ПОХОД В БАНЮ.
Дедушка потянулся, зевнул, почесал щеку своей огромной пятерней и сказал:
- Завтра пойдем в баню!
Я любил ходить в баню с дедушкой, но при этом сообщении, как всегда, немного расстроился. Дед с усмешкой посмотрел на меня и сказал:
- Ну, чего разнюнился?
- Чубчик хочу! Со слезой в голосе ответил я.
- Мал ещё! Строго сказал дед. Вот в школу пойдешь – будешь носить чубчик. А пока не положено!
- Меня «лысой башкой» дразнят, - аргументировал я.
- Ну и пусть дразнят, а ты не обращай внимания.
- Да, хорошо тебе говорить, не обращай внимания. А они еще и щёлкают по голове!
- Кто это щёлкает? - спросил дед. – Вот я им пощёлкаю!
- Ага! Они щёлкают, когда тебя нет. А потом, поди – докажи!
- Ничего! Зато голова чистенькая, никакая болячка не пристанет. Ты видел, какие головы у узбечат бывают?
Я вынужден был согласиться. У многих узбеков я видел болячки и страшные язвы на голове и других частях тела.
На завтра мы, ближе к обеду, собрались в баню. Дед любил париться и с утра не торопился идти в баню, она еще не нагрелась как следует. Наконец время подошло, и мы отправились в путь. В целях экономии дед не покупал веник, а заготавливал его по дороге. Сорвал несколько веток с кустов, которые в изобилии росли в зеленой зоне на проспекте – вот и веник. Затем мы подошли к «Сартарошхоне». Такое большое слово я пока прочитать не мог. Здесь начиналась моя маленькая трагедия.
- Ну, хоть маленький-премаленький чубчик! - молил я деда.
Дед ничего не отвечал. Он говорил мастеру:
- Стриги под ноль, машинкой. Стрижка за 10 копеек!
- Хорошо, хорошо! - приговаривал мастер, ласково улыбаясь. Он ловко заворачивал мою голову в простынку, и я уже слышал, как зажужжала машинка, быстро состригая волосы с моей поникшей головы. Через пару минут всё было окончено. Весь в слезах я шел дальше за руку с дедом к бане, сверкая, как мне казалось лысиной на весь проспект. Все встречные люди улыбались, глядя на меня, а мне горе разрывало сердце.
Ну, вот,наконец, и баня. С самого входа в нос мне шибал знакомый запах распаренного дерева, мыла, пара и вымытого человеческого тела. Слышались приглушенные гулкие голоса, раздавалось звяканье тазов, шарканье ног, хлопанье веников. Хотя мы ещё только зашли в вестибюль, и дедушка покупал билет. Мне, по малости, билет был не положен. И дедушка занимал со мной вместе один шкафчик. В раздевалке все звуки были слышнее, приближалась главная процедура. Когда-то давно, когда это было для меня впервые, я немного побаивался и волновался, особенно в парилке. Пар был очень сильный и обжигал мой рот и все тело. Но теперь я уже приспособился и не лез за дедом на самый верх. Внизу, на нижней ступеньке париться было намного легче. А дедушка забирался на самую верхнюю полку парилки и исчезал из моего вида в облаках пара. Там он охал и крякал, беспощадно хлеща себя веником, так, что только листья летели. Потом приходила моя очередь, и меня тоже обрабатывали веником. Я уходил в моечное отделение, а дед продолжал париться до тех пор, пока от веника оставались одни прутья.
Потом дедушка приходил в моечное отделение весь красный, распаренный и усталый. Иногда он выходил в раздевалку и отдыхал, лежа на лавочке. Но потом мы ещё мылись основательно с мылом, обливались из шаек начисто (душа в той бане не было). И, наконец, выходили в предбанник окончательно одеваться. Одевание шло медленно, мы оба были очень уставшие, просветленные процедурой, радостные и возвышенные. Говорили не спеша, не громко. Одевались, собирали вещи, проверяли, все ли на месте. Это были самые приятные минуты. Потом была ещё дорога домой, но она была как будто вдвое длиннее. Шли мы медленно, в предчувствии того, как нас встретят дома. А дома нас ждало обязательное: «С легким паром!» от бабушки и горячий чай. Это тоже было время блаженного наслаждения.
Бабушка смотрела на нас с легкой усмешкой. Она не любила парную баню, хотя и не противилась нашим банным походам. Дедушкино паренье она называла «изуверством» и говорила мне:
- Алешка, ты не слишком парься, а то сожжешь легкие. Или ошпаришься кипятком.
- Нет, бабушка, не ошпарюсь, - говорил я в ответ с солидностью в голосе. Я осторожный. В кипяток не полезу.
Дедушка посмеивался, глядя на меня, и говорил:
- Ты бабушку не слушай! Она сама не умеет париться и другим не советует. А ведь это не только удовольствие, но и оздоровление организма! Вишь какой я здоровый!
Я с удовольствием смотрел на «здорового» деда и мечтал, что я тоже вырасту таким большим. Уж тогда я не буду слушаться бабушку! Сам все буду решать.
После бани сладко спалось и скоро, через несколько дней, опять начиналось ожидание радостного и такого трагичного (из-за чубчика) похода в баню.