До стойбища они не доехали. За поворотом машина резко затормозила. На дороге стоял шаман.
Зимняя меховая малица делала его похожим на простого оленевода. Но коричневое морщинистое лицо было строгим, глаза смотрели печально.
– Ань торова, Антон! – высунувшись из окна машины, приветствовал хозяина Гошин отец.
– Нани торова. – кивнул Антон. – Вас ждут в большом чуме. Пейте чай. Дети, – шаман поднял вверх подбородок, длинные седые волосы взметнулись на ветру. – Они едут со мной.
Посчитав вопрос решенным, он пошел к упряжке оленей, стоящей метрах в десяти от дороги.
– Гоша, возьми. – мама торопливо протянула ему полбуханки хлеба. – И держи Катю за руку. Рука, это лучший якорь.
Отец, волнуясь, добавил:
– Катя, держи Гошку за руку. Все будет хорошо.
Олени тянулись к шаману мордами, крутились, пока он разбирал вожжи. Он что-то говорил им, отрывистыми горловыми звуками.
Гошка разломил хлеб и два куска отдал Катерине. Учуяв аромат свежего хлеба, олени повернулись к ребятам.
– Катя, давай, угощай красавцев.
Олень тут же потянулся к ее руке, смешно наклонил голову и смахнул лакомство языком. Рога второго оленя придвинулись почти вплотную к лицу девушки.
– И тебе, а как же, и тебе, вот, молодец… ах, какой красивый…
Красивый жевал слишком большой кусок, разевая пасть, похожую на рукавичку.
Катя погладила меховую морду от самого носа до основания рогов. Олень тревожно отпрянул.
– Хо! – крикнул Антон и тронул оленя концом хорея. Упряжка тронулась с места. Шаман кивком головы велел садиться в нарты. Катя буквально ввалилась в легкую повозку. Гоша перемахнул через высокий бортик и оказался с другой стороны. Олени неторопливо переставляли ноги, Антон шел с ними рядом. Он даже не посмотрел, сели ребята или остались стоять. Вот он еще раз тронул хореем оленей, что-то крикнул и они побежали. Миг, и человек в малице уже сидел на краю нарт, легко держа длинный хорей.
Олени бежали по неглубокому снегу через лес. Ветер щипал морозом Катю за щеки. Она потерла их рукавичкой. Гоша улыбался.
– Что?
– Тебе идет.
– Что? – опять удивилась Катя.
– Все это. Нарты, лес, снег…
«Идет. – хмыкнула про себя Катя. – Просто едет! Вопрос только, куда? Сейчас завезет на край земли…»
Скоро упряжка остановилась у маленького чума и, пока ребята с трудом выбирались из повозки, Антон привязал оленей, откинул полог жилища.
– Ань торова. – кивнул он ребятам. – Входите.
Первой пошла Катя.
– Ань торова. – произнесла она приветствие и наклонилась, чтобы войти в низкий лаз между шкурами. Получилось, вошла с поклоном. «Как и положено приличной девушке» – с удовольствием подумала она.
У Гоши поклон получился более выразительным. Оно и понятно, он выше. Зато поклон невольно был адресован не только шаману, но и Кате. «Версаль!» – усмехнулась она.
В чуме было сумеречно и как будто туманно. Пахло хвоей и гвоздикой. В маленькой печурке тлели угли. Перед ней стоял ящик покрытый клеенкой. По бокам две низкие скамейки.
Вошел Антон. Вынырнул из малицы, бросил ее на шкуры. Без меховой одежды он оказался очень маленьким и худым. Черный замшевый шаманский балахон болтался на нем, как на вешалке. Не обращая внимания на ребят, шаман подбросил в печку поленьев. Отодвинул на край чайник. Достал пачку сигарет и закурил. После этого уселся напротив ребят.
– Было видение. Дети искали меня. Нужна помощь. Я сомневаюсь. Много крови, много зла. Зло здесь. Хывы. Хочу знать.
Гоша кивком указал на рюкзак.
– Оно здесь. Мы получили это по почте, из Германии…
Он рассказывал историю, написанную в письме говоря «Мы», словно хотел отвести гнев шамана от Кати.
Дрова в печурке разгорелись и красными бликами освещали морщинистое, застывшее, как маска, лицо грустного человека. Чем дальше рассказывал Гоша, тем больше горбились плечи шамана.
– Мы принесли амулет с собой. Показать?
Шаман кивнул, бросил в печку окурок и положил на стол-ящик кусок бересты.
– Сюда. – указал он пальцем на бересту, быстрым движением спрятал руки в рукава и закрыл глаза.
Гоша выложил на бересту кисет, амулет с когтем, фотографию.
Шаман странно дернулся всем телом, зазвенели, забряцали невидимые шаманские подвески. Не открывая глаз, он произнес.
– Убери кисет и бумагу.
Гоша послушно спрятал эти вещи в рюкзак.
Шаман молчал. Минут через пять он стал медленно раскачиваться из стороны в сторону.
– М-м-м – произнес он сквозь зубы, и что-то добавил на ненецком языке. Наконец он открыл глаза. Катя вся сжалась: в глазах шамана была боль.
– Черный шаман… он сделал, хывы – грех, грех смертный…
Антон сидел неподвижно, но его амулеты глухо звенели медью. Седые волосы, перехваченные на лбу тесемкой, приподнимались, как на ветру. В глазах мелькали красные отсветы огня.
– Хороший мальчик родился. Светлый. Хороший охотник вырос, красивым стал. Жену взял. Я Миня дочь послала. Зло пришло. Война пришла. Жена к шаману пошла, амулет родовой понесла. Хывы для белого шамана – прогнал. Она к другому пошла. Тот, черный, он камлал, долго камлал, запечатал амулет. На смерть. Она просила живого, но чтобы все умерли, кто виноват. Все. Убери.
Гоша взял амулет, положил в пакет.
– Это тоже убери. – шаман показал на кусок бересты. – Всегда носи вместе.
Гоша растерялся.
– Разве Вы не можете нам помочь?
– Я помог. – устало ответил шаман. – Я видел то, что не хотел видеть, я рассказал.
– Что нам делать? – расстроено прошептала Катя.
– Ты сама знаешь. – слегка удивился шаман. – Ты пойдешь туда, где песок. Там много песка. Он волнами ходит. Там жил тот черный, что вложил заклятье.
– Нам нужно к тому шаману? Он поможет?
– Он давно в нижнем мире.
Гоша с Катей растерянно переглянулись.
– А жена, жена где?
– В нижнем мире. – бесцветно ответил Антон.
– А дочь?
– Я всего лишь тадебя си'мя. Я был – тэлтана –переводчик. Я был ингутана – советчик. Белый шаман. Вы не дети. Ты! – он указал на Катю. – Все знаешь. И ты! – он посмотрел на Гошу. – Ты тоже все знаешь. Вы другие.
Шаман задумался. Улыбнулся. Суровые морщинки на старом лице сложились по-другому, по-доброму…
– Обычно люди не могут то, что вы можете. Будете чай пить?
И, не дожидаясь согласия, быстро организовал на ящике три чашки, блюдце с сахаром и сушками, обмотал руку длинным рукавом ритуальной одежды, схватил с печки чайник.
Крутой кипяток исходил ароматом ели и гвоздики. Шаман, очень довольный собой, хитро улыбаясь, попросил:
– Расскажите, как вы с Ходако сдружились?
Это просто счастье, что чашки стояли на столе, иначе не обошлось бы без несчастного случая. Они бы выпали из рук от удивления, и ребята обварились бы кипятком. И хорошо, что никто в это время не грыз сушки, иначе оба бы подавились!
– Это тайна? – продолжал улыбаться шаман. – Между трех миров тайн нет. О вас много говорят.
– Что говорят? – неожиданно спросила Катя, понимая, что надо было спросить «кто говорит?».
– Варнэ говорил, и Ходако говорила… вы смелые, чистое сердце. Вас духи любят.
– С нами что-то не так? – растерялась Катя.
– Вы получили дар.
Шаман мечтательно улыбался, разглядывая ребят.
– Я тоже дам подарок.
Он достал из складки балахона и протянул Кате маленькое круглое зеркальце.
Катя взяла его и посмотрела на Гошу. Тот сидел и так же, как шаман, улыбался Кате. В этой улыбке была нежность, удивление и гордость. «Странно. – подумала девушка. – Неужели простое зеркальце способно вызвать такие эмоции? А может, оно не простое? И я не удивлюсь…»
А Гоша, нисколько не смущаясь, словно это обычное дело, беседовать с шаманом о тех безумствах, которые произошли с ними на реке «Белой», выложил всю историю. Посвященный с удивлением слушал, одобрительно кивал головой, восторженно улыбался.
После того, как Гоша рассказал и про «странности», и про сны, Антон-шаман попросил:
– Летом вернетесь, приезжайте ко мне. Чай будем пить. Хочу знать, чем закончится. А сейчас вам пора. Родители уже едут, идите. Я камлать буду
Выходя из чума, Катя услышала бормотанье шамана: «Орел увидел, олень услышал, медведь учуял»...
Бум.. Бу-бум.. – запел бубен.
Катя стояла возле чума, щурясь от яркого, непривычного после полумрака чума, света.
– На, положи в кисет. – протянула она Гоше подаренное зеркальце.
– Ты думаешь…
– Я думаю, что это все похоже на плохой детектив, где убийца гоняется за жертвой, уверенный, что это и есть свидетель его преступления. А жертва понять не может, что же это такое она видела или знает, за что ее тоже хотят прирезать…
– Это ты-то жертва? – попытался Гошка перевести все в шутку.
Попытка не удалась. Катя погрустнела еще больше.
– Я должна что-то знать. Об этом и книга говорила, и шаман вот… Кстати, спасибо за книгу, просто чудесная!
– Пожалуйста. – ответил Гоша, но как-то растеряно. – А за какую?
– А ты мне много книг подарил? – ехидно улыбнулась Катя. – За Арарова, конечно.
– А это кто? – еще больше растерялся Гоша.
– Хватит придуриваться. Книга о духах, и пожелание, написанное твоим почерком.
– Да? – удивился автор подарка. – И, что, я ее сам тебе вручил? Когда?
Гоша с тревогой смотрел на Катю. Тут и ей стало не по себе.
– Я нашла ее утром первого января под елкой, у себя дома. Мне, конечно любопытно, когда ты успел ее туда положить, но если это тайна…
– Вот именно. Тайна. Видишь ли, это не я. То есть, я тебе книгу под елку не… я точно помню, что мы поздравили друг друга еще вечером. И все.
– Но почерк – твой!
Гошка задумался, потом достал что-то из внутреннего кармана и протянул Кате.
– А это, это твой почерк? Я нашел его у себя под подушкой.
На ладони лежал брелок в виде орла прикрепленный к маленькой открытке. «Мир – это не то, что мы видим» – было написано на карточке Катиным почерком.
– Мой. И надпись, слово в слово, как на книге. А брелок этот ты идолу оставил, в пещере,… Хочешь сказать, что это я тебе,… но я не…
Неожиданно у нее скривилось лицо.
– Гошенька, ну что же это такое? Ну, честное слово, это уже слишком.
Она собралась заплакать. Гошка сравнялся лицом со снегом и собрался ее утешать. И тут лицо у девушки вытянулось, глаза распахнулись…
– Ходако! Сегодня наступил месяц Белого Орла. – выдохнула она. – Ходако подарила, больше некому.
– Ходако?...
– Гоша! – услышали они строгий мамин голос. – Тебе было сказано, держи ее за руку. А ты?
Из окна подъехавшей машины выглядывала Светлана Сергеевна и грозила Гошке пальцем.
***