.
- Вы на пляже провели ночь с ней? – расхохотался я и подбодрил его кулаком по спине.
- Мы сразу ушли с ней. Занимались любовью на пляже, потом у нее дома. Она очень хороший человек, у нее несчастная судьба. Муж бросил, несколько детей. Она взрослая, очень опытная, нежная и умная женщина, понимаешь? Я увидел всю эту красоту у нее внутри… Как можно было обойтись с ней жестоко после того, как она мне открылась?
- Не оправдывайся, что ты!
- Не оправдываюсь! Совсем нет! Мне показалось, ты поймешь меня.
Я с трудом сдержался, вспомнив ее щипки.
- Сколько тебе лет, Кевин?
- Двадцать один. Ей – тридцать пять.
- Я очень рад за тебя. ТЫ по-настоящему живешь эту жизнь, мой французский друг.
- Канадский…
- Ну, главное - слово друг. Так, а зачем ты ломился в дверь вместе с нами?
- В смысле?
- Почему ты не потерялся по дороге, так было бы проще.
- Мне нужно было взять кое-что.
- Презервативы, что ли?
- Нет, что ты!.. Да. Я же не совсем идиот!
- Совершенно разумно.
- Слушай, это нам?

Действительно, кто-то что кричал. Навстречу нам несся американец Джим, тот, что запретил курить у окошка. Его сопровождало несколько человек. Несмотря на ночную прохладу он был без футболки, и размахивал зажатыми в пальцах наручными часами.
- Эй, парни! Хелло! Пойдем с нами! – он остановился позади нас, настойчиво жестикулируя. – ЭЙ, русский! Егорь! Я знаю, ты пойдешь! Есть пиво!
- Эй! – осторожно помахал я в ответ и посмотрел на Кевина.
- Давай лучше догоним остальных! – сказал он.
- Согласен.
- Извини, мужик, у нас другие планы! – прокричал канадец, и мы поспешили за нашей компанией.

Вслед нам полетел калифорнийский английский. Догоняя стаю, мы натолкнулись на Магду – она отбилась от группы. Я положил ей руку на плечо, и увидел, что она прячет лицо. По щекам смешливой девчонки текли совсем не веселые слезы.
- Что такое? – испугался я.
Она затрясла головой. Мол, ничего.
- Понял. Догоняй! – я поцеловал ее в макушку и дал знак Кевину не приставать.
Слившись с веселой толпой, я подобрался к чилийцу. Он был увлечен беседой с незнакомым мне человеком. Я постучал пальцем по его плечу, и когда наши глаза встретились, шепнул в ухо:
- Ты знаешь, что сзади идет Магда, она одна и плачет?
По его лицу я понял, что он о ней позаботится. Я нашел Надю, которая не особо наслаждалась вечером, но в свете фонарей ее щеки были пунцовыми.
- Веселишься, Егор? – спросила она на испанском. – Все веселятся.
- А ты?
- Мне тоже очень-очень весело. Если не считать того, что я не говорю по-английски, а на испанском говорить не с кем. А так – просто писаюсь от веселья. Давай мы с тобой повеселимся? ТЫ ведь со всеми уже пообщался, всем уделил внимание? Давай теперь возьмемся с тобой за руки, будем прыгать и петь задорные русские песни!
- Это какие?
- А кукарача, а кукарача! – затянула Надя, сверкая розовыми белками глаз.
Я ей рассказал про Магду.
- И где этот придурок? Она из-за него плачет? – встревожилась Надя уже на русском.

Чилиец и Магда шли в отдалении.
- О, смотри! Они уже за ручки держатся! – протянула моя товарищ и ущипнула меня за плечо.
- Ай! – вскрикнул я. – Больно!
Надя выглядела довольной произведенным эффектом. И едва я перестал тереть ущипленное место, она повторила шутку. Я взвизгнул уже без нотки юмора.
- Ты чего?
- Я ничего! – смеялась она.
- Кажется, праздник подходит к концу, - сказал я. Все чужие ушли, и остались лишь наша исконная группка да Магда с Хулианом поодаль.
- Давайте подумаем, что делать дальше! – сказал тихо Ээту.
- Мы хотим спать! – заявила Сара. – Я устала, хочу перекусить и баиньки.
- Я тоже. – сказала Надя.
- А мы еще погуляем. – Сообщила подошедшая Магда.
- Проводим вас, - прогнусавил Хулиан.
За руки они уже не держались, но синергия сверхновой пары вибрировала и была ясна всем.

- Вот дела! – прошептала Надя. – Этот козел забирает Магду!
- Ревнуешь?
- А ты?
- Думаю, в этом мы сходимся. – в моих руках оказалась сигарета.
- Теперь я чувствую, что это наш последний день здесь…
- Да… Очень жаль.
- На тебе за это!
- Надь, блин! Реально больно! Хорош! Понимаешь? Перестань меня щипать!
- А курить плохо!

Калитка медленно закрылась и щелкнула замком. Я слышал, как хихикнули чему-то Магда и Хулиан, оставшись снаружи. Прикончив подсохшие булочки, мы залезли в свои койки и без разговоров замерли в ночной тишине. Яркая половинка луны подсвечивала декорации нашей ночлежки.

Сразу же привиделось, как я, высокий и умелый, бегу, грохоча оранжевым мячом, к баскетбольной корзине. Профессиональная техника броска, пальцы направляют мяч в цель, нога толкается от земли…  Дернулась икорная мышца, и я очнулся в хостеле. Перевернулся на бочок, подтянул плед к шее. Обычное дело, когда засыпаешь, дергаешься… Как сладко спать…

Что не так? Какой-то звук будто донесся с улицы.
- е-е-еборь!..
Я зашевелился. Тишина. И вдруг опять:
- Е-е-горь!

Это что, меня?

- Может, Магда войти не может? – Надя свесила голову с верхней полки.
- Думаешь, чилиец голосит? – я надел шорты и вышел наружу.
Это был американец из Калифорнии. Луна ушла, и он стоял подо мной во мраке, возведя вверх мускулистые руки. Сейчас на нем была белая майка, выделяющаяся в ночи.
- Что такое? – прошептал я.
Он поманил рукой:
- Пожалуйста, спустись!
Я покорился.
- У меня к тебе просьба, Егорь… Посиди со мной.
- Зачем?
- У меня есть пиво!
- Очень рад, и что?
- Садись на лавочку. Смотри... Это же не просто ночь. Сегодня пасха. Понимаешь?
- Пасху понимаю. Русские тоже христиане.
- Отлично! Так как же нам, христианам, можно спать в такой момент? Разве не должны мы, пусть даже в чужой стране, отметить светлую ночь воскрешения Христова?
- Пивом?
- Ради бога, прости! Но у меня больше ничего нет! Я бы предпочел хорошее бордо, но где его взять? Вот только бутылочка пива и осталась. Ты же не откажешься разделить пасхальную бутылочку со старым калифорнийским актером? Так ты меня, кажется, знаешь?
- Хм… А ты с кем делишь эту пасхальную бутылочку?
- С классным русским парнем! Знаешь, Егорь, я сразу понял, что ты за человек! Ты - философ, бродячий мудрец, загадочный пилигрим… – Он широко улыбался и смотрел мне в глаза.
«Что за чес», - подумалось мне.
- За Пасху, Егорь! Пожалуйста! - торжественно сказал он.
- За Пасху. – Я сделал большой глоток.

Задремавшие алкогольные пары, накопленные за долгий вечер, оживились и обещали закружить голову.
- Знаешь, что мне в тебе нравится, Егорь? – вытер он ладонью рот и поставил бутылку на столик. – Что ты путешествуешь не просто так. Ты едешь с целью, которая тебя удивляет и путает…
- Чего?
- С целью, которая тебе ммм… до конца не ясна, но она благородная, эта цель. Ты ищешь жизнь, не то, что все эти домашние хлюпики, отсиживающие зады и несущие ахинею. Нет. Ты наслаждаешься поиском, заглядываешь внутрь смысла жизни. Прав ли я?
- Вау. Не знаю, что сказать. – Растерялся я.
- Вот и правильно. Сам видишь, я не ошибаюсь. Слишком взрослый я, чтоб не понимать. Эх, жаль, кроме пива нет ничего. Чувствую себя сегодня таким молодым! Спасибо вашей компании за это! Девочки такие хорошие с тобой ездят… И этому в очках, - он показал пальцем на дверь Ээту, которая находилась в двух шагах от него. – Ох, повезло ему.
- Угу. Лично меня не за что благодарить. – хохотнул я.
- Зря ты так, зря. У меня много друзей в США, но все не то… Можем отвиснуть, поболтать… Вроде что еще надо? А не хватает чего-то… Или здесь и сейчас не хватает?..

Он похож на большого хитрого кота, казалось мне.

- О чем я? Да, у меня здесь был друг, он сегодня ночью улетел. И знаешь, что случилось? Он серфер и увлекается кокаином! Представляешь, какой псих! Они люди безголовые, серферы. Ты пробовал?
- Ну… - я вкратце пересказал историю в ночном клубе.
Он активно сочувствовал мне мимикой, а когда я смолк, потрепал по плечу.
- Это безумная страна, Егорь, безумный континент…
- То есть ты этим не увлекаешься?
- Что ты! Так, пару раз… баловство чистое… Так он мне отдал, что у него было, представляешь?
- Да?
- Говорит, чистейшая дурь, но в Калифорнию не провезешь. Никак! А там много, понимаешь, очень много! Я не смотрел, но целый пакет он мне сунул. Я наощупь почувствовал, как там много…
- И что будешь с этим делать?
- Вот в этом-то и беда. Егорь, выкидывать – жалко! Это же сколько денег! А куда девать, я совсем не знаю. А ты?
Я только плечами пожал. И протянулся к пасхальной бутылочке.
- Можно?
- Конечно! И не спрашивай больше! А знаешь, Егорь… Такая безумная мысль… Ты когда уезжаешь?
- Завтра. Но я… не того.
- Да я тоже, боже упаси! Но сегодня такая ночь, такой момент. Как будто мне и нет этих чертовых пятидесяти трех. Пятидесяти трех… - он замолчал и как-то скукожился.

Лицо его стало морщинистым, а лысина еще более проявилась.
- И я подумал… В память о молодости, может попробовать? Черт, я даже не знаю, как это правильно делать! Ты знаешь?
Я покачал головой и сказал:
- Могу разве что посмотреть, поддержать. Так сказать, морально.
- Я никогда не принуждаю людей! Во всей своей жизни я гордился только одним – свободой быть независимым, и когда меня к чему-то принуждают… Прямо драться готов!
- По-моему, это главная ценность Америки.
- Да, знаешь, да. Ты чертовски прав. В этом я настоящий американец. Хотя порой ненавижу правительство моей страны. Ну, так что, принести?
- Все равно тебя уже не отговорить.
- Минутку. Понять бы, что для этого надо. О, черт, что за ночь!
Он скрылся у себя в комнате и включил свет, бледно оранжевый из-за опущенных штор. Я следил за ним взглядом, надеясь увидеть заявленный пакет кокаина. Словно прочитав мои мыли, он притворил за собой дверь.

Вернулся Джеймс быстро и крадучись. В руках он бережно нес яркую книгу, на которой лежала горка белоснежного порошка и корпус от авторучки. Его прокачанная фигура, широкие бриджи, сандалии и застиранная майка очень не подходили к лысине и морщинкам, исчеркавшим лицо. Усевшись на корточки напротив меня, он ловко разделил порошок с помощью кредитки на две равные доли.
- Эта тебе, а эта – мне.
- Так я не буду! – нахмурился я.
- Как знаешь! Просто хотелось дать понять, что не жалко. Точно не будешь?
- Я же сказал. Видимо, давно гуляешь сегодня? Запомни, пожалуйста! – я очень улыбался, смягчая смысл сказанного.
- Ради бога, прости, не хотел тебя обидеть! Уверен, что не будешь?
- Yes, sir!

Пробормотав что-то насчет свободы, он молниеносно соорудил две дорожки и по очереди втянул их ноздрями через пустую авторучку. Получилось шумно и некрасиво. Опершись левой рукой о землю, правой он зажал нос и замер. Придя в себя, Джеймс широко улыбнулся и прибрал инструмент:
- Для первого раза хватит, а?
- Смотри, пиво.
- Да, точно! – он сделал пару глотков и скрылся в своей комнате.
Вдруг тишину вспугнул посторонний грохот – открылась калитка. Это оказался Кевин, который тут же уселся рядом.
- Не мог спать, сходил в клуб, неинтересно! Один сидишь?
Ответом на его вопрос выступил из своей берлоги актер:
- Хей! Мы пиво пьем, пасху празднуем.
- О, пасха же! Можно присоединиться?
- Конечно, бери пиво, - достал я сигарету и направился к калитке. – Но там почти не осталось.
- Слушай, Егорь, - остановил меня Джеймс. – Ты прости, что я тогда сказал насчет сигарет. Конечно, кури здесь, какие могут быть разговоры. Сам не знаю, что на меня нашло…
- Si, senior. – Я вернулся на место. Возникла пауза. Неожиданно у меня родился выход:
- Ну что, Кевин, удалось тебе это? – я шмыгнул носом
- Почти… Предложение превысило спрос, но я ж говорил, по-моему: один не решаюсь…
- Хочешь угоститься? – вкрадчиво процедил Джеймс.

Бедняги азартно принялись за кокаин, а я сидел да помалкивал, слушая их болтовню.
- Знаешь, Кевин, а ты молодец! – Орудовал кредиткой Джеймс. - Так я о тебе скажу! Настоящий человек: едешь куда-то, ищешь приключений! Живешь свою жизнь, не то, что все эти доморощенные хлюпики…

Когда американец очередной раз скрылся в комнате, чтоб добрать отравы, канадец потер нос и обратился ко мне:
- Я тогда на улице не договорил с тобой, Егорь, помнишь?
- О презервативах?
- Да это причем… Мне очень стыдно, я же люблю свою девушку, ее фотку в бумажнике ношу… Жду не дождусь нашей встречи, а сам такое учудил. И не в первый раз, если честно. Что же со мной такое, удержаться не могу? Я получается, скотина последняя…
- О чем болтаете, парни? – появился Джеймс. Казалось, что его комната являлась гримеркой, где менялись его маски. Перед выходом на сцену с креслом-качелями и луной вместо софита.
- Кевин встречается с одной девочкой, а сам не может перестать заглядываться на других. – Пояснил я. – Переживает.
- А проблема в чем? – сказал американец. - Мы – самцы! Мужик это кто? Самец! Главная его функция – трахать! Трахать в любом возрасте. Вот смотрите, мне пятьдесят три… И – регулярно! Одна беда, что когда столько лет, то и женщин, которых можно получить, уже молодками не назвать. И каждый раз, когда я везу домой раскрашенную престарелую и думаю, о том, что буду с ней спать, мне дурно становится. Но я сплю! Вижу обвисшие жиры, давлю дряблую кожу, в общем, погружаюсь в омерзительную старость. А держусь молодцом, хотя так обидно… Иногда удается заполучить кого-то помладше, лет, скажем, тридцать пять, сорок, но это же не многим лучше, согласитесь… Вот так трачу жизнь, энергию, деньги на погоню за малолетками…
- Успешно?
- Когда удается завалить куклу лет двадцати пяти, это – награда… Год жизни за одну ночь отдам, лишь бы эту ночь в постели шевелилось молодое, красивое, упругое тело… А я своими губами мог бы его целовать.

Его понесло, и мы с Кевином затаили дыхание.

- Когда мои руки, которые вчера мяли гнилую плоть какой-то старухи, у которой никак не сдохнет муж, да и самой подыхать пора… А я после нее и душем отмыться не могу… Вдруг молодое что-то… Знаете, парни, у меня слезы наворачиваются на глаза… Этот ангел юный спит, отдав мне свой жар, свой сок, а я на нее смотрю, глаз не отводя, и плачу… За такие ночи никаких денег не жаль, понимаете…
- Тогда тебе надо идти в жюри кастингов, чтобы они через твою постель проходили. Молодые, но жадные? – пробормотал Кевин.
- Там же старперов, как я уже поколения обретаются, весь бизнес это рассчитан, а еще сам знаешь, у нас строго с этим делом, проблем не оберешься… Нужна деликатность. Так что завидую вам, ребята, по-доброму завидую. Вот ты, Егорь, живешь с тремя девочками… дорого бы я дал, чтоб поменяться с тобой местами, да... Особенно за полячку эту маленькую готов душу выложить.

Я поморщился, но он не обратил внимания.

- Был бы я младше, лишь на тридцать лет моложе, я б тут не сидел. Я красавцем был в ваши годы, парни, на меня кучи баб вешалось… Любую бери, пользуй, надоела -  на все четыре шли. И эту сладкую сучку не упустил бы, она стала б моей. Хотя дайте время, я и сейчас ее заполучил бы, нужно только время и подход, а технике я обучен…
- И что надо делать? Чтоб женщину завоевать? – спросил я, надеясь переменить тему.
Джеймс сделал загадочную паузу, поднял вверх палец и почти беззвучно произнес:
- Смотреть ей в глаза.
- Да ладно? – сказал Кевин.
- Послушай меня, я в отцы тебе гожусь! Этот простой трюк никогда не подводит: говоришь с женщиной, не прекращая смотреть в упор. Завтра на полячке покажу.
- Она занята, - сказал я.
- Это-то причем? – отмахнулся он. – А останемся мы с ней наедине… Я сначала вылижу ее шейку, потом вот этим – он вновь показал указательный палец – медленно буду скользить вниз по голеньким, упругим бедрам и  осторожно вглубь, в мокрое, в девочку…
Он продолжал, все более распаляясь. Я, оцепенев от отвращения, не мог оторвать глаз от лысеющего морщинистого мужчины. Вдруг из комнаты Ээту донеслись страстные женские стоны. Все замолчали, и сквозь стоны донеслось мужское сопение и шелест простыней.
- О, да! – подхватил американец. – Вот счастливый сучонок! Эта черненькая тоже смазливая. Через лет пять станет бабищей, а сейчас в самом соку, вот бы я ее. Давай, давай! – крикнул он.
- Йееху! – подхватил Кевин.
- Эй, вы что! – сказал я.
- Брось, Егорь… Но оргазм нашего брата надо отметить снежком.

После следующей понюшки он не усидел на корточках и упал.
- Ух! – потирая нос, он встал и замер, словно отключился. – Ух! С пяти вечера на марафете! Ну что? Давайте еще поговорим. Я страсть как люблю эту пацанские разговоры. Откровенность на откровенность, общение людей разных дорог, на одном перекрестке – секс.
- Пойду спать. – Обойдясь без рукопожатий, я рванул на второй этаж.

- Что ты там делал? – раздался голос Нади, когда я тихонько прикрыл за собой дверь.
- Пацанские разговоры, веришь-нет? Завтра расскажу.
- А что это за стоны были?
- Это финн пытается расстаться с Сарой. Громко получилось?
- Утро уже почти. Hasta manana.
- Да. Спокойной ночи.

С утра мне даже хотелось встретиться с Джеймсом, но во дворике обретались лишь Кевин и Ольга. Кроме них крутилась молодая парочка азиатов, разглядывавшая территорию. Их рюкзаки стояли у лестницы. Соланж увивалась вокруг, и подходить знакомиться я остерегся.
- Надо им объяснить, чтоб они тут не селились. – Сказал я.
- Это еще почему? Жилье нормальное, цены умеренные, бабка – одуванчик, – сказал Кевин.
- Одуванчик? – хихикнула Ольга.
- Одумайся, Кевин. Это сущий дьявол. – поддержал ее я.
- Что-то я не понял кокаин, - шепотом сказал канадец, нарезая хлеб.
- А Джеймс как тебе?
- Я и не слушал особо, такое было состояние странное. Больше не буду этим заморачиваться, не моя тема. Хлеб с маслом и джемом хочешь?
Мы захрустели бутербродами. На кухне шепелявила кофеварка. Из своей комнаты выползли Ээту и Сара. Не успели они сказать «ола», как канадец весело огорошил их:
- О, ребятки! А мы вас вчера слышали!
Сара прыснула, а Ээту тихо сказал:
- Мы вас тоже.
Они присоединились к нашей компании.
- А Магда пришла? – спросила перуанка.
- Она заявилась под утро, - улыбнулась Ольга. – Но уже ушла.
- Куда же? – глотнул кофе я.
- В церковь, сегодня же пасха.
- А она с чилийцем была?
- Нет, вроде одна пошла.

Мне стало еще стыднее за американца. Я даже рассердился, что позволил ему так мерзко говорить вчера о ней.

- Это та самая девочка? – спросил Кевин, поднимаясь из-за стола.
- Какая? – насторожилась Ольга.
- Наш сосед Джеймс вчера сказал, что несколько ей увлекся.
- О чем говорите? – спросила Надя. Она минут пять назад вышла из душа, и в руках у нее было влажное полотенце.
Я рассказал.
- Фу, этот американец такой мерзкий, - сморщилась она.
- Еще не представляешь, какой.

Кевин без комментариев протащил свой рюкзак на «ресепшн».
- А эти что, уезжают? Вроде как и нам надо. – сказала Надя. – Пойду собираться.

В разбитом состоянии остальные продолжили посиделки. Вернулась Магда и сразу отправилась в душ, бросив, что со мной хочет говорить чилиец.

Я вышел за калитку.
- Уезжаете сегодня? – спросил он.
- Надо. Хотя неохота.
- Значит, не уезжайте.
- У нас день, конечно, остается в запасе… Только не понятно, чем заняться?
- Приглашаю вас на спиритический ритуал.
- Это еще что такое? – рассмеялся от неожиданности я.
- Ночью пойдем на пляж, будем пить аяваяску и лечить душу.

Я много читал про обряды аяваски еще до поездки. Читал, что многим становится дурно до рвоты, кто-то оголяется и бегает, а многие вовсе не испытывают эффекта.
- А кто будет проводить ритуал?
- Я. – серьезно сказал Хулиан. – Я же шаман.
- И сколько это будет стоить?
- Для вас – бесплатно. Потом поеду в Лиму, меня уже ждут два человека из Ирландии, так что свое возьму.
- Как это ждут?
- Перед церемонией нужно соблюдать пост: примерно две недели без мяса, алкоголя, сигарет. И злых помыслов. Вот и ждут. Но для всех по-разному, у каждого изначально свой уровень, некоторые могут без подготовки.
- А кто тогда из наших подходит? Я готов?
- У тебя может получиться… встретиться с лианой. А много народу захочет?
- Это надо обсудить.
- Давай, русо. Жду тебя здесь

Я вернулся во дворик к Ольге и Блэкэндуайт и пересказал предложение шамана.
- Раз мы здесь, и у нас в запасе день, то почему не провести его необычно? Оставим ценные вещи, чтобы не рисковать. Как не крути, это может быть очень интересно.
- Я – за. – Подняла руку вверх Ольга. – Я много читала о духовном пути, который проделывает человек, принявший аяваску. Многие люди узнают о себе вещи, которые б не открылись им никогда.
- Да-да, все в таком духе, - поддержал ее я. – Так кто за?
- Вы забыли Магду и Надю! – сказала мятежная Сара, видимо, надеясь на их поддержку. – И я считаю, что если это делать, то только всем вместе.

Душа не было слышно - религиозная полячка уже вернулась в строй.
- Надя, - крикнул я. – Идите с Магдой сюда, пожалуйста!
Они спустились: полячка распространяла нежные ароматы кокосового шампуня, а Надя – волны настороженности. Глядя на нее, я внутренне чертыхнулся. Уговоришь ее, как же.
- Смотри, Надюш, мы все идем сегодня ночью пить аяваску на пляж. На правах переводчика тебе об этом сообщаю.
- Чего?
- Аяваска, магический напиток из десятков тропических растений, заряженный мудростью джунглей. У каждого человека эффект зависит от подготовки, кто-то познает себя, а кто-то ничего не чувствует.
- Нас ограбят?
- Нет, известны только случаи рвоты у неподготовленных людей…
- Так ты меня травить теперь вздумал? – Надино лицо начало опасно розоветь. Сперва наливался кровью нос, следом пунцовели щеки. Глаза щурились, буравя меня.
- Понимаешь… - сказал я. – Это не зависит от меня. Если ты боишься, можешь остаться здесь.
- Зачем остаться? Я уеду.
- Куда?
- В Кахамарку. Или в Лиму.
- А я?
- Иди. Пей свою гадость. Мы же договорились, что ты меня не бросишь. Вот иди и пей. Наслаждайся. Тебе же плевать, что я не хочу.
- Нет, Надя, нет… Так нельзя! Мы должны пойти вместе. Ты же приехала за приключениями! Как же ты их получишь, если всего избегаешь? К тому же, можно не пить, а просто смотреть. Это же местный аттракцион для гринго! Неопасно! А нам еще и бесплатно, с кучей друзей… Оставим вещи, налегке пойдем на пляж, рано утром уедем. Вдруг ты отказываешься от того, что изменит твою жизнь?
- Это еще от чего? – процедила она сквозь зубы.
- Помнишь, когда мы готовились к поездке, я говорил, что надо следовать дороге. Не отступать, не сворачивать, а двигаться по течению... Помнишь, я говорил, что никогда тебя не брошу, и мы все будем делать вместе?
- Вот-вот.
- Но еще мы договаривались, что должны участвовать во всем необычном, концерт это, вечеринка или даже автостоп… И ты соглашалась. Вот тот необычный момент, который надо использовать!
- Не было такого вообще. Вот что ты обещал не втягивать меня в глупости – было. Что не будешь пить с незнакомыми людьми, будешь переводить мне все… Я-то вижу, как далеко зашли твои обещания!
- Но мы о чем говорим сейчас… Ладно! Если хочешь, я скажу, что мы не пойдем. Но придется объяснить почему, и я этого делать не буду.

Надя насуплено молчала. Все, делая вид, что их здесь нет, косились на нас.
- Обсуждаем, - развел руками я и вернулся к Наде. - Смотри, как можно… Давай в следующий раз, когда мнения разойдутся, я поступлю, как ты скажешь! И мы будем делать по-твоему в любой ситуации. Ну, в любой серьезной… А сейчас пойдем со всеми пить аяваску? Ну, ради меня?

По ее глазам я понял, что конфликт исчерпан.
- Так мы идем, да? Идем? – развеселился я.
- Только ты за все отвечаешь. За все, понимаешь?
Сплясав короткий, но энергичный танец радости, я чмокнул ее в макушку и обнял. Мое внимание переключилось на друзей.
- Так, все надумали?
- Честно говоря, мнение переменилось. – по-офисному сказала Ольга. – Сара вспомнила про подготовку. И правда, нужен пост, предварительная медитация, очищение духовной энергии.  Я не хочу получить бэдтрип из-за того, что не была готова к обряду.
- А ты, Магда?
- Я… - хихикнула она. – Я не против, но я… как все.

Уютная тишина улицы, носимая ленивым ветерком, взорвалась истошными воплями. Голос доносился из-за открытой калитки.
- Мне надо забрать свои вещи! Пустите!
- Кевин. – сказал Ээту.
- Убирайся прочь, ворюга! Подлец! Не войдешь сюда теперь! – орала Соланж.
- Как не войду? Я живу здесь! У меня – вещи там, сеньора!...
- Теперь ты здесь не живешь! Убирайся!
- Что за хрень! – раздался вопль Кевина, за которым последовали звуки физической борьбы.
- Я сказала, вон!
- Черта с два!
Все повставали с мест. Я поспешил к калитке, но бабка уже захлопнула дверь. Краем глаза я увидел дернувшуюся в пройме ногу Кевина.
- Ай! Да что вы такое делаете? Дайте забрать вещи! – орал он, колотя массивную дверь. – Ты сумасшедшая бабка! Ведьма! Ты сошла с ума! Я вызову полицию!
- Куда полез? – ведьма  загородила спиной калитку и уставилась на меня. – Не войдет он сюда!
- Почему? – не сдержал смеха я. – Это же наш сосед! Его зовут Кевин! Он – из Канады! Он – хороший!
- Да это ворье, туда его растуда!.. – и она зашлась речитативом.

Мои друзья убедились, что калитку она не откроет. Вместе мы взобрались на второй этаж и увидели обезумевшего Кевина, в бессилии пинавшего дверь. В сторонке стоял Хулиан, получая явное удовольствие от сцены.
- Пошла она в тридесятое царство! – орал нам по-английски канадец. – Я вышел позвонить! У меня остались все вещи! Она меня не пускает!

Несколько раз мы объяснили Соланж ее заблуждение, но дверь она не открыла, и рюкзак пришлось перекинуть через забор. Долго не могли найти его кроссовки.
- Спасибо! – орал Кевин. Я буду в хостеле выше, следующее здание! Если что, - я там! Безумная ведьма, гори в аду!

- Так, что решаем? – вернулся я, когда все сошлись на том, что поведение Соланж абсолютно нездорово. - Ээту?
- Я не знаю, Егор, все правы. Нужно подумать.
- О, финн! – взмолился я. – Что думать?
- Мы хотим кушать. – Встряла Сара, беря его за руку.
- Пойдемте пообедаем и поговорим. – сказала Магда. - Раз такие брожения в массах, стоит ли затевать все…

Вновь раздались вопли Соланж. Она нависла над парочкой азиатов:
- Что хотите, что?
- Мы передумали у вас селиться, – говорил юноша. – Верните, пожалуйста, деньги!
- Этого я не могу! Не могу, и не просите!
- Хотя бы половину!
-Нет, нет и нет!

Переглянувшись, мы потянулись на улицу. Я задержался с Надей.
- Так значит, все согласились? На правах переводчика мне сообщил? – прошипела она.
- Да. – Сдался я. – А теперь все отказываются.
- Потому что они нормальные люди. Никто не хочет пить эту дрянь, а ты мне врешь, как сивый мерин…

Заведение было выбрано в пользу экономии. В помещении с пыльным прилавком и бетонным полом стояло несколько столов, покрытых красной клеенкой. В меню нас интересовала только цена на almuerzo – комплексный обед. За пятьдесят рублей в переводе были поданы куриный суп, куриное филе с рисом, компот, острая смесь ахи и лимон. Цитрусом требовалось сбрызгивать пищу и протирать завернутые в четвертинки салфеток столовые приборы.

В столовой воцарились чавканье, цокот ложек и обрывки разговоров кухарок. Когда очередь дошла до компота, я взял слово:
- Мы собрались, Хулиан, и нужно принять решение, стоит ли оставаться еще на день.
- Оставайтесь, - засмеялся чилиец.
- Расскажи нам об аяваске, – попросила Ольга. – Это опасно?
- Опасно? Только для черных духом, для тех, кто не готов понять смысл своего бытия.
- Я про то, - улыбнулась Ольга, - что мы должны были очищаться перед обрядом, поститься, медитировать…
- А я про то, что опасно сидеть на пляже всю ночь! – перебила Сара.
- Мы уйдем подальше отсюда, в место, где не будет людей. – сказал Хулиан. - Пост – важная часть ритуала, но в некоторых случаях можно обойтись без него. Это очень субъективное свойство – видеть лиану. Но чувствуете вы или нет, аяваска будет исцелять ваши тело и мысли. Но если до этого соблюдать пост, ей будет проще работать… Как хирургу проще делать свое дело, когда человек обнажен.

Не выдержав пафоса, он захихикал.
- Короче говоря, - улыбнулся он. – Можно и без поста. Еще вопросы?
- Тогда я не против. – сказала Ольга.
Надя согласилась «ради меня», а Сара – ради Ээту.

Все быстро собрали вещи. Прикидываясь, что уезжаем насовсем, мы попрощались с безумной хозяйкой и прошмыгнули в соседний хостел. Его растерянные хозяева рассказали, что Соланж увидела Кевина с ними и решила, что он ее кидает. Мы обещали написать жалобу в путеводитель, рекомендующий хостел «Соланж». Грозились рассказать всему миру о наших невзгодах и требовать, чтобы авторы поменяли ее адрес на контакты конкурентов. За это нам разрешили валяться в гамаках, мыться, выдали полотенца, а также взяли на хранение рюкзаки на сутки.
- Теперь разбогатеем, - шепнул хозяин гостиницы своей женушке и раздал нам визитные карточки. Еще немного подумав, он выдал нам одеяла, чтобы нам не стало холодно в мистической ночевке на берегу.

С наступлением темноты мы взяли теплые вещи, спальники, пенки, одеяла и выдвинулись на церемонию. Хулиан завернул отряд к своей ночлежке, объявив, что требуются ритуальные артефакты. Бригада осталась ждать у разбитого фонтана. Я набился в компанию к шаману, и вдвоем мы вошли внутрь его жилища. Дом был грязный, старый, забитый драной мебелью и подозрительными постояльцами. Комната Хулиана находилась в стороне. Кровать, стол и подоконник были захламлены бутылочками, хрустальными шарами, картинками индийских богов и прочим барахлом. Увидев аккуратный ряд начатых папирос с мапачо, я попросил позволения докурить одну.
- Не стоит, – сказал Хулиан, укладывая в мешок потертые свитки.
- ??
- Я их начал. У меня очень много энергии, и если она попадет в тебя через мапачо, тебе может стать плохо. Не стоит.
Скомандовав ждать его, он исчез, а меня обнаружил негр. Тот самый, что хвалил меня за вибрации на дискотеке.
- О, - обрадовался он. – Здравствуй, безумец.
- Хей! – пожал я его лапищу.
- Смотри, какие я делаю штучки. Сам все сделал. – Он передал мне тубус с разными фенечками. – Бери любую. На память обо мне.
- Ты мне даришь?
- Конечно!
- Какой хороший человек! – таял я. - Выбери сам, какую не жалко.
Сняв голубую, негр с широкой улыбкой положил мне ее в ладонь. Он чего-то ждал.
- Не знаю, что дать тебе. Могу дать тебе ремень… - настроился обмениваться я. – Или вот эту фиговину…
- Дай денег.
- Денег? – опешил я.
- Да-да, денег. Песо, соли, доллары, евро…
Левый парень в линялой ковбойской шляпе, наблюдая эту сцену, не сдержал смешка.
Я порылся по карманам и наскреб два соля пятьдесят сентавос.
- Спасибо, - недовольно буркнул негр.
- Не за что, - недовольно буркнул я.

Выяснилось, что с нами идет один из постояльцев ночлежки, угрюмый мужик с бородой, татуировками и хвостиком волос, торчащим из бритого затылка. Он был странен.
Друзья нас заждались, но только Сара не удержалась от замечаний.  Фенечку я подарил Наде. Дорога к ритуальному месту легла по городским улицам, тускло освещенным и безлюдным.
- Смотрите! – Показал Хулиан на бетонный забор. Там сидело какое-то маленькое существо. – Это сова! Хороший знак! Птица магии, добрый дух познания.
- Откуда здесь совы… - произнес я.
- Сейчас они разведут нас! – шепнула Надя.
- Совы?
- Я серьезно! Вот хоть спальник заберут этот. Чего это ты его несешь, кстати?
- Он и так их… - хихикнул я. – Это я Хулиану помогаю.
- Шаману шестеришь, ну-ну…

Внезапно из темноты нам что-то крикнули. Интонация была пьяной и наглой. Все оглянулись, но чилиец оставался спокоен. Снова что-то заорали, у перуанки не выдержали нервы, и она зашептала по-английски:
- Он совсем охренел, нас здесь запросто убить могут.
Затем она развернулась к Хулиану:
- Ты совсем сдурел? Куда ты нас тащишь! Это же опасно!
- Нормально, не шуми. Обратно все равно одной лучше не ходить. – рассмеялся он.

Мы перешли прибрежную дорогу, и под ногами неподатливо заскрипел песок. Луна появлялась и пропадала, океан то блестел, то исчезал, продолжая гудеть и шипеть. С движением туч постоянно менялись формы и тени. То, что издали я принял за бревна, вдруг обернулось трупами. Только пройдя мимо и сверившись с Надей, я распознал спящих в спальниках.

Светлая полоска песка сужалась, черный океан подступал ближе к таинственному кустарнику, раскинувшемуся за поселком. Огни Уанчако остались позади, идти стало сложнее, но спокойнее. Неожиданно мы увидели несколько фигур, молча сидящих на песке, не замечая ни друг друга, ни нас.
- Далеко же они забрались, - сказал я.
- Мне страшно, Егор! – Надя не отступала от меня ни на шаг.
- Мне тоже… - привычно ответил я, но спохватился. – Нормально, Надя, смотри, хорошая погода, замечательная ночь, тишина, океан, луна, приключение, пахнет морем. Давай думать так, и у нас все будет хорошо.
- Воняет, а не пахнет.

- Скажи, Хулиан, а еще долго идти? – подождал я вальяжного чилийца. Он увлеченно беседовал со своим другом.
- Не знаю.
- Разве мы не ищем место?
- Это место ищет нас.
- Ммм…
- Конечно, ищем… -  засмеялся он. - Но нужно правильное место.
- Это какое?
- Как только мы его найдем, так сразу и поймем, что оно правильное.

К нашему с Надеждой облегчению, вскоре чужак и Хулиан принялись светить фонариком по кустам и сообщили, что пора свернуть. Мы вышли на странную поляну с острой травой. В паре метров от какой-то дороги и метрах ста от загадочного домика.
- Не, тут дорога, давайте еще поищем… - насторожился я.
- Нормально, - успокоил меня чилиец. - Давайте в кружочек тихонечко рассядемся, и все будет в порядке.

Стоило рассесться, как невдалеке зажглись фары, и неведомая машина заурчала в нашу сторону. Все замерли. Хотелось вжаться в землю. Машина на полпути свернула и исчезла.
Шаман нервно хохотнул:
- Если б она рядом с нами проехала, было б вообще безумно!

Мы окончательно устроились на пенках, и Хулиан дождался тишины.
- Я буду говорить по-испански, так как мой английский не годится для объяснения важных моментов. – Он достал бумажные продолговатые трубочки. – Эти папиросы сделаны из черного табака джунглей, и они, по поверью жителей сельвы, отгоняют злых духов. Чтобы усилить защиту, я заряжу их своей энергией, которая будет оберегать вас.

Хулиан набрал целый кулак папирос, поднес ко рту, прошептал что-то и несколько раз в них дунул. Затем раздал каждому по несколько штук.
- Если во время обряда вы почувствуете страх, вам станет душно или просто не по себе… Зажгите папиросу и, не втягивая дым, окурите свое тело и пространство вокруг. Но помните, мапачо необходим в крайнем случае.

Сара хихикнула и что-то шепнула Ээту. Хулиан выдержал паузу и продолжил:
- Я буду с вами до конца. Но я не могу мешать опыту, который для вас будет уникален. Главное, настройтесь на погружение в себя. Ваши внутренние силы, ваш свет и тьма, вопросы и ответы – вот, что важно сейчас.

Достав из мешка расписную чашу, сделанную из половинки неведомого плода, он наполнил ее темной жидкостью и передал Ольге.
- Не бойся. Просто пей.
Ольга аккуратно взяла сосуд и сделала несколько глотков.
- До конца, Ольга. – сказал Хулиан. – Я сам отмеряю каждому дозу.
Так, путешествуя из рук шамана в руки ребят, чаша по кругу добралась до меня.
Выпив бурую жижу, кроме терпкости и горького вкуса я не почувствовал ничего.
- А сколько ждать? – спросил кто-то.
- Вы поймете, - ответил Хулиан.

Шли минуты. Глаза привыкли к темноте, и я видел силуэты каждого из нас. Все молчали. Становилось скучновато. Усталость большого дня стала ощутимой.
- Можно полежать? – спросил я.
- Делайте все, что хотите, - был ответ.

Словно только того и дожидаясь, каждый растянулся на своем коврике. Я лег, подложив по привычке под голову рюкзак. Почему-то земля была ужасно пачкающейся, и не хотелось лишний раз шевелиться. Вскоре изрядно похолодало, и я укутался в спальник с головой. «Мои внутренние силы, мои свет и тьма, - вот, что важно сейчас» - настраивал я себя на нужный лад.

По-прежнему текло время, ветер теребил спальник, волновался океан. Стало скучно и дремотно, к тому же казалось, что Надя уснула и посапывает. Вдруг сквозь веки и ткань мешка я увидел, как ослепительно вспыхнули звезды! В тот же миг океан грохнул с такой силой, что я вздрогнул. «Это что, шоу началось»? - Еще немного полежав в темноте, я убрал с лица спальник
Зеленое красное синее небо бушевало над головой, бросая цветные отблески во все стороны горизонта, ревел ветер, гремел океан, луна слепила глаза

- Мамочки! – я спрятался под добрый теплый полиэстер. – Увидеть подобное при совершенно чистом разуме… Это правда там такое? Нет, так не бывает. Лучше я еще полежу, глядишь, угомонится.

Минуты спустя я услышал резкий мужской голос. Это был друг шамана:
- Что ты приготовил, чилиец! Что за дрянь ты мне дал! Боже! Ты колдун, ты не целитель!
- Успокойся, - донесся голос шамана. – Так и должно быть!
- Да иди ты нахрен, колдун! Что ты сделал со мной! Я ухожу!
- Помни, так и должно быть!
- Пошел ты, колдун!

Оказалось, он лежал недалеко от меня: его шаги ощущались через песок. Я трусливо лежал, прижавшись к земле. Она давала мне силу, оставалась единственным близким существом. Теплая бедная земля. Я почувствовал стыд за то, что я стал равнодушен к земле, полям, камням, траве, песку… Образ моих детских рук, мнущих грязь таганрогской лужи, сменился другим переживанием: маленький я, лежа на зеленой траве, тихо говорю ей важные глупости… чего-то прошу, о чем-то советуюсь. Это было, было в моем прошлом… я собирал свежие кленовые листья, строил грязевой дом для жука… Выращивал побег вербы, накрыв ее целлофаном, каждый день тайком смотрел, как набухает, готовясь раскрыться, почка на обычной веточке, которую детские руки воткнули в землю. Я зашептал что-то важное земле и вдруг осознал, что из глаз вот-вот покатятся слезы. Стало окончательно не по себе. Неуклюже стянув с себя спальник, я уставился на Хулиана.

Он сидел по-турецки с выпрямленной спиной, облаченный в серое пончо. Повернув ко мне голову, он понимающе улыбнулся и кивнул на пустоту. Чувствуя себя под его защитой, я осторожно огляделся. Небо бесновалось: цветные облака с бешеной скоростью носились под луной, рвались на лоскуты, исчезали и создавались вновь. Природа испытывала нас безмерным ветром, мистическим потоком, энергетическим вихрем. Мускулы на лице Хулиана напряглись, борясь со стихией. Он счастливо посмотрел на меня.
- Ну как? – прокричал он.
- Я плачу и боюсь встать!
- Очень хорошо! Плачь!
Я кивнул.
- Я очень сильный! Очень! – прокричал он мне. – У меня много энергии!
Полушутливо он, подобно жрецу, воздел руки вверх, ближе к небесным метаниям. Внезапно вскочив, шаман стал прыгать быстро и высоко, размахивая руками.
- У меня много энергии! У меня много энергии! – выкрикивал он в совершенном восторге ребенка. Вдруг я увидел как за его руками, покрытыми пончо, следует блестящий серебристый шлейф.
- Ты видишь мою энергию? – перекрикнул он ветер.
Я снова кивнул. В эти секунды я со страхом понял, что мой обзор искажают черные и серебряные кривые, будто помехи черно-белого телевизора. Я моргнул.
Хулиан важно и довольно уселся и подмигнул:
- Велькам ту май реалити.
- Спасибо, - ответил я по-русски.
- Осваивайся, безумец.
Я придвинулся поближе и прошептал ему на ухо:
- А Надя спит.
Он расхохотался.
- Как она может спать, подумай! Никто не спит. – Он обвел рукой пять неподвижных фигур в синтетических коконах. - У каждого свои переживания, перемены, опыт… своя дорога сейчас. Риккардо ушел, потому что я закончил с ним работать. Он мудрый человек, но у него была травма, и я вдруг увидел свет, исходящий из его затылка. Это был нехороший свет, шрам из детства: он рос в очень плохой семье, много страдал, и не мог это отпустить. А сейчас у него маленький ребенок. Не осознавая этого, он позволял страху жить  внутри. Страх за ребенка, за себя, за их общую историю, духовную связь, совместный путь… Я обрубил этот хвост прошлого, он исцелился от страха, но еще не понял этого.
- Его вырвало?
- Да, этой болью… Хорошо, что так получилось, я очень рад. Чувство, когда что-то привычное исчезает, сильно сотрясает душу. Даже если это привычное было твоей темной стороной. Теперь я буду петь псалмы. Попробуй поговорить с лианой.

Какое-то время я лежал и слушал его песни. Моя мечта сбылась, я оказался в магическом мире, у меня был настоящий шаман и друзья… Мне пели песню.

Con amor y alegria…

Мы несем любовь и радость,
Мы шагаем по планете,
Наше сердце светит счастьем…

Его голос больше не казался гнусавым, наоборот, в нем проявилась особая, сложная музыкальность. Космический ветер подхватывал простые слова странной песни и кружил ими, согревая меня. Шаман покорил меня, я обожал этого парня… Монотонный ритм и частые рефрены создали идеальный фон, и все притихло… Словно незаметно закрылось сказочное окно, оставив меня наедине с самим собой в ожившей темноте закрытых век.
 
- Ну и чего ты лежишь? – спросил я сам себя.
- Боюсь.
- Кого?
- …тебя.
- А я это кто?
- Ты – аяваска.
- И ты меня боишься?
- Да.
- Почему?
- …Не знаю.
- Как ты можешь меня бояться?
- Я не знаю, кто ты.
- …
- Кто ты?
- Я – это ты.

Меня поразил этот ответ. Напряженность исчезла, отдав всего меня светлому ощущению… Я увидел частичку подлинной и простой истины. Я будто улыбнулся сердцем.
- А весь тот мир?
- Это тоже ты. Ты его создал. Он твой.
- Вот Надя спит рядом, у нее иной мир?
- Сам знаешь.
- Может, ее разбудить?
- Задай правильно вопрос.
- Ей это надо?
- Нет.
- Как же нет, ведь она учится общаться, я ее везде тащу, хочу показать ей жизнь…
- А кто тебе сказал, что она этого хочет? Ты принял решение за нее. Сейчас все просто понять. Вот и пойми: она другой человек. Ей интересно другое, у нее не твои глаза. Не мучай ее.

БАХ! Я снова сел на пенке. Этого мне раньше в голову не приходило. НИ КО ГДА. Найдя запас мапачо, я раскурил папиросу и окурил себя со всех сторон.
- Прости, пожалуйста, - позвал я Хулиана. – Как полагаешь, Надю не стоит будить?
Шаман допел песню, отложил гитару и сказал закрыть глаза. Он зажег какую-то бумажку и, поднеся пламя к моему лицу, стал шептать что-то про свет. Открыв глаза, я увидел, что обгоревшие остатки непонятного пергамента он растер пальцами и пустил по ветру. Достав из сумки пузырек, он налил в мисочку другую жидкость, подошел к Ольге и что-то шепнул. Ольга тут же привстала, выпила предложенное, и снова легла.
- У каждого свое, Егор… Займись собой наконец.

Видимо, решив окончательно от меня отгородиться, он взял флейту и заиграл что-то протяжное. Я занялся созерцанием сотворенного мной мира. В моем бледно-сиреневом мире дул теплый ветер, спокойно плыли облака и звучала простая мелодия.
- Все поменялось, – подумал я.
- А ты теперь встань, – посоветовала лиана. – Не бойся оторваться от земли.
- Точно, это же мой мир!..

Сначала на четвереньки, потом на корточки, и вот я сделал то, что еще недавно казалось невозможным. Я стоял в полный рост в моем мире. И говорил с ним.
- А где время?
- Времени нет! Его не существует! Пока ты здесь, его нет.
- Зачем я живу?
- Ради любви! Любви ко всему, что является моим миром!
- Я злой?
- Нет такой категории. Я такой же, как все и всё в моем мире.
- Я хороший?
- Не более, чем все и всё в моем мире.
- Мой мир это что?
- Все, что принес в него создатель.
- А создатель я?
- Эй! Ты знаешь ответ!
- Прости, но мне не нравится слово бог.
- Зови это любовь.

Вдруг я совершенно ясно ощутил свою недалекость. Как просто и ясно! Зачем давать имена необъяснимому, вообще объяснять, если можно чувствовать. Любовь… Чувство… На это, говоря условностями, есть целая половина мозга. Мысли, дети разума, выкидываются на свет цепями уродцев-слов, в которых от глубины и объема даже простейшей эмоции почти ничего не остается. Зачем же стараться объяснять, анализировать, препарировать ЧУВСТВО? Рассказывать о переживании? Всегда ли это нужно? Подбирать слова к чувству – нелепица, преступление! Так я получил новое умение – чувствовать и переживать, не анализируя! Вот чем давно следовало заняться, вот что я забыл с детских лет… Что ценнее нерассказанного переживания?..

Я посмотрел на шамана: он прекратил играть на флейте. Поймав мой взгляд, он поманил меня рукой.
- Давай еще аяваски? – предложил он.

Сделав глоток, я захотел рисовать, но, достав блокнот, вспомнил про Надю и на всякий случай накрыл ее своим спальником. Лучше поздно, чем никогда. Рисовать пришлось любовь в форме древесного листка, тучи и купола церкви. Хулиан в туче увидел сиськи. Рисунки наскучили: не хотелось терять время безграничных возможностей. Шаман медитировал, и я стал повторять за ним. Когда он пришел в себя, я попросил написать что-то на память.
- Не думаю, что смогу сейчас писать, Егор, - рассмеялся он. – Зато скажу, только слушай внимательно.
И он так долго и сложно стал говорить на испанском, что мне пришлось его перебить:
- Прости, пожалуйста, но я ничего не понимаю…
- Хорошо, потом напишу. А теперь давай спать, я устал – очень много отдал энергии, охраняя и исцеляя всех вас.

Он стал разбирать пожитки и скоро улегся в спальник. Его гитара осталась на земле.
- Хулиан, - прошептал я. – Хулиан?
- Чего?
- Тысяча извинений… Давай я уберу гитару в чехол.
- Тысяча извинений? – он зашелся хохотом. – Хорошо, разрешаю тебе убрать гитару в чехол. Смешной ты, безумец…

Утро было серым и некрасивым. Странная поляна оказалась выжженным клочком земли. Наши одежды, руки и лица были покрыты сажей. Все встали одновременно и, быстро собравшись, побрели восвояси. По песку носились полчища крабов, ловко прячущихся в узкие норки. Деревня оказалась совсем недалеко, и я не спешил вернуться туда. Казалось, наше королевство исчезло с наступлением утреннего часа. Сегодня я с Надей ехал в сторону Эквадора, Ээту и Сара возвращались в Лиму, заканчивали свое путешествие Ольга с Магдой. А шаман довел нас до разбитого фонтана близ ночлежки и, встав на разрушенный бортик, взял слово:
- В память о вашем путешествии, у меня есть подарки. К сожалению, только для мужчин. – Он достал из сумки самодельные бусы и торжественно украсил сначала меня, а потом Ээту. - Все мы получили этой ночью необычный опыт. К сожалению, и мапачо, и аяваска стоили мне денег. Скиньтесь, пожалуйста, в соответствии со своим желанием. Никого я не принуждаю. И вообще, пойдемте завтракать.

От этого неожиданного, пусть и разумного предложения мне стало обидно, и я выделил ему какую-то мелочь. Он внимательно посмотрел на меня:
- Если не можешь больше, значит, не надо.
Мне было стыдно, обидно и грустно одновременно. Праздник воистину кончился, и хотелось убраться из этой деревеньки поскорее.

Завтракать мы отправились на рынок, где ошивались все артесане района. Меня уже не особо грели мелькавшие в толпе дреды и причудливые мужские серьги.

В хостеле мы многократно извинились за испачканные сажей одеяла и лишний раз пообещали написать издательству путеводителей жалобу. Хулиан вспомнил об обещании чего-то написать в мой блокнот и увлекся творчеством.

Нам предложили помыться в душе свободной комнаты. Дождавшись Магду, я пригласил ее прогуляться. Я знал, что вряд ли увижу эту замечательную девочку снова. И то, что она выбрала Хулиана, уже не волновало меня. Я понимал, почему. Но все эти дни она была рядом, привлекая мое внимание, и я считал, что заслужил право побыть с ней наедине.

Мы сидели в кафе и ждали кофе с круассанами. Она рассказывала, что всю ночь видела странные сны. Понимая, что нечего терять, я спросил ее в лоб о том, что меня давно мучило:
- Магда, а из-за чего ты плакала в последний раз?
- Точно не из-за любви к земле, как некоторые, – отшутилась она.
- Помнишь, когда мы гуляли ночью?
- Из-за Ольги, – она опустила глаза. – Мы ездим уже три месяца, и иногда ей будто нравится меня обижать. Тогда я пошутила на польском насчет тебя, что-то веселое. И она мне так грубо ответила...
- Это в отместку за то, что я назвал тебя веселой мартышкой?
- Ха-ха… Мне будет не хватать этого… Я тоже тебя назвала кем-то, сусликом или бурундуком… Ты же не обиделся?
- Мне сложно даже представить, за что на тебя можно обидеться.
- В общем, для нее легко и обидеться, и обидеть… Порой странно, что до сих пор мы с ней не разошлись…
- А вы с ней давно знакомы?
- Мы познакомились по Интернету, когда я искала себе попутчика.
- Можешь рассказать мне один секрет?
- Хорошо.
- Вы с шаманом целовались той ночью?
- Да.

В это время в кафе зашли отмытые Блэкэндуайт с сообщением, что все готовы к отъезду.

Хулиан отстранился от нас, пакующих вещи, и наблюдал за возней со стороны.
- Ты очень грустный, безумец, - сказал я.
- Моя семья уезжает… - ответил он.

Он не поехал с нами в город, но обещал поддерживать связь. На центральной площади Трухильо Надя и я долго обнимались с ребятами. Желтое такси мигом домчало нас до северных терминалов. Мы ехали в Кахамарку. Оставшись вдвоем, мы изучили предложение и достали лучшие билеты на ближайший рейс.

На облезлой автостанции дурно пахло, торговцы носили выпечку в гигантских корзинах, а куча бедняков с тюками и пакетами старательно не замечали двух гринго. Девушку, розовую от солнца и увешенную фенечками, и парня с черно-белыми бусами и многодневной щетиной.

Когда мы зашли в автобус, пустовал только самый дальний ряд кресел. Надя попросила парня, занявшего место у окна, поменяться с нами, - так мы бы видели багажный отсек с нашими рюкзаками.
- Но мне нравится сидеть у окна, - несколько раз тихо повторил он.

Пришла женщина с видео камерой и стала снимать пассажиров. Решив, что это для рекламного ролика, я изобразил веселье, но сосед слева подсказал мне:
- Это всегда так на этой дороге.
- Почему?
- Опознавать, если что… Горы…

Автобус вырулил на магистраль, и Трухильо растаял в вечерних сумерках. Поля сменились пригорками, и на небе закачалась луна. Я поймал себя на мысли, что давно потерял счет числам и дням недели. Значит буду считать по лунам, в Лиме она была еще полная… Я закрыл глаза и усилием вызвал образы людей, ставших близкими за эти несколько дней.
Потом я узнал, что Кевин успешно встретил свою филлипинку, их здорово ограбили и избили в Боливии, и после путешествия они расстались. Мег продолжила путешествие Перу-Канада по земле и вывесила множество фотографий с бубном и флейтой. Австралиец на мои письма не ответил ни слова. Ээту и Сара расписались, и следующее Рождество провели в Финляндии в кругу белокурого семейства. Магда учит испанский и работает нянькой, а Ольга по совету аяваски «вернуться к корням» переехала из Англии в Польшу. Шаман получил диплом и теперь является социальным работником при детских приютах Сантьяго де Чили. Все мы обещали друг другу встретиться в Юго-восточной Азии.