Из книги «По Реке к родному Дому»
Зрелый Борис Пастернак в мужском кругу был очень одинок. Глубоко и душевно понимали его только женщины: Ольга Ивинская (любовь) и Зинаида Нейгауз (жена). Он плыл по Реке в душной для него, «режимной» стране, где находил отраду лишь на островах - в творчестве и природе. Говорил:
- Искусство всегда, не переставая, занято двумя вещами. Оно неотступно размышляет о смерти и неотступно творит этим жизнь.
Истинная правда. Так считал и Моцарт. Ну, и я к ним подплываю.
В отличие от Солженицына, Растроповича и других ловких "патриотов" России, Пастернак не уехал по долларовой Реке за границу, а остался на Родине.
Перед смертью Борис Леонидович сказал:
- Ухожу без всякого сожаления: слишком много пошлости не только у нас, но повсюду. Я не могу с этим примириться.
Как он прав и тут! А я долгие годы думал, что вот Запорожье скучное для ныряльщика. Вот взглянуть бы на глубину в Париже или Киеве… Хорошее заблуждение.
Всё это присказка. Весть - впереди.
Судом и злобой толпы (литературной в том числе) Пастернака в 1960 году загнали в могилу, поближе к родному Дому. Однако этого оказалось мало для гонористой и малограмотной власти. Через 16 дней после кончины поэта арестовали его любовь – Олю Ивинскую (Лелюшу). И не кто-нибудь, не какой-то следователишка, а зам председателя всесильного КГБ Тикунов предъявил ей обвинение…
Нет. Я не могу сдержаться. Это шедевр, открытие в искусстве криминалистики!
Грубый, как горбыль, но бдительный Тикунов изрёк:
- Ловко вы замаскировались. Но нам-то известно, что роман «Доктор Живаго» писал не Пастернак. А вы. Вот что он сам признавал: «Это всё ты, Лелюша! Никто не знает, что всё ты, ты одна водила моей рукой, стояла за моей спиной. Всем, всем я обязан тебе»…
Впервые в истории мирового искусства обвиняли, судили вдохновение, музу, «ангела чистой красоты»! Жаль, что не вспомнили при этом и не «приобщили к делу в качестве соучастниц» Беатриче, Анну Керн, Лукерью Полусмак (любовь Шевченко)…
Можно было бы и позавидовать Оле Ивинской: она стала соавтором открытия! Да ведь получила за это – восемь лет лагерей строгого режима. На скованной льдом Реке она не пропала. Словно зазимовавшая утка, нашла родниковый, тёплый плёс, о котором потом писала:
Я люблю, когда в мире метель,
И я вижу твой профиль орлиный,
Молодые глаза и седины,
Тёплых губ твоих чувствую хмель.
Почему же вдохновение, Господи, всегда такое дорогое?