Жил я когда-то в посёлке почти городского типа. Почти, потому что холодная и горячая вода, центральное отопление и канализация в нём имелись, но только местами и ещё реже все эти удовольствия цивилизации попадались все сразу, чаще только по отдельности или в какой-нибудь из комбинаций.
Местные аборигены в нём были очень сильно разбавлены весьма разношерстной публикой приехавших за длинным рублём с бескрайних просторов огромной страны. Этот населённый пункт отличался от других наличием в нём деревоперерабатывающего завода, на котором трудились или делали вид, что этим занимаются большинство его жителей.
На против завода за забором находились огороды. В стране, в которой не было секса, единственной возможность постоять раком были грядки и поэтому изголодавшиеся и просто озабоченные при первой же возможности заводили себе участок, на котором можно было бы заниматься сексом всё своё свободное время.
Вокруг посёлка были колхозы и совхозы, но платили там мало и народ, если и шёл туда, то только по одной причине - для того, чтобы получить место, откуда можно было бы что-то тащить.
Устроившись на работу, сразу же заводили себе хозяйство, которое кормилась экспроприированными у колхозно-совхозных животных комбикормами. Директорам надо было выполнять план по сдаче мяса и им ничего другого не оставалось, как покупать выращенное у своих же рабочих.
Колхозникам и совхозникам, к тому же, постоянно хотелось праздника и поэтому они несли с ферм больше, чем могли съесть их коровы со свиньями, чтобы обменять украденное добро на водку у любителей копаться в навозе из числа поселкового пролетариата. (Количество голов на приусадебном хозяйстве строго регламентировалось и желающие сильно разбогатеть сразу же встречались с представителями ОБХСС)
Директорам колхозов и совхозов нравились ордена, а рабочие так просто мечтали о грамотах с вымпелами за победы в соцсоревнованиях с полагающимися к ним премиями. Для этого надо было план по сдаче мяса перевыполнять и его перевыполняли, скупая недостающие килограммы и литры у поселкового гегемона и пенсионеров.
Такая ситуация удовлетворяла всех, кроме разве что голодающих колхозно-совхозных животных породы "А ля Бухенвальд". Написать в газету "Правда" о своей нелёгкой доле они не могли и только во время вечерней дойки, раздававшийся по окрестностям на многие километры гул от насосов, пытавшихся хоть что-то выкачать из бурёнок, прерывающийся жалобным мычанием, переходящим в вой, говорил о нелёгком и тернистом пути к светлому будущему.
Среди жителей посёлка выделялся один приезжий и прежде всего своей жадностью. Культурным человек в то время считался, если у него в квартире была мебельная секция, забитая ленинокарломарксовкой макулатурой и в секции обязательно должен был быть наполненный разной алкогольной продукцией бар. Конкретно этот житель полный комплект счастья имел, об этом все мужики знали и поэтому его ненавидели - опохмелиться он из-за своей скупости никому не давал.
Решил он однажды обогатиться и с этой целью завёл поросёнка. Ухаживал он за ним, как за родным - разве что только грудью своей его не кормил. На колхозно-совхозных комбикормах поросёнок через год превратился в здоровенную свинью, которая и была заколота к майским праздникам. По бизнес кулацкому плану, предполагалось свинину скоптить и продать, для чего и была сооружена в огороде коптилка.
Во время войны фашиствующим элементам так понравилось кормить местных комаров, что покидать данную территорию они не хотели ни в какую. Их уговаривали это сделать, запуская в них и сбрасывая им на головы огромное количество металла, в результате чего все леса в окрестностях были прямо напичканы пулями и осколками.
Когда завод пилил этот лес, пилы выходили из строя и тогда производство стояло, а работяги вылазили в здоровенные ворота к солнцу и куря, травили байки с анекдотами. Травили - иногда в буквальном понимании этого слова.
В один из солнечных дней, когда слесаря точили пилы, мужики сидели на облюбованном месте и точили языки, упражняясь в своём остроумии. Как потом оказалось, тупыми бывают не только пилы. Когда для копчения мяса всё уже было приготовлено, неожиданно возникла одна проблема - бывший житель шахтёрского города понятия не имел, какие дрова использовать в этом процессе.
Заметив среди сидящих в воротах мужиков своего соседа, он подошёл к нему и спросил об этом, позабыв, что в прошлое воскресенье не дал ему лекарства от головы и так как магазин не работал, тот вынужден был идти в соседнюю деревню и там в три дорога покупать избавление от мук у отца местного участкового.
В глазах соседа блеснул какой-то странный огонёк, он на секунду задумался и потом выдал:
-Лично я использую сухую ольху, у тебя она кажется была, а для придания нежного вкуса кинь в огонь один старый резиновый сапог.
-Резиновый сапог?
-Вот именно! Но только один, два будет перебор.
Остальные мужики одобрительно закивали, подтверждая дельность и эффективность данного совета.
Поблагодарив, он ушёл с очень задумчивым выражением лица, почёсывая затылок. Через минут десять в огороде появился лёгкий дымок. Мужики молча сидели и курили, напряжённо вглядываясь в дым и принюхиваясь к нему, до конца не веря, что бывают такие кретины, но всё же в глубине души на это надеялись. Вскоре их надежды оправдались и чёрная, разящая нефтепродуктами копоть заполнила всё вокруг.
В этот день никто уже работать не мог - давились слезами от смеха и ржали так, что старая двадцатипятилетняя кобыла с хутора, находившегося в пятнадцати километрах от посёлка, перепрыгнув через двухметровый забор, примчалась к заводу, ожидая встретить там жеребцов.
--