..знать, в холодную пору, мёртвые рощи, рта вам
не выбирать, и скажите спасибо нам, картавым..
Сказал Иосиф Бродский, фактически, третий гений русской поэзии после Пушкина и Цветаевой.
Негро-славянин, славяно-немка и еврей – три существующих столпа в русской поэзии.
Оставим пока негритянские и немецкие корни русской поэзии. Взгляните чуть пристальней на еврейский дух в русской литературе. Сколько же в нём от еврейства и сколько от россейства.
Возьмём события последнего столетия. Около века назад в России совершилось событие глобального масштаба - революция. Каждый член общества, пережившего революцию, вынужден совершить революцию в себе. Ему приходится перестраиваться сообразно с изменившимися обстоятельствами.
Люди во время революций и гражданских войн, в подавляющем своём числе напуганы и растеряны. Они готовы идти в разные стороны и сбиваться в бессмысленные кучи. Вокруг них летают пули и ходят суровые вооружённые мужчины. Люди, народы, в таких условиях готовы идти за любыми уверено идущими вожаками, лишь бы им стало хоть чуть-чуть полегче.
Они добровольно или вынужденно принимают для себя новый порядок и должны окультуривать себя чтобы соответствовать ему. Работа по окультуриванию людей до сего времени возложена, в первую очередь на литературу. Еврейские поэты, высокочувственные и чрезвычайно способные к мимикрии, настрогали для советской власти едва не половину литературных памятников и научных пособий по окультуриванию. В какой-то момент многое изменилось. Для евреев организовали автономную область и угнали их скопом в Сибирь, в их новый рай.
Не сумевший мимикрировать Бродский, ответом на семидесятилетнее давление режима, воссиял нобелевским алмазом. Так предсказанный Цветаевой поэт:
«..а где-то там, в защитном свете неизвестности, бродит среди нас тот, будущий - уже сущий - которого, как любили бы двадцатилетние его ровесники - если бы знали! Но они его не знают. Но он сам себя ещё не знает. Он для себя сейчас ещё последний из всех. О нём знают только боги и пустая тетрадь с продолбленным следом двух его локтей..»
Потому как:
«..писатель, если только он есть нерв великого народа,
не может быть не поражён, когда поражена свобода..»
Рыжий Бродский узнал о том, что он еврей, когда ему было семь лет. Библиотекарша, заполнявшая анкету ему сказала: ты что мальчик, посмотри на себя, кто ты такой.
Через сорок лет редакция Британской энциклопедии пригласила его для своей публикации, где сообщили ему что он включён в сотню величайших евреев человечества. Бродский и тогда ответил: теперь буду знать, кто я такой. Он не мог не иронизировать, так как не мог считать себя никем кроме как русским поэтом.
Так каким же духом дышали и дышат русские и нерусские литераторы и нелитераторы? Вот же задача: как его различить русский там дух или нерусский?
Множество красноречивых евреев изощрялись на потеху и для раздумий разумной и полуразумной русскоязычной публике, но выделился Бродский. Почему? Какой собственной чертой?
Для меня несомненно бесстрашием. Бесстрашием страдали все великие русские поэты. Впрочем, как и многие поэты мира.
Но вот братолюбие, вторая для меня, несомненная черта. В русском духе, изначально, нет агрессии! Можно бесконечно спорить об истории России, но её планетарный масштаб создан рекордно гуманными методами. Пускай врагам русского духа и кажется, что искать проявления духа следует в огромной неправедной крови, но я его вижу в охотности соседних народов на ассимиляцию среди русских, в их сравнительно быстром обрусевании. Не будь русского приятия любого человека как брата, такого бы точно не произошло.
Что же следует взять третьей чертой русского духа? Я сказал бы: непрестанный поиск разумного смысла.