Манускрипт Ежова продолжение

Ила Опалова
Ила Опалова

Манускрипт Ежова  (продолжение)

        Лиза то и дело посматривала на серебряные бабушкины часики. Только через двадцать четыре минуты ей принесли заказ. Девушка сразу же надела новые ортопедические ботинки и прошлась по цементному полу, пробуя обновку на ощущение. Удобно.  Хромота почти исчезла, и даже плечи, как показало большое зеркало в холле, подровнялись. Но Лиза не любила разглядывать себя в зеркалах: она считала себя некрасивой, поэтому отвернулась, аккуратно положила поношенные туфли в полиэтиленовый пакет и вышла в новой обуви из подвальной мастерской в распустившееся лазоревым цветком утро.
        Лиза боялась, что опоздает поздороваться с Александром Ежовым, который каждую субботу заходил в букинистический магазин. Девушка до мелочей помнила их знакомство. Она стояла между тесными книжными полками с томиком стихов Фофанова, одна тысяча девятисотого года издания, когда услышала над собой:
        – О! Крошка Лавальер умеет читать и такие книги!
        Лиза подняла задумчивые глаза и увидела, что над ее плечом склонился высокий молодой человек с падающей на глаза челкой.
        Увидев ее недоумение, он доброжелательно проговорил:
        – Извини, девочка, ты так увлеклась, что мне стало интересно. А ведь слова с «ятями» сложно читать. Вырастешь, приходи учиться к нам на исторический факультет. Мне вообще-то нужна вон та книга в углу, позволь пройти.
       Лиза прижалась спиной к стеллажу, давая проход, и серьезно проговорила:
       – Я выросла. Мне скоро восемнадцать. И мне нравится физика.
       Молодой мужчина невольно охватил глазами ее несформировавшуюся фигуру.
       – Извини, я думал тринадцать. Молодо выглядишь, – неудачно пошутил он и, заметив, как запунцовели щеки девушки, стал объяснять, пытаясь загладить бестактность: –  «Лавальер» – это совсем не обидно. Жила во Франции милая девушка Луиза де Лавальер, и вот однажды в нее влюбился король, за красоту и богатство прозванный Солнцем…
       – Знаю, – тихо произнесла девушка. – Она хромала и не была красивой.
       – Умница! – оценил незнакомец эрудицию Лизы. – Но чтобы отвоевать у скромной Луизы Людовика XVI, ослепительно прекрасной Атенаис де Монтеспан пришлось прибегнуть к черной магии. И только Сатана знает, сколько раз она варила приворотное зелье, ведь ей понадобилось несколько лет, чтобы король забыл свою Луизу. У Луизы де Лавальер была прекрасная душа, а это ценят даже избалованные монархи, – молодой мужчина широко улыбнулся.
        И от этой внезапной улыбки у Лизы, обделенной добротой и вниманием, восхищенно и испуганно дрогнуло сердце. За спиной незнакомца, словно ослепительная рама, сияло солнечными лучами окно. Вот он, Король-Солнце! Никто из ее знакомых не был столь умен и красив. Больше всего Лизу удивило то, что он заметил ее раньше, до того, как она встала в проходе со сборником стихов. Ведь неслучайно же он назвал ее Лавальер, он заметил ее хромоту, и не увидел в этом ничего отталкивающего.  Напротив, это показалось ему привлекательным!
       – Меня звать Лиза, – тихо сказала она.
        – То же, что Луиза, – с улыбкой откликнулся незнакомец. – А меня Александр Ежов. Увы, не Людовик XVI…
        Лиза стала ежедневно заходить в магазин и выяснила, что Александр Ежов бывает у букиниста по субботам. А в одиннадцать утра он уже уходит.
        Александр казался девушке необыкновенным, но чудом была она сама: в наступившее время стяжательства и бездуховности Лиза выросла доброй, начитанной и романтичной; она, хромая, некрасивая, одинокая девочка, была счастлива, хотя трудно найти человека, который бы ей позавидовал.

         Лизе было семь лет, когда машина, в которой она с родителями ехала в воскресный день на озеро, попала под выехавший на встречную полосу тяжелый КАМАЗ со спящим водителем за рулем. В больнице, после нескольких сложных операций, девочка узнала, что родители ее погибли.
          Лизу взяла к себе бабушка. Старая женщина привыкла обходиться малым, и в отношении внучки считала неразумным тратить деньги на дорогую, с ее точки зрения, одежду. Зачем? Ведь дети растут быстро и не успевают ее износить. Лучше купить апельсины или яблоки, в крайнем случае, морковь.
         Когда Лиза в девять лет пошла в первый класс, она стала объектом жестоких насмешек одноклассников. Оттого, что девочка была старше всех, ее считали тупой.  Из-за бедной одежды Лизу называли нищенкой и грязнулей.  Девочка хромала и не могла бегать и играть, как все, это казалось одноклассникам противным. И наконец, вместо родителей, у Лизы была старая бабушка, а это было смешно.
         Но Лизе нужны были подруги – как ребенку жить без друзей? – и с одной девочкой, живущей по соседству, она, как ей казалось, подружилась. А потом случайно услышала, как эта девочка, для которой Лиза не пожалела бы ничего, в кругу других детей называет ее «хромоногой уродиной».
         И Лиза замкнулась. Она ушла в другой мир, где были друзья, которые не могли над ней издеваться; они уводили ее в удивительные дали и делились с нею знаниями, учили добру и благородству. Этими друзьями были книги, они и сделали ее жизнь счастливой и насыщенной.
         За год Лиза догнала сверстников и сделалась любимицей учителей, которые не могли нарадоваться на ее прилежание и сообразительность.
         Одно угнетало девочку: она не могла танцевать. До страшной аварии Лиза ходила в танцевальную студию, где ее всегда хвалили, после аварии она танцевала лишь во сне.

          И вот субботним утром Лизе казалось, что она  не просто шагает в новых ботинках, а танцует. В облике девушки засквозила неловкая грация юного существа.
          Путь лежал через сквер, который утрами был пустынен. У Лизы было чувство, что она идет по огромной  божественной ладони. Посыпанные гравием дорожки и ленты стриженых кустов представлялись ей линиями счастливой судьбы. Девушке, как цветку, хотелось потянуться к солнцу, которое щедрым сердцем пульсировало в лазурном небе, гоня, как кровь, токи живительной энергии к земле. Многолетняя привычка быть незаметной изменила Лизе. Она выпрямилась и даже расцепила заколку, отчего светлые волосы длинным каскадом упали за спину. Ветер сразу пристроился  сзади, ласково перебирая пряди и вплетая в них запахи лопающихся бутонов диких яблонь.
          Девушка в мыслях уже входила в букинистический магазин, улыбалась всем и здоровалась с Александром Ежовым. Она взглянула на часики, осталось пять минут до одиннадцати, а ей надо было еще пройти до конца аллеи и перейти дорогу.  Она опоздала!
          Внезапно Лиза почувствовала, как кто-то вцепился ей в плечо, и, потеряв равновесие, стала падать. Но бесцеремонные руки перехватили ее в талии и развернули. И девушка со страхом увидела  над собой небритое лицо незнакомого парня, от которого исходил тошнотворный запах табака и пива.
         – Пойдем, птенчик, в кустики, поиграем,  – с трудом связал он сиплые слова. – Ты будешь мамка, а я папка, – и, икнув, хихикнул.
         – Отпустите меня, пожалуйста, – с ужасом глядя в пустые глаза, прошептала Лиза.    – Я прошу вас… отпустите…
         – Иди, иди, – скомандовал парень.
         Но ее ноги стали ватными, и даже из рук ушла сила, пальцы разжались, и пакет со старой обувью выпал. Лиза стала оседать, тогда мужчина захватил сгибом локтя ее шею и потащил. Она хотела закричать и не смогла: перехваченное горло пересохло, и из него не шло ни звука. Девушка зажмурилась, приготовившись умереть. Неожиданно она услышала тупой звук, захват ослабел, и что-то мешком свалилось ей на ноги. Она открыла глаза. На земле, закрывая собой новые ботинки Лизы, лежал обидчик. Девушка взглянула вверх: над ней стоял Александр, сжимающий двумя руками сверток в плотной бумаге. Он резко рухнул на колени, уронив сверток, и Лизе стало страшно от бледности, залившей его лицо.
         – Лавальер, Лавальер, дура, ты дура, за каким чертом ты поперлась в сквер? – запричитал Александр, поворачивая и ощупывая лежащего. – Может, тебе захотелось быть изнасилованной? Что ты наделала, Лавальер? Что я наделал!? – он дрожащими пальцами убрал со своего лба челку и стер рукавом прозрачные капли пота, продолжая бормотать:  –  Инстинкт защитника – это атавизм. Не  в первобытном обществе живем, женщин избыток… – у него тряслись губы, и он умоляюще, как теленок, посмотрел на Лизу. – Что мне делать, Лавальер? Этот поддонок не дышит!
          У Лизы от жалости и беспомощности выступили слезы. Она вытянула ноги из-под лежащего тела и встала на колени. Еще несколько минут назад, приготовившись умереть, девушка считала, что ничего страшнее уже не будет, и вот она согласна раз десять погибнуть, только бы не видеть потерянных глаз Александра и не знать, что он несчастен.
         – Может быть мне сказать, что это я ударила этого человека? –  тихо спросила она, мучаясь чувством невыносимой вины.
         – Кто ж тебе поверит? – горько усмехнулся Ежов.
         – Тогда я скажу, что на меня напали, кто-то помог, а кто, не знаю… Вы уходите поскорее, а я вызову врача, – робко предложила Лиза.
         – А это ход! – Александр оживился.
         – Я не понял, что здесь происходит? – услышали они мужской голос и подняли головы.
         Рядом стоял милиционер и внимательно смотрел на лежащее тело.
         – На меня напал этот мужчина, я позвала на помощь, кто-то… – начала было объяснять покрасневшая до кончиков ушей Лиза, но Ежов не дал ей договорить.
         – Я увидел, как этот мерзавец тащит девочку, подбежал и ударил ублюдка.
         – Ну, это ты, брат, перестарался, – сказал милиционер, опустившись на корточки. и прижал палец к сонной артерии лежащего. – И чем это ты его долбанул?
         Александр потеряно обвел глазами вокруг, на мгновение зацепился за лежащий на земле сверток и сказал:
         – Рукой, – и сжал для убедительности кулаки, кувалдами легшие на колени.
         – А это что? – подозрительно спросил милиционер, указав на сверток.
         – Это девочка уронила, – поспешил сказать Ежов и умоляюще посмотрел в глаза Лизе.
         Она подавлено помолчала и заторопилась:    
         – Да, это мое. Я еще пакет потеряла, в нем мои ботинки. Вот он.
         Девушка встала на ноги и вынула из пакета, смущаясь, разбитые туфли, затем положила их назад и вместе с ними сверток, к которому у милиционера, после взгляда на старые туфли, пропал интерес.
         Милиционер поднялся с корточек, машинально отряхнул колени и сказал:
         – Едем в отделение. Я вызываю  «скорую помощь» и дежурную машину.
         Уже в милицейской машине Лиза, испуганно посмотрев в убитые глаза Ежова, тихо спросила:
        – А что?..
        – Научная ценность, – понял ее вопрос Александр. – Хотел с ней поработать. Если пропадет, я должен буду заплатить такие деньги, каких у меня нет.
        И лицо его замкнулось безнадежностью.
        А Лиза крепко прижала к себе пакет. Александру не нужны ее жалость и ее жизнь. Тогда она сделает то, что для него важно: сбережет научную ценность.
        Как же найти ему хорошего адвоката?

                ***
        За окном бился ветер, золотым колоколом качался свет. Его длинный язык то проникал в комнату, то выскакивал, погружая ее во тьму, словно слизывая все, встретившееся ему на пути.
        Раньше этот неисправный фонарь не мешал Лизе спать. А тут, искрутившись, она откинула одеяло, и, поежившись, подошла к столу. Настольная лампа прозрачным леденцом осветила темную рукопись.
         Скрипнула дверь, и Лиза вскинула глаза: на пороге стояла бабушка в залатанном фланелевом халате, над ее приглаженными волосами ободком стояли очки.
         – Ты что не спишь, Лизанька? Голова будет болеть.
         – Бабуль, ты тоже не спишь, – мягко ответила Лиза.
         – Так я от старости, деточка. Что ты такое интересное читаешь?
         – Сама не знаю, – ответила Лиза. – Написано русскими буквами, но нет ни одного понятного слова.
         – Значит, зашифровано, – сказала бабушка, как о чем-то обыденном, и уселась в соседнее кресло.
         –  Но зачем? И как это расшифровать? Вот смотри: слово из одной буквы – это союз или предлог, а здесь часто встречается одиночное «ж», перед которой нет запятой…
         – Значит, это союз «и», – сказала бабушка и продолжила: – Одно время у нас, детей, была мода на зашифрованные тексты. Уж не знаю, откуда это пошло, может после чтения Конан Дойла. Помнишь его «Пляшущие человечки»? Может, из–за прошедшей войны. Мы любили играть в шпионов-разведчиков. Так вот, у нас с подругами был такой шифр: мы взяли первую главу «Евгения Онегина» и пронумеровали все буквы. Например, слова «мой дядя». Буква «м» – один, «о» – два, «й» – три, «д» – четыре и так далее. Потом переложили это на алфавит. Так «м» стала «а», «о» стала «б», «й» – «в», а буква «д» стала «г»… Тут главное – знать текст, который стал ключами к шифру.
        Лиза помолчала, раздумывая, и воскликнула:
        – Бабуля, а ведь ты, похоже, права: «ж» это «и». Вот ключи – молитва: «Отче наш, иже еси», лежит прямо в книге. Но почему ее не убрали? Ведь это глупо: загадывая загадку, тут же говорить отгадку.
       – Может автор и не хотел, чтобы это было тайной. И неизвестно, что тогда случилось. Да что гадать! Прочитай и поймешь, – бабушка, надев очки, взяла в руки манускрипт, перелистнула несколько страниц и сказала: – Женский почерк. В железо упаковали! – и, удивленно покачав головой, подняла очки на волосы.
       – Бабуль, зачем тебе ночью очки? – лукаво поинтересовалась девушка.
       – Я забываю их снять, – бабушка улыбнулась морщинками. – Память худая стала. Детство отчетливо помню, а вчерашний день, порой, как кто-то стирает… Как новые ботиночки?
       – Все ты помнишь, бабуля! – воскликнула Лиза – А ботиночки удобные, хоть танцуй.
       – Вот и хорошо, – удовлетворенно закивала бабушка, – Скоро операцию тебе сделают, Бог даст, затанцуешь. У тебя же талант был, ты лучше всех была в танцевальной студии.
       – А на операцию много надо денег? – тихо поинтересовалась Лиза.
       – Много. Но у нас они есть. Деньги, оставшиеся после твоих родителей, я положила на счет в золоте и не прогадала. За десять лет золото подорожало, и инфляция нас не коснулась. И вашу квартиру я все время сдавала, а деньги клала на валютный счет. Так что на операцию хватит, не волнуйся. И на твое образование тоже.
        – А зачем нам вторая квартира? У нас же есть твоя… И может, мне не нужна операция? А на образование деньги вообще не понадобятся: меня приняли на бесплатное отделение. Я же умная, – в голосе девушки горьковатой самоиронией скользнула грусть.
         Бабушка с пытливой печалью посмотрела на внучку, машинально потерев левую сторону груди, поднялась и подошла к окну, чтобы задвинуть шторы.
         – Ветер утих, – сказала она спокойно. – Сломанный фонарь больше не качается. Ложись спать. Свет больше не будет лезть в окно. А читать лучше на свежую голову. Потом мне расскажешь, что за тайна спрятана под металлическим переплетом, – она подошла к внучке, обняла ее и жалостливо прижалась губами к светлой макушке, – Спокойной ночи, красавица моя.
         Потом уже в дверях обернулась и сказала, укоризненно покачав головой:
         –  Умная, ты, умная, но не по-житейски. Боюсь, я умру, ты наделаешь глупостей!

Продолжение следует...
http://www.proza.ru/2012/07/16/360