Раздразнила меня моя начальница. Придирается, выпытывает: сделал ли то, отправил ли это? Невыносимо, когда начальник вмешивается в дела подчинённого. Что, своей работы нет, что ли? Наверняка нет. Так это меня раздражало, вы не поверите.
А она ещё стол поставила, аккурат наискосок от моего стола, и смотрит – чем я занимаюсь в рабочее время. А чем я занимаюсь? Нечем, что ли, заняться, когда рабочий день восемь часов. И меня это ужасно бесит, что она тоже бумаги разложит, наденет очки, а сама из-под очков смотрит, cмотрит...
А потом:
- Чем это вы сейчас, Андрей Иванович, занимаетесь?
- Пишу, вы же видите.
- Покажите, что вы пишете, пожалуйста.
- Напишу, тогда и покажу.
И всё это на нервах, на нервах. Голоса у нас так и дрожат от напряжения. Того и гляди, сорвёмся.
И сорвался я однажды:
- Да пошла ты, - говорю, - к чёрту!
Крикнул, дверью громыхнул, аж звон пошёл. А она, начальница, чай села пить. Пьёт и приговаривает, себе под нос:
- Ну, я тебе этого чёрта запомню. Запомню.
А я бегаю в коридоре, туда-сюда, весь на нервах, весь, как телеграфный столб, гужу. Нет, гудю.
И напустила она на меня свою подругу, секретаря парторганизации. Хорошая подруга вызвала меня, посадила за стол, села сама насупротив и молчит. Смотрит на меня. Грудь у ей дышит, щёки в красных пятнах. То ли меня конём топтать, то ли поднять на партийное копьё, то ли партмечом по шелому.
Мне терять нечего. Говорю:
- А пошла ты к чёрту.
И вышел, дверь без стука закрыл. Стою, жду. Вдруг: бумм! бамм! трах-тарарах, дзыннь! Упала, наверное, доспехи загремели. Вот так вам, думаю, бюрократы чёртовы.
Надел шапку, приосанился, пошёл прямиком в профком.
Председатель профкома дверь на ключ запереть не успела: дама полная, хотела выйти из-за стола, и не может. Застряла. Побагровела, щёки налились, глаза на лоб... Жаль мне стало народного защитника, и только пальцем ей погрозил: дескать, знаешь, куда могу тебя послать...
И – ходу из профкома. И к начальнику в кабинет. Влетаю тайфуном, набираю полную грудь душного официального воздуха... мать честная!
Все здесь: сам начальник, секретарь парторганизации в помятых доспехах, моя начальница в очках. Я опешил, а из-за спины, трусцой, председатель профкома, и – шлёп-шлёп-шлёп – прямо к ним.
Как они гаркнут на меня:
- Ах ты, сякой-такой! Иди сам к чёрту!
- Что вы, товарищи, - говорю. - Разве можно так?
- Можно, - говорят. - Ещё можно и не так. Ишь, к чёрту посылает! Мы тебе запомним этого чёрта.
1986.