Земля еще парила от вчерашнего бушевавшего ливня, сметавшего на своем пути зимнюю грязь. Утро было хмурым и ненастным. Сегодня предстояло свидание с Отцом. Мы ехали к нему на кладбище. Тихое сельское кладбище стало последним приютом моему отцу.
Некогда крупный колхоз-миллионер, в годы украинской «незалежности» быстро превратился в руины, и только остовы трехэтажных зданий напоминали о былой славе и величии этого украинского села. Школу закрыли, жители труженики подались в город.
Молодежь разлетелась по крупным городам, в надежде заработать и вырваться из наступающей на страну нищеты. Возможно, если бы был в селе газ то, все сложилось бы по другому, и это красивое место стало бы раем для дачников, «Конча-Заспой» донецкого края. Но, в 1991 году, когда была готова проектная документация газификации села, случилась «незалежность» - похоронившая все надежды жителей Украины - некогда цветущей житницы Советского Союза.
Возле кладбища дежурил пост украинских гайцов. Две дородные детины с жезлом в руках, отрабатывали программу «перехват» на Богом забытой дороге. Я попытался проехать к кладбищу но, почувствовав, что машина погружается в месиво из глины, вернулся на асфальт. Ко мне подошел работник ДАИ и начал меня упрекать в том, что я загрязняю асфальтовое покрытие. Вспылив, я порекомендовал помочь счистить грязь с моих колес или продолжить патрулирование сельской дороги.
Вот и могила отца. Крест, заботливо поставленный моей Мамой и скромная надпись -Иванов Александр Дмитриевич. Все четырнадцать лет с момента смерти отца на могиле не было фотографии, и сегодня мы с Мамой приехали, чтобы установить портрет.
Четырнадцать лет… Через несколько месяцев после смерти Отца, поняв бесперспективность жизни на Украине, я уехал в «никуда», в Россию.
Просто собрал скромную сумку, продал остатки разваливающейся машины, сел в поезд и…застучали колеса, унося меня в ставший второй Родиной, город-герой Ленинград.
В город, который был мне приютом и отрадой во время обучения в славном морском училище. Город, в который меня определил Отец.
Конечно, только благодаря ему я смог поступить во Фрунзе. Во время вступительных экзаменов, с утра до вечера мы занимались с ним математикой сидя на земляничной поляне училищного лагеря. Отец хотел видеть меня моряком. Видеть своим продолжением в жизни. Очень хотел, чтобы я достиг того, что не удалось Отцу в силу войны и последующей реорганизации армии и флота. Но, видно сильна та поговорка что, сыновья повторяют отцов.
Моему Отцу до безумия влюбленному в море суждено было стать морским летчиком. Окончив Ейское училище летчиков, проучившись в академии имени Можайского и окончив Ленинградский университет, ему было уготовано увольнение с военной летной службы в звании старшего лейтенанта. Так распорядилась Жизнь!
Как ребенок, Отец радовался моему поступлению в Высшее военно-морское училище имени Фрунзе. Слезы на глазах текли, когда я сдал два вступительных экзамена по математике на «пять». И слезы горечи, когда в 1992 году я уходил с военной службы,
поняв бесперспективность дальнейшего существования на корабле, которому была уготована судьба стать памятником авианосного флота СССР в китайском городе Тяньцзине.
Не могу сказать, что Судьба не баловала меня. Служба в легендарном авиаполку морской авиации, участие в легендарной эпопее развития советских экранопланов, первый авианесущий крейсер СССР…Судьба Отца повторилась – я был тесно связан с морской авиацией.
До самой смерти мой Отец оставался верен флоту. Уезжая на дачу, одевал мою морскую фуражку и летный комбинезон.
Когда Смерть пришла за ним, я отдал ему свой парадный мундир с плетеным значком морской авиации. Так и похоронили.
Я помню наши бесчисленные разговоры о будущем тогда молодой Украины.
Отец наивно и с Честью думал о лучшей жизни в «незалежной та самостийной».
Я верю и сейчас, что если бы у руля «парохода Украина» находились такие люди как мой Отец, то не было бы той вражды между украинцами и русскими, которая сейчас сквозит на уровне государств Украина и Россия. Не было бы границ между некогда братскими народами, не процветали националистические настроения, не чествовали бы пособников фашизма.
Милый Отец. Как хорошо, что ты не видишь, во что превратились твои мечты.
Конечно, употреблять слово «хорошо» в данном случае не уместно.
Тебе, прошедшему Войну, было бы прискорбно больно, что надругаются над твоими идеалами. Но жизнь распоряжается иначе.
Видно вся жизнь это бой Добра со Злом.
Изменить ничего нельзя. Можно только встать на одну из двух сторон.
В свое время, ты не вступил в КПСС. Не знаю, почему так произошло, ты все время избегал этой темы. В свое время, я заявил о своем выходе из КПСС. Еще раньше августовского «путча»… Это потом, те, кто осуждал меня за мой поступок, «строем» сдавали партбилеты и клялись в верности новой, преступной, власти.
Наш замполит называл меня «флюгером», позже превратившись в него сам.
Ради карьеры, ради звездочек и пенсии. Бог ему судья. Я плюнул ему под ноги, в кают-компании офицеров корабля. Мелко конечно, но это максимум что можно сделать против мимикрирующих субъектов.
Через 20 лет я вижу, что бывшая партноменклатура переродилась в пособников нынешней демократии. Сейчас в порядке вещей становиться под другие знамена, менять партии как перчатки. Идеалы и вожди превращаются в преступников и заключенных. И так по кругу. Раз в пять лет. Круговорот природы.
Нам, детям советской эпохи, в большей степени чуждо это приспособление.
Молодежь приспосабливается быстрее, мир меняется.
Ценности уходят.
Уходят поколения, память остается.
Как хорошо растянуться на траве возле твоей могилы и все тебе рассказать. Ты все поймешь, простишь и подскажешь, как дальше жить. Будь счастлив Отец. Хотя говорят что мертвые счастья не знают.