Даже если бы я сильно захотел, я не смог бы описать, куда я попал. Каждому это место открывает свое лицо, но для каждого оно ужасающе – прекрасно.
Катенька…
Катенька, о боги, Катенька…Она была лучиком света, пушисто-глазастым существом моего бренного существования. Ко мне она испытывала коктейль из любви и восхищения. Смотрела на меня глазами олененка Бэмби, и всегда кивала. Она улыбалась мне даже тогда, когда я был не в духе. Я признаю, я был не прав.. Иногда я срывался на нее. Кричал… Бывало даже давал легонько оплеуху. Ну ,может быть, если сравнить мою физическую форму ,и ее габариты, эти оплеухи не были легкими, но я не прикладывал к этом никаких моральных и физических усилий. Не чувствовал потребности их прилагать. Относился к ней как к комнатной собачке. А что? Милая, добрая, всегда рядом. Есть кого маме предъявить, когда она начнет требовать женитьбы нерадивого сыны. А еще Катенька не отличалась высокой самооценкой, потому была уверена ,что никому кроме меня она с потрохами не нужна. Меня все всегда устраивало. Я даже не знаю когда произошел тот самый момент, когда все перешло в катастрофу. Постепенно мне все меньше хотелось поднимать на нее руку. Я чувствовал свое бессилие в сложившейся ситуации. Понимая, что она моя, и больше ничья, я все же начал ее ревновать. Дополнительно паршиво было только от того, что ей было на все это наплевать, она как относилась ко мне с обожанием , так и продолжала относиться. Издевательство над ней превратилось уже в своеобразную игру. Я ее материл, а потом просил прощения и все становилось по прежнему. Твою мать, она мои носки сворачивала в трубочки! Подумать только, в трубочки и складывала валиками на полку! Меня порядком задолбало так же то, что мои рубашки были развешены по цвету. Когда я ей пенял на эти, вроде бы полезные в хозяйстве привычке, Катенька роняла скупую слезу и смотрела на меня глазами последней страдалицы в Освенциме. Одно радовало – мама и папа не могли нарадоваться на невестку. Конечно, она ж каждый день им докладывала, что да как я сделал. Откуда пришел, с кем ушел, кого привел и так далее. Довела меня эта наивная дура до того, что я тупо стал специально ходить по бабам и приходить домой пьяный. Видимо. Катенька считала меня своим жизненным крестом и никуда уходить не собиралась. Опомнился бы я чуть раньше, сам бы мог уйти, но нет. Сейчас меня преследовала мысль, что она без меня не сможет, а того, гляди , и порешит себя. Так что я сжав зубы терпел. Но зубы крошились все больше и больше. В конце концов, я не выдержал. Я даже не помню, как это произошло. Помню только, что стоял над трупом и думал куда его девать. С холодной решимостью я расчленил тело девушки и закопал ее по разным ямам квартала. Вы думаете это все? Катенька была бы не Катенька, если бы все так просто закончилось. Каждую ночь я просыпался в холодном поту от, мучивших меня, кошмаров. Нормальному человеку эти сны не показались бы кошмарными, но только не мне. В них я видел аккуратненькие улочки, чистые простыни, розы в вазах на столах, горячий ужин и посреди великолепия Катю. Я бежал от нее, а она каждый раз меня догоняла. На 40 день я проснулся ночью от звонка в дверь. Не было ни страха, ни волнения , ни даже предосторожности. Я просто открыл дверь. На пороге стояла Катя . Она не выглядела как мертвец. На ней было выглаженное платьице, белый передник, а ее волосы были красиво уложены в мягкие кудри. Она взяла меня за руку и улыбнулась сахарной улыбкой. Я покорился. Мы плутали по ночным улицам почти всю ночь, но под утро пришли на кладбище. Как и ожидалось, могила Катерины была разворочена, и девушка неумолимо тянула меня в нее. Но даже не это меня испугало. Две свежеиспеченные булочки и свежее кофе на дне пропасти. Это был мой личный ад.