…Очередь, длиннющая, имела своё очевидное окончание – у ящиков: люди отоваривались и уходили, расставались – по каплям, как вода из плохо прикрытого вентиля.
Дошло и до меня: набухаю, готовлюсь, грузин в ожидании, смотрит вопросительно. Протягиваю ему тысячную, должно хватить. Нет: он мотает головой, видит моё удивление и проговаривает: «Тыша сто». «С ума сошел что ли?» – возмущаюсь и пытаюсь произвести что-то с бумажкой: то ли убрать в карман, то ли переложить в другую руку, чтобы достать сотенную. Но купюра выскальзывает, и какой-то мальчишка, гадкий, подхватывает её и бежит от меня; я кидаюсь за ним, догоняю, пытаюсь вытащить из зажатых негодных пальцев, и кто-то спрашивает требовательно: «Вы, последняя?» «Нет, – оборачиваюсь, – я крайняя».
Почему вспомнился этот сон, не знаю. Жизнь у тёти была долгой, и снов у неё было много. Но в записях сохранились только два: «Свидетельство о расторжении брака» и «Свидетельство о смерти».