Эпиграф:
- Это крах! Всё, всё потеряно не возвратно!!! А что, если б я тогда упал духом, если б я не посмел решиться? Завтра, завтра всё кончится! (с)
Ф.М. Достоевский "Игрок"
***
Варвара Петровна уже с утра была не в духе. Сестрица Ольга давеча сообщила весть о ее скором венчании с неким бароном из Италии. Барон конечно был забавен и на лицо, и на жестикуляции смешон, но зато у него состояние. Имение свое в Милане. И он так любил Ольгу! Что аж каждый день к ней приходил. Беседы светские вести да чай с сахаром в прикуску вкушать. И это при том что у самого под Самарой уже давно чайный заводик прикуплен. А в Милане своя лавка сладостей имелась.
Павел Николаевич старался вести с кузиной достойный разговор. Настолько светский, насколько мог себе это позволить, ибо в свете он никогда не бывал. Всю жизнь по казармам да войсковым частям мотался. Павел Николаевич Баталов был человек прямолинейный и всякие разговоры, кроме уставных, навевали на него тоску. Он не любил бывать в гостях у кузины, но ему завсегда, как человеку еще не женатому, хотелось уюта. И он доблестно терпел все эти бабские разговоры - исключительно ради регулярной выпивки и угощений.
- Варвара Петровна, плюньте и разотрите, пустяковое то дело. Вот-с у меня в личной жизни, тоже кирдык. Но я же не сетую. Вы лучше бы поменьше думали, от мыслительного процесса у слабого женского полу завсегда одни беды.
- Павлуша! Печаль одна от ваших разговоров. Ах, как постыло все. И разговоры эти. Кто умнее тут? Кто удачливей? Вы что ли? А может вы, Игнат Николаевич? Неужто счастливы от того? Тошно-с господа! Ей богу! Дышать тяжко. От всего. Смрадно. Сами себя душим. Маски оденем и играем счастливые роли. Оба дворянина. А все туда же, к народу стремитесь! Свое тщеславие тешите. Иначе отказываюсь понимать.
- Варенька - не выдержал Игнат Николаевич, брат Павлуши, активист революционного движения "Правое дело" и по совместительству земской врач - Голубушка, не переживайте вы так! Вы вот-с, сидите? И продолжайте сидеть и читать. И не ожидайте от жизни ничего. Просто сей мир созерцайте. Придет время и люди, и мы с вами дамы и господа будем сидеть совершенно в иных условиях. Уж поверьте. Всё к этому идет...
- А виды с этого места очень приличные - вздохнул Павлуша - завсегда радуют глаз. Сюда даже натюрморты ходят рисовать. Жаль только что вы, Варвара Петровна больше не рисуете...
Сидевшая до селе, за книжкой, завсегда погруженная в свои думы и мечты, старшая сестра Варвары Петровны - Ольга - словно ожила! То ли воздух свежий подействовал, то ли кальян Игната Николаевича чья рецептура хранилась в строжайшей тайне ото всех, то ли перипетии романа Джейн Остин и предстоящая свадьба, но Ольгу было не узнать.
- Варюша, ах отчего вы более не рисуете? Вы же так чудно рисовали! Павлуша! Игнатушка! Ну скажите, правда же чудно?! - Ольга от переполнявших ее чувств кидалась на шеи ко всем по очереди:
- Как я вас всех люблю! Ах отчего столько счастья? Мне одной? Ах, как вы умны и красивы Варенька! Голубушка! Как умён Игнаша! Какой же храбрый у нас Павлуша! Срочно все в сад! Будем рисовать. На фоне сирени - наш портрет! Ну, Варвара Петровна, просим вас, просим, голубушка!!! Я скоро уеду в Италию, ах как я без вас там? Я умру от тоски и скуки и вы..вы будите повинны! Если не нарисуете наш общий портрет ...Вы...Варечка!!! - Ольга Петровна кинулась в ноги сестры и разрыдалась.
В комнату спустилась Алевтина Григорьевна, матушка Варвары и Ольги. Помещица Баталова уже два года была вдовой. Ее супруг Петр Федорович был убит прямо у подъезда к зданию суда. Его карету взорвали. В то время он вел судебное дело против революционеров и террористов покушавшихся на жизнь императора.Вся документация по судебному делу была естественно уничтожена. А вместе с тем, некоторые улики, в которых отчего то фигурировала фамилия их родственника графа Строгонова. Дело же конечно было продолжено, уже другим мировым судьей. Но в тот роковой день, крепкая семья Баталовых была навсегда разбита горем, ссорами, подозрениями и пошатнувшимся материальным положением.
- А я вот совсем не верю вам! - всплакнула Алевтина Григорьевна - Не приведи боже, вот таким любезным на вид как ваш Бруно, сказать что либо вопреки, так заклюют же все, все его домочадцы. Ольга, вы выходите замуж за торгаша и судьба ваша мне видится печальной и полной обидных слез! Пока он здесь, в Москве, он свой - как валенок, преданный вам на веки. А завтра, в Милане, он будет кричать вам лично, что вы ему во всем обязаны! И дай Бог если он не прознает, что вы ему...лгали.
- Маменька! - Ольга поменялась в лице - Не отрицаю, было дело. И мы про то все прекрасно знаем. Но правда, она нынче никому не нужна. Все беды от правды. Все лгут - оглянитесь! И надо сказать правильно делают. А то ж...если всем правду говорить то вас непременно на каждом углу взрывать начнут, при чем свои же соседи!
- Оленька, - тихим голосом отозвалась Алевтина Григорьевна - Езжайте в Италию. И знайте, я Вас всегда буду ждать обратно - Господа-господа, чай стынет! Павлуша, родненький, сгоняй-ка за Прохором, он как раз с озера вернулся. К обеду будет рыбный пирог. И ещё, Павлуша, захвати-ка багор, Прохор просил..
- Оленька, может сходите с Павлушей до озера? - ехидно предложила Варвара Петровна
Ольга Петровна, тяжело вздохнула и молча удалилась. Ей так и не простили в этом доме что она сбежала от Павла Николаевича из под венца. А кто бы не сбежал? Дурак ведь их Павлуша. Всем известно сие. При его то деньгах, только и может что солдат в ряд строить да учить маршировать.
А ведь мог давным давно принять семейное дело Баталовых и судейский чин, и быть при дворе чуть ли не первым человеком. Да разве сдалась ей эта треклятая Италия? Да ни разу. А так, приходится самой себе судьбу приличную делать. Как говорится через тернии к звездам.
- Варенька, что значит: Ох, опять эти вопросы? Так из вас, моя милейшая, клешнями тащить каждый ответ приходится! Вы меня настойчиво игнорируете!- Игнат Николаевич давным давно уж агитировал Варвару Петровну в свою оппозиционную партию вступить, так как был не на шутку увлечен ею. Да, состояние ее батюшки прельщало его не меньше, но все же. Миловидная и эрудированная Варвара была его тайной слабостью, не смотря на голос здравого смысла.
- Ах, Игнатушка, - устала отмахнулась Варвара, впрочем так отмахивается всякая женщина которая знала что уже не на шутку нравится кавалеру - Глаза уже от ваших революционных очерков в кровь, а вы все не уйметесь. Расстреляют вас, и будут правы! А я! Уж поверьте. Ни слезинки.
- Беда - грустно вздохнул Игнатий Николаевич - Нельзя было давать женщине образование. Вот сжигал вас Торквемада на кострах. И верно поступал! Золотой был человек...
- Да, Бог с вами, Игнат - вмешался Павлуша, сосредоточенно читающий газету - Торквемада он жег, всех подряд, кто шибко по углам шептался. И женщин и мужчин и деток малых. Так что же теперь, и нам что ли, всех подозрительных людей сжигать? А впрочем, ну вас! Я к Прохору, рыбки к обеду уж больно охота.
Павел Николаевич вышел из чайного домика и спустился в сад, остановился, подумал и решил что багор ни к чему, а вот ведра пригодятся. От земли пахло ночной сыростью и туманом. Сзади, из-за кустов малинника послышался шорох, и через секунду появилась Ольга Петровна.
- Злитесь на меня? - осторожно спросила она - А зачем вам багор? Все злитесь? Вы же сами предали меня. Да, да это вы предали меня. А все обернулось так будто я вас....
- Павел Николаевич никогда не ругался, но тут его прорвало. И закончил он гневную тираду следующими словами:
- Желаю вам Ольга Петровна, чтобы ваш итальянский и горячо любимый барон бежал от вас из под венца так же, как вы бежали от меня! Чтоб пятки сверкали! Существо вы, многоуважаемая и оправдания я для вас не нахожу. Вот так вот.
- Так вы же беден! Вы беднее Прохора! Хотя...нет! Прохор все же побогаче вас станет, да и по умней! А может мне, Павлуша, за него пойти? А? За Прохора?
- Ольга! Опять начинаете? Уйдите!
- Любовь - да кому она сдалась? Павлушенька. Мне ваша казарма - вот где, в горле комом! Мне ваши тупые разговоры о строевой подготовке - вот где, выше крыши! А я романтики хочу!Смеетесь? Да-да, романтики и стабильного материального благополучия. И счастья, для себя и своих будущих детей! Дети рождаются в нормальных условиях. А вы Павлуша ненормален! Ах, как же мне больно! Зачем я до сих пор так вас в душе своей держу! И жгет! Как огонь. Ох и жгете вы меня, Павел Николаевич! Чувства они как - болезнь. Ужасная! Вам ли не знать?
- Ой! - испуганно рассмеялась Варвара Петровна, вышедшая в сад подышать - А я вам верно помешала?
- Адьос!! - кинул сквозь зубы Павлуша и убежал, звеня вёдрами.
- Злой вы нынче! - крикнула ему вдогонку Варвара Петровна и тихо добавила, - Ах, Оленька, как он вас до сих пор не убил, ума не приложу. А вы же прям так и нарываетесь...
- Ох, Варенька, не знаете вы любви! Все книжки читаете? В них то все красиво да складно, как в арифметике. Только в жизни все иначе.
- Ох, а мне все же хочется любви. Нет, не той. Что у вас с Павлушей была. Не с пылающим костром, да с воплями.
- Смешно, Варенька - подметила Ольга - Вам бы книги писать. А то - революционные трактаты о светлом будущем России из уст Игнаши, слышать уже нет более никаких сил.
- Так вы, Оленька, не слушайте, я же не слушаю?
- Кстати вы зря не слушаете, Игнат когда читает, все время на вас взгляды бросает - думаю вы имеете на него огромное влияние, да вы и сами это прекрасно чувствуете.
- Ах, Оленька, Игнат Николаевич, конечно - человек хороший. Врач. От рождения кровей благородных. Начитанный. Видный. Наследство имеет. Так ведь тоже дурак. Твой Павлуша, мог судейскую карьеру при дворе сделать, так ведь его же его из казармы не вытащишь. А мой? Связался с оппозицией. Революция ему делать приспичило. Какой тут семейный союз? Я в Сибири жить в нищете не желаю. Здесь я при дворе, уважаемая дама, преподаю цесаревичу иностранные языки и русскую словесность. А что мне делать с таким супругам? Только ссылка. В лучшем случае. В худшем расстрел. Да, я не скрываю любви к монархии! И презрения к революционерам тоже не скрываю. Я честна! Именно они, Оленька, именно эти благородные идеалисты - разрушат нашу великую империю. Помяните мое слово!
- Ах, Варенька! Как все у вас сложно. Хотя вы так правы. Нынче сыскать достойную партию для незамужней девушки легче на митингах. Чем на светских раутах. А что же любовь? Неужто вам нужны скучные отношения. Брак сам по себе - дело угнетающее. А если ещё муж молчун да мрачен или не дай бог фанатик - то дело это и вовсе пропащее.
***
Но тут в саду появился Бруно, и прервал доверительный разговор двух сестер.
- Хельга! Варвара Пьетровна! Нотте! Как это у по русски...фиабе?
- О Бруно! Нотте, Инсомма! Си?
- Хельга, ми аморе!
- Бруно, познакомься с Варварой Петровной, моей сестрой.
- О, Варья Петровна, белиссимо. Вы так красивы! Жаль я не поэт!
- Отчего же, Бруно?
- Варья, я барон, увы, скучная жизнь! Только бизнес.
- А какой у вас, позвольте полюбопытствовать бизнес, Бруно Варфоломеевич?
- Я директор чайного и сахарного заводов. Имею ресторани и успешно! Я богат! Ах, Варья! До встречи с Хельга я не знал что настолько богат, и не знал как можно быстро обеднеть! Все эти шубы, бриллианты! Хельга, эбель! Достойна, си ло, всех моих денег! Но все же я скоро стану банкрот!
- Напрасно, сударь, напрасно, вы обо мне так грустно думаете! - расхохоталась Ольга - Я конечно мотовка! Но! Но! Я ваша будущая супруга! Я приеду к вашей маме и что она скажет: Бруно? Ты привез нищенку? Неужели в России все так одеты? Ах, Бруно, я плачу! Вот, вот, видите?
Бруно и Ольга удалились. Под воркующий унисон влюбленных.
***
- Варвара Петровна, вы простудитесь. Уже холодает.
- Игнатий, это вы? Опять будем читать ваши подсудные вирши?
- Мы здесь одни, вам ни к чему меня подкалывать.
- Бог с вами, я не хотела. Просто, вы компрометируете всю нашу семью. Вы понимаете?
- Да, Варвара Петровна, я прекрасно понимаю что врач из меня никудышный, и жених тоже. Я разочаровал вас, и вашу матушку. Я совершенно пропащий человек...
- Ну наконец то вы это поняли.
- Но Варечка, я счастлив! Впервые в жизни, я по настоящему служу отчизне! Понимаете?
- Вы ...
- Не перебивайте прошу вас, Варвара Петровна, мои мысли.. и ваш поток сознания, это ей богу тяжело! А я волнуюсь, перед вами, я так робею! Выслушайте меня. Я сейчас ее надену, свою привычную маску, революционера, фарисея, и глупца! И вы меня совсем, да-да, не узнаете. Эх,...Варечка, вы плачете??
- Разве можно так с чувствами играть, вы и вправду жестокий!
- Варечка, вы любите меня?? Скажите только и я все брошу. Варвара Петровна, буду земским врачом, я позаброшу все свои эти политические дела! Клянусь, только скажите, это Варечка, признайтесь мне! Мы поженимся! Завтра же! Слышите? Революция? Какой бред? Боже, как все было глупо до этого мига! Только вы! Одно ваше слово! Одно ваше слово и я другой человек!
- Дорогой мой, дорогой мой Игнатушка. Если бы вы сказали все эти прекрасные и полные благородства слова...еще пару лет назад, сразу же после гибели батюшки. Я бы кинулась в ваши объятья. И была бы вашей верной опорой до конца жизни. Но сейчас, я вам не верю.
- Варвара Петровна, позвольте мне доказать вам, не словом а делом, завтра же я выхожу из правление партии, отменяю все намеченные митинги. И возвращаюсь на службу земского врача. Завтра же! Верите?
- Я совсем не верю. Вы разрушили мою жизнь и жизнь моего батюшки. Да, да, я знаю что вы будете отрицать! Но, Игнатий Николаевич, свой лимит доверия вы исчерпали, пускай простит меня Господь, но я намереваюсь поступить с вами таким же образом, каким вы поступили с моим батюшкой.
Послышался лай собак, из кустов вышел наряд полицейских.
- Граф Игнатий Николаевич Строгонов?
- Да, а в чем собственно дело, господа?
- Просим вас пройти с нами. Вы арестованы! По подозрению в убийстве помещика Баталова
- Как?! Я отказываюсь что либо понимать. Это какой то бред! Господа офицеры, вы меня с кем то спутали!
- Варвара Петровна, вы подтверждаете личность Строгонова Игнатия Николаевича?
- Да, подтверждаю. Это он.
- Да кто он? В чем я виновен? Я дворянин!
- Просим соблюдать спокойствие, и мы не будем сковывать вас наручниками.
- Да, конечно, я абсолютно спокоен. Только объясните с какой целью меня арестовывают?
- Именем царя, императора Александр II вам Игнатий Строгонов, была утверждена высшая мера, вам и ещё пятерым вашим соучастником, которые состояли в вашей партии " Правое дело". И которые уже сегодня, были расстреляны, ну а вы же, в виду вашего происхождения и заслуг перед отечеством, - приговорены к мягкой мере наказания, полной конфискации имущества, и ссылке в Сибирь. До конца жизни. Приговор уже приведен в действие. И рассмотрению не подлежит.
В саду собрались все. Павлуша с Прохором со свежей рыбой в ведрах. Оленька с Бруно. Алевтина Григорьевна. Все плакали. Не плакала одна лишь Варя. Она была не проницаема. Легкая улыбка виднелась на ее губах. Улыбка облегчения.
***
На вокзале, по этапу гнали заключенных.
После, уже в поезде, бывший врач а нынче ЗЭК'а - сидел в полной прострации. От Москвы и до Сибири, точнее до поселка Игарка. Было как до Китая пешком. Вся жизнь пронеслась перед глазами доктора Строгонова. Вскоре он свалился в горячке.
***
Укутанная в старенькую телогреечку, с огромным чемоданом книг и скромным багажом одежды, ехала в село Игарку. Тем же маршрутом скромная сельская учительница. Ехала преподавать для детей ссыльных и служащих поселения Игарки, Красноярского Края, Читинской области. Она казалось слегка больной, был месяц декабрь, и простуда в то время года было делом обычным, практически у всех в вагоне был кашель и насморк.
Проводник поезда, то и дело с уважением спрашивал:
- Так стало быть, в Сибирь? Вот так просто, без приказу, без приглашения, вам сколько годков то будет?
- 24. Отчего же, просто так? Преподавать еду.
- Стало быть учительница? Чай академии окончили-с?
- Окончила.
- И все же удивительно - не унимался провожатый - в такую дыру едете, просто Господи, одна, молоденькая, да с таким образование неужто в Питере али Москве не сыскали для себя должности? Странно-с!
- Жизнь она, вообще странное дело.
- А вы поди, к мужу едете?
- Угадали. К мужу. А вы почем знаете?
- Ну дык, не одна вы едете. Вон, в соседнем вагоне - трое барышень чуток старше вас, да не одни, с детьми, тоже едут. И все как один едут к мужьям. К ссыльным.
- Вы познакомите потом с ними?
- Да, познакомлю-с, познакомлю-с, сейчас остановимся, и можно будет в их вагон перейти с вещами. Я вам местечко непременно-с у печки устрою. Непременно. Дорого то дальняя...
- Благодарствую, от всего сердца.
- Да, что вы! Не нужно. Знаю наперед одно, оттого и хочу хоть как-то облегчить ваши страдания, ибо хлебнете вы там горюшка! Сибирь же! Глухая. А муж то знает, что едите?
- Нет - учительница отпила горячего чаю и сильно закашлявшись - что есть мочи закуталась в шаль.
- Ну, дай бог, детанька, дай бог, доедете, свидитесь, и все печали разом отойдут. Главное любовь...
***
- Любовь... - тихим эхом отозвался хрипящий от простуды голос Игнатия.
- Господа, кажется Строгонов от горячки очнулся, мы уж и не чаяли!
- Где я? - просипел Игнатий Николаевич
- Сейчас уже в Томске, до Игарке осталось совсем немного. Как вы себя чувствуете?
- Пить...
- Воды!! Врачу надо попить! - местные зэки поделились талой водой и с нескрываемым уважением и теплотой оглядывали очнувшегося Строгонова. Все уже давно прознали что он земской врач. А как известно, врач он и в Сибири - врач. Человек крайне полезный.
И спустя многие сутки, поезд прибыл в точку назначения. Зэка, Охрана и те, кто ехал в других вагонах, как правило их родственники, все вышли на декабрьский заваленный снегом перрон - богом забытого поселка. Встретились взглядами и бросились друг другу в объятья. Учительница , выбежала на перрон в числе последних, долго искала взглядом его!
И заметив как ей показалось знакомый полушубок. Впервые в жизни, проявила эмоции, доселе не знакомые ей. Она закричала, как простая русская баба, со слезами, на разрыв аорты, с дикой радостью и отчаяньем в голосе:
- Строгонов! Это Варвара! Баталова! Игнатушка! Отзовись! Христом богом молю, отзовись!
И она бежала за этим далеким в толпе полушубком, как Черный Бим бежала за своим хозяином, в надежде догнать и обнять. Увидеть глаза. Которые простили непременно бы ее. Которые бы смотрели на нее так же преданно, как в мае этого года. В ночном саду. И запах малины, и тихие беседы за чаем, и Оленька, и все все, будто все это теперь жило в этом мелькавшем в полутьме полушубке. Её жизнь. Старая и новая жизнь. Вот только бы догнать. Только бы догнать...
И вдруг, словно, откликнувшись на чаяния и окрики, "полушубок" повернулся и она смогла разглядеть лицо. Господи! Неужто это он? У Варвары Петровны затряслись ноги, она чуть было не упала в обморок. Завсегда чистоплотный и миловидный с лица граф Строгонов, предстал перед ней измученным, изуродованным и в конец сломленным человеком.
Было видно что его били, сильно били батогами. Куда ни попадя. Половина лица разъедено оспой. Измученный он побежал ей на встречу. И не добежав и полу метра рухнул перед Варенкой на колени. Мороз трепал его полушубок и льняную рубаху, черную от крови и гноя. Через рубище было видно его костлявое тело. И вдруг он засмеялся! И тоненько так, как малый ребёнок, запричитал:
- "Варенька, пришла за мной, Варенька! Сейчас она спасет меня! Спасет же?"
И пополз к ней, как псина ползет к своей хозяйке. Варваре Петровне сделалась дурно! Она не помня себя, и не помня целей, приведших ее в этот край, с криком ухватилась за чемодан и побежала за уже отбывающим поездом:
- "Обождите! Не оставляйте меня здесь! Я с вами! Господа! ..."
Ей помогли вскочить на подножку и далее картина удалятся от читателя. Мы видим как двое солдат, подхватив болезненного и ослабшего Строгонова под руки, поволокли его вслед за всеми заключенными. Которые, если смотреть сверху, словно муравьиные ручейки стекались за горизонт опушки, в глуби сибирской тайги, где они должны были до конца своих скорбных дней - строить избы, валить лес и как-то существовать.
Снег. Зима. Сибирь. Заиндевевшие изнутри окна вагонов. И лишь тепловоз, пыхтел, свистел, подгоняясь в такт, такт-такт-такт, ехал из глубин Сибирских краев, обратно в столицу. Варенька должно быть многое что думала, когда сидела сжавшись в своем купе. Ее отчаянно трясло:
- "Да, Игнатий Николаевич...Никто! Я и Вы. Никто! Играем-с, господа! Друг с другом. А ставки - наши души? Страшно..."
Эпилог:
Это было недавно, в царствование Александра II, в наше время - время цивилизации, прогресса, вопросов, возрождения России, в то время, когда победоносное русское войско возвращалось из сданного неприятелю Севастополя, когда вся Россия торжествовала уничтожение черноморского флота и белокаменная Москва встречала и поздравляла с этим счастливым событием остатки экипажей этого флота, подносила им добрую русскую чарку водки и, по доброму русскому обычаю, хлеб-соль и кланялась в ноги. Это было в то время, когда Россия в лице дальновидных девственниц-политиков оплакивала разрушение мечтаний о молебне в Софийском соборе. В то время, когда со всех сторон, во всех отраслях человеческой деятельности, в России, как грибы, вырастали великие люди - полководцы, администраторы, экономисты, писатели, ораторы и просто великие люди без особого призвания и цели. (с)
Лев Николаевич Толстой. "Декабристы".