1.
Схоронившись за цветущим кустом сирени, чтобы никому не попадаться на глаза, Малуша ждала, когда из собора выйдет Митрополит. К ее великой радости Добрава поручила ей убрать внутренние помещения собора. С тех самых пор, как там начали вести службы, входить работному люду без нужды в Святую Софию было не позволительно. И Малуша любовалась на Софию снаружи, разглядывая, затейливые орнаменты из розоватых кирпичей, поставленных на ребро и углубленных в кладку здания, чудесные фресковые росписи, и вглядываясь в солнечные блики, что играли в уносящихся ввысь свинцовых куполах.
К счастью, в последнее время старая строгая тетка Добрава все чаще доверяла Малуше работать внутри собора. Ей нравилось, как тщательно и усердно скоблила и терла Малуша почти драгоценные мозаичные полы, с каким благоговением и почтением относилась к расписным стенам и всем предметам в соборе. А Малуша и рада была стараться, ведь эти полы своими руками выкладывал её дорогой муж, пропавший без вести пять весен тому назад. Как приятно было ей прикасаться к прохладной поверхности глянцевой смальты, заботливо вдавленной в штукатурку любимыми руками. Малуша гладила пальцами разноцветные узоры, и ей чудилось, будто она прикасается к нему – к тому, кого любила больше всех на свете.
Девять весен тому назад судьба буквально столкнула их на площади, внизу, на Подолье, где торговцы держат свои лавочки и всегда полно народу. Малуша очень любила это место. Купить она, конечно, ничего не могла, но ей нравилось разглядывать узоры на платках, что вязали киевские мастерицы, на расписную глиняную утварь, что привозили заморские купцы, а еще она любила смотреть, как работает прямо на улице гончар Беляй. Его мастерская была здесь же. Почти каждое утро Малуша собирала хворост в лесу и приносила его в мастерскую, за что жена Беляя отсыпала ей немного крупы или давала краюху темного хлеба. В тот раз Малуша тоже получила свою заработанную краюшку и выходила из тесной лавочки, уставленной глиняной утварью. Беляй как всегда сидел за своим гончарным кругом, а желтая податливая глина танцевала и извивалась в его руках, принимая постепенно мягкие округлые формы высокого горшка. Малуша засмотрелась на эту завораживающую взор картину и не заметила, как к гончарной лавке подошел человек. Он катил перед собой деревянную тачку, наполненную чем-то тяжелым, именно на нее и налетела Малуша, когда резко развернулась назад, чтобы пойти прочь. От удара девушка упала, больно ударилась о камни, разодрала руку в кровь. Подняв глаза, она увидела высокого незнакомца с темными кудрями, обрамляющими лицо. Малуша тут же хотела соскочить и бежать, но незнакомец наклонился к ней и участливо спросил:
- Цела? Не серчай, загляделся и не приметил тебя.
Эти слова очень удивили испуганную девушку, ведь она уже вся сжалась и приготовилась к ругани. Однако тот не ругался, наоборот, помог ей подняться.
Встав на ноги, Малуша все же хотела убежать, но взглянув на незнакомца, увидала, как в его строгих голубых глазах засветились добрые искорки – да так и застыла, расплывшись в неожиданной смущенной улыбке. Незнакомец был очень красив и не похож на толкущихся здесь мужиков. Да и говор его показался ей странным.
- Ты ведь не наш – то ли спросила, то ли ответила сама себе Малуша.
- Я - Деметрий, мозаичных дел мастер, вон там, в переулке, моя мастерская, - он показал в сторону Днепра, куда уходила узкая улица с множеством низких глиняных домов, в которых жили ремесленники.
- Чудно;е имя, - сказала Малуша и снова улыбнулась.
- Ромейское, - ответил Деметрий и, увидев кровь на руке девушки, вдруг повел ее в сторону своего дома. – Пойдем, я твою руку залечу, у меня есть доброе снадобье.
Малуша покорно пошла. Она все еще была под впечатлением от такого небывалого внимания к ней. В мастерской мозаичных дел мастера было много интересных предметов, и девушка с любопытством разглядывала их, пока Деметрий смазывал её рану какой-то пахучей смесью.
- Ты где живешь? - спросил он её.
- Там, у реки, в землянке, что под обрывом.
- А кто твой отец?
- У меня нет отца, - ответила Малуша, не спуская глаз с горшка, доверху заполненного чем-то ярким и цветным. – Никого нет. Меня бабка вырастила, говорила, что померли родители давно, а от чего – кто ж знает. А теперь и бабка померла, шесть вёсен уж как.
- Так ты одна живешь?
- Одна. – Малуша встала и пошла к выходу. Очень понравился ей новый знакомый, но пора и честь знать.
- А зовут-то тебя как? – спросил Деметрий, когда девушка уже поднялась по глиняным ступенькам.
- Малуша – весело крикнула она – маленькая очень была, вот бабка меня так и назвала.
- Малуша. - повторил мозаичных дел мастер и, высунув голову из мастерской, громко крикнул ей вслед – Не хворай, Малуша!
Через несколько дней Деметрий еще больше удивил девушку, когда как-то вечером появился на пороге ее землянки. Он вообще её удивлял. А правильней сказать, с появлением Деметрия вся жизнь Малуши стала какой-то удивительной.
Войдя в её тесное жилище, Деметрий занял половину его пространства, он был так высок, что задевал головой старые прогнившие бревна на потолке, и картина эта очень развеселила девушку. К ней уже давно никто не заглядывал, она и не задумывалась даже о том, какой маленький у нее дом.
- Как рука? – осведомился Деметрий. Он уверенно взял ее пораненную руку и внимательно осмотрел рану. Малуша замерла, прислушиваясь к незнакомым ощущениям внутри себя - ей показалось, что под теплыми пальцами удивительного гостя она стала таять как кусок глины на гончарном круге Беляя. Это странное ощущение так и осталось с ней на долгие годы. Оно возникало и сейчас, когда отмывая мозаичный пол собора, Малуша прикасалась к кусочкам смальты и думала о том, что когда-то к ним прикасался Деметрий. Где-то глубоко внутри будто вспыхивало солнышко, и его ласковые лучи согревали её до кончиков натруженных пальцев. Но тогда – это было совсем новое ощущение.
Малуша выросла рядом со старой уставшей от жизни бабкой, работавшей день и ночь на пропитание. Бабка, конечно, заботилась о девочке, но ровно настолько, насколько хватало её угасающих сил. Деметрий стал заботиться о ней совсем иначе. Ему очень приглянулась веселая девчонка с то и дело выбивающимися из косы русыми волосами. Он уже давно ни с кем не водил дружбы – росы не очень-то жаловали греков. Да ему это было и не нужно. Он всецело был поглощен своим искусством, выкладывая великие картины в невиданном доселе по своей грандиозности соборе Святой Софии.
Он тоже рано остался без матери - будучи еще совсем ребенком, но, в отличие от Малуши, он помнил её. Помнил, как ласково она перебирала его темные непослушные кудри и тихонько приговаривала: «Да пошлет тебе Бог любовь, чтобы был ты всегда согрет ею».
Вот, видимо, Бог и послал. Теперь Малуша гладила его непослушные кудри, когда укрывшись под сенью прибрежных ив, они до самого темна, пока вода в Днепре не становилась черной, валялись в мягкой траве и разговаривали обо всем на свете. Деметрий рассказывал ей про свое детство, про великий град Константинополь, про то, как умно там все устроено, а Малуша слушала, затаив дыханье, как слушают дети волшебною сказку, рассказанную бабушкой на ночь.
Они быстро привязались друг к другу. И заботливо друг друга оберегали. Малуша вспомнила, как однажды зимой она сильно заболела, уж думала, что помрет, и Деметрий три дня ничего не ел, все сидел рядом с ней, строго выполняя то, что велела знахарка. Ну а когда Малуша окрепла, он каким-то чудны;м образом смог пристроить её на заднее подворье собора, чтобы ей больше не пришлось мерзнуть в лесу, собирая хворост. С тех пор по вечерам, окончив работу, Малуша тихонько, словно мышь, пробиралась внутрь недавно возведенного гиганта. Схоронившись за сложенными в углу бревнами, наблюдала, как ее Деметрий, сидя высоко на лесах, кусочек за кусочком вдавливает цветные камешки в мягкую штукатурку. Её он наносил небольшими участками на сферическую поверхность купола, где был очерчен огромный образ женщины с поднятыми к небу руками.
- Кто это? – спрашивала она потом Деметрия.
- Это Мария, Богоматерь. Оранта. – Отвечал Деметрий. – Она молится своему сыну, нашему Богу - Христу, просит его простить грехи человеческие, не наказывать нас и помогать нам в делах наших.
- Так она добрая? За нас просит? – наивно спрашивала Малуша.
- За нас.
- И за меня?
- И за тебя. Она во всем нам помогает. Она – заступница. Покуда будет стоять Оранта, и Киев-град будет стоять.
Когда Митрополит, наконец, покинул собор, Малуша тут же поспешила туда. Как обычно, войдя в залитое светом просторное помещение, она остановилась и приклонила колени перед выходящим ей навстречу величественным образом Марии Оранты. Она просила ее за Деметрия. Как-то летом, он уплыл с купцами в Константинополь, чтобы отобрать лучшей смальты для новых работ, да так и не вернулся. Малуша не хотела его отпускать, будто чуяла беду, но Деметрий так решил. Он сказал, что лучшую смальту отливают в его родном городе, и он хочет сам лично отобрать достойный материал. С тех пор она верно ждала его, ходила на Днепр, смотрела, как приплывают корабли, но все впустую. Соседки злословили, говорили: «Уехал твой грек в свое греческое царство, не нужна ты ему, сирота, уж нашел себе жену из своих». Но Малуша не верила злым языкам. Чувствовала – случилась беда, не мог Деметрий ее вот так оставить. Как-то на рынке услыхала она разговор Беляя с мужиками. Говорили, будто сражение какое приключилась с греками. Много кораблей потопло – и воинских, и купеческих – кровью и телами покрылись берега. Застучало сердце бедной женщины, черной тенью легли на нее с того дня одиночество и тоска.
- Богородица, - шептала она Оранте, - заступись за Деметрия. Не верю я, что забыл он про меня, верую, что люба я ему, и что встретимся мы.
И будто отвечала ей Богородица: «Веруй, не забыл. Любовь терпелива. Любовь спасет. Повстречаешь его».
Малуша смотрела, как играют лучи солнца в голубом смальтовом хитоне Оранты и, действительно, верила. Бережно хранила образ милого в своём сердце.
Она вспоминала, как Деметрий колол большие куски волшебного цветного материала, а потом они вместе сортировали их по оттенкам, по размеру, раскладывая в кожаные мешочки. Малуша очень любила это занятие. Перебирая цветные кусочки смальты, она чувствовала себя почти княгиней, окруженной драгоценными самоцветами. Она видела княгиню лишь однажды, когда та, вместе с великим князем Ярославом пришла в собор. Тогда Митрополит, строго контролировавший работу мастеров, показывал князю и княгине как идет работа над внутренним убранством Софии. Малуша и другие девки, работавшие на подворье, затаив дыхание, смотрели сквозь узкое окошечко их коморки, как княгиня Ирина в сопровождении князя и многочисленной свиты величественно проследовала в собор. Подол её платья и серебряная мантия были усыпаны сверкающими самоцветами, складывающимися в чудны;е узоры. Сверкала драгоценными камнями золотая парчовая шапка, в ушах были серьги, а на груди массивное ожерелье из зеленых и голубых самоцветов. Малуша с восторгом рассказывала потом Деметрию о наряде княгини, а он лишь улыбался и приговаривал: «Не угнаться нам за княгиней, милая, но и у тебя будет ожерелье, ведь ты моя Венера». Он часто называл ее этим странным словом - вроде так звали известную ромейскую красавицу. Но не это было важно, а то, как в эти моменты Деметрий смотрел на Малушу, а смотрел он так, что сердце ее готово было разорваться от счастья и любви.
Ожерелье он и вправду ей подарил. Однажды, расколов очередной кусок смальты, Деметрий заметил, что один из осколков оказался слишком крупным и был неправильной формы. Но самым интересным было то, что грани скола с одной из сторон были в форме распустившегося цветка, будто кто-то специально изваял его, и даже цвет голубой смальты в этом месте был иным - с нежными прожилками, словно лучики, расходящимися из середины цветка по лепесткам. Выбрав еще несколько мелких кусочков голубой и розоватой смальты, Деметрий аккуратно продолбил в них отверстия и все вместе нанизал на тонкую тесьму, специально купленную у торговцев. Малуша была в восторге. Вот только носить эту красоту было некуда, и она надевала свое драгоценное ожерелье лишь дома, чтобы покрасоваться перед Деметрием. А с тех пор как Деметрий пропал, она берегла его как зеницу ока, по ночам гладила пальцами гладкие грани голубого стекла и горькие слезы катились по ее щекам.
2.
С самого утра небо было затянуто плотными серыми тучами. Ноябрь в этом году выдался на редкость дождливым даже для Санкт-Петербурга.
- Уж лучше бы пошел снег, - сказала про себя Вера, пытаясь перешагивать огромные лужи. Ветер дул нещадно и ей очень хотелось поскорее дойти до машины, чтобы спрятаться там от непогоды.
В сумочке начал звонить телефон.
- Ну почему же все так не вовремя!
К счастью, машина была уже близко. Вера спешно бросила на заднее сиденье папку с эскизами, захлопнула дверь своего фольксвагена и достала телефон.
- Оля, я уже еду!
- Мы тебя потеряли! – раздался звонкий женский голос на том конце провода. – Твой муж давно здесь, а тебя все нет!
Ольга была младшей из трех сестер. Очень активная и неунывающая, она никогда не давала скучать им с Наташкой. Сегодня Ольга праздновала свое тридцатилетие. С утра позвонила уже трижды, напоминала, что ждет её в семь. Вера взглянула на часы – половина восьмого. Как обычно она засиделась со своими эскизами и забыла про время. Усмехнулась – не помогли Олины звонки. Но ничего, Оля не умеет обижаться.
- А много у тебя народу там? – спросила Вера сестру.
- Да все свои, всё те же – весело ответила Оля. - Из не знакомых тебе – только моя бывшая сокурсница с мужем. Приезжай скорей – сама все увидишь!
Остановившись на Малой Морской, Вера забежала в цветочную мастерскую – ей очень нравилось, какие там делают букеты. Она выбрала для сестры изящную композицию с розами, гиацинтами, лизиантусом и гвоздикой в обрамлении гипсофила и колосков, Оля была в восторге. К тому времени, когда Вера, наконец, добралась по вечерним пробкам, торжество уже было в разгаре. Весело щебеча, Ольга усадила сестру за стол. Павел укоризненно посмотрел на жену.
- Вер, ну ты как обычно. – Сказал он с легкой усмешкой. – Тут все уже решили, что я холостяк.
- Ничего, – отшутилась Вера, - глоток свободы иногда полезен.
Напротив сидела незнакомая пара. Мужчина лет сорока, очень статный, в дорогом элегантном костюме, и женщина в желтом шелковом платье, которое совсем не гармонировало с цветом ее кожи и волос.
- Ой, Верочка, познакомься! – снова заговорила Ольга. – Это моя сокурсница – Лара и её муж Себастьян. Мы не виделись уже столько лет! Они живут в Вене, представляешь! О, Вена! Как мне там нравится! А это моя старшая сестричка – Вера. Верочка у нас художник по костюмам – она о-очень талантлива! Сейчас делает костюмы к одному историческому фильму.
Себастьян вежливо кивнул и сказал на русском:
- Очень рад. У вас интересная работа.
- Вы говорите по-русски? – улыбнулась Вера.
- Да, - он говорил с акцентом, но вполне правильно, - моя жена русская. И я учил этот язык в военной школе.
- Себастьян прекрасно говорит по-русски – вставила его жена, мы с ним в России и познакомились, вернее на Украине.
Вера удивленно вскинула брови.
- В Киеве, - продолжала Лара. – Я у тетки гостила, а Себастьян был там в отпуске, у него был тур по славянским городам. Его все время в Россию тянет, вы не поверите!
- Киев – очень красивый город, - Вера задумчиво вздохнула.
- Вы там бывали? - лицо Себастьяна оживилось.
- Давно. У Павла там жили друзья, мы гостили у них несколько дней.
- Город, как город, - вмещался в разговор Павел, - но отдохнули мы хорошо, согласен.
- В Киеве я сделала отличную фотосессию – похвасталась Вера, - люблю фотографировать.
- О да, - воскликнула Ольга, - я помню! Несколько снимков до сих пор висят у меня в гостиной! Безумно красиво!
- Это возможно увидеть? – заинтересовано спросил Себастьян
- Можно посмотреть в интернете, - Вера протянула ему визитку - возьмите мою карточку. Напишите, и я пришлю вам ссылку.
Спустя месяц Себастьян, действительно, написал. Извинился, что не написал сразу, отметил, что приятно провел тот вечер в компании Веры и ее супруга, просил дать ссылку на фото, сделанные в Киеве, и приглашал в гости на новогодние каникулы. Вера удивилась изысканности и правильности его речи, ответила в том же духе, отправила обещанную ссылку. В гости она, конечно, не собиралась. Но в конце января они все-таки встретились вновь.
Павел предложил провести выходные в Риме. Они уже давно никуда не ездили вместе. Решили и сына взять с собой – так здорово было поехать всей семьей! В последний момент позвонила Ольга и попросила передать подарок для Лары - оказывается, Лара тоже планировала быть в эти дни в Риме, и у нее был день рожденья. Она увлекалась кулинарией, и Ольга нашла для неё какую-то редкую поваренную книгу.
Договорились встретиться с Ларой у Базилики Санта Мария Маджоре. Она пришла не одна. С ней был Себастьян и двое их чудесных детей. Даниэлю было уже шесть, а маленькой Луизе только три. Луиза была совершенно очаровательна и очень похожа на отца. Она то и дело просила Себастьяна поцеловать её в щечку и бесконечно лепетала что-то, смешивая русские и немецкие слова. Это очень веселило Андрея – сына Веры и Павла. Ему было уже пятнадцать, но он с удовольствием возился с маленькой Луизой. Узнав, что Вера и Андрей в Риме первый раз, Себастьян любезно предложил провести небольшую экскурсию. Оказалось, он прекрасно разбирается в архитектуре и знает много легенд, связанных с тем или иным старинным зданием.
- У Себастьяна итальянские корни – пояснила Лара, - мы часто бываем в Риме, Себастьян обожает этот город.
Вместе они провели целых полдня. Было весело и интересно. Вера бесконечно фотографировала, и делала карандашные наброски в своем дорожном блокноте.
Уже дома, любуясь фотографиями маленькой Луизы, она решила послать несколько снимков Ларе и Себастьяну. Отыскав в почте его письмо, Вера поблагодарила Себастьяна за великолепную экскурсию и чудесно проведенное время, прикрепила с десяток снимков и отправила. Себастьян ответил. Постепенно между ними завязалась переписка. Вера поймала себя на мысли, что общается с ним так, будто они знакомы сто лет. У них было много общего. Увлеченные искусством и эстетикой они будто говорили на одном языке. То сокровенное, что обычно прячется в душе, вдруг неожиданно находило отклик и поддержку. Они искренне и открыто делились своими впечатлениями, эмоциями, чувствами…
В какой-то момент Вера поймала себя на том, что уж как-то слишком ждет писем Себастьяна. Уж слишком как-то радуется им. Это смутило её, стало неловко перед Павлом и Ларой. И она перестала писать. Он тоже не писал. Может, почувствовал что-то похожее, а может, был очень занят. Этот месяц показался Вере бесконечным. Её мысли были в Вене. Она не понимала и не узнавала себя. В ее жизни ничего не поменялось, у них были прекрасные отношения с Павлом, и ей с ним было хорошо, но будто свет далекой звезды манил её. Она бесконечно просматривала фотографии, сделанные в Риме, все быстрее пролистывая те, где были памятники архитектуры, и все больше останавливаясь на тех, где был Себастьян. Она поняла, что скучает.
Она еле сдерживала себя, чтобы не написать ему. И мысленно ругала его за то, что он перестал писать ей. Она понимала, что он очень порядочный человек, преданный своим детям и жене, но в то же время чувствовала, что она незримо связана с ним, так тесно, что обстоятельства и километры не имеют значения.
Уже был май. Но тепло все не приходило. С Финского залива дул ледяной пронизывающий ветер, а солнце показывалось так редко, словно, обогнав весну и лето, снова наступила осень. Вернувшись с работы, Вера сделала себе чай с теплым ароматом бергамота и мандарина. Павла еще не было дома, А Андрюшка смотрел в своей комнате какой-то фильм. С чашкой чая Вера устроилась у компьютера – она ждала приглашение на участие в новом телевизионном проекте. Вера вошла в свой почтовый ящик, и её сердце чуть не выскочило из груди, когда в поле «от кого» мелькнуло имя Sebastian.
«Дорогая Вера, - писал он – просматривая фотографии, сделанные тобой в Киеве, я все-таки решил посетить его еще раз. Этот город тянет меня, как магнит. К сожалению, мой начальник дал мне всего три дня отпуску, но даже этим трем дням я безумно рад. Очень хочу посетить Софийский Собор, твои фотографии, сделанные там – восхитительны. В этот раз Лара не сможет сопровождать меня, но зато мой друг из Киева разрешил пожить в его квартире - она пустует, пока он работает в Вене. Я уже получил визу. Я буду в Киеве в конце мая. Обязательно напишу тебе о своих впечатлениях и мыслях. Но было бы еще лучше погулять по старым улочкам Киева вместе с тобой, как тогда, в Риме»
Прочитав последнюю строчку, Вера будто оцепенела. Это было похоже на вспышку, ослепившую на мгновенье. На вспышку, которая парализует, и после которой в глазах еще долго нет ясности, и мелькают белые пятна. Дыхание участилось. Не сразу, будто сквозь белый туман, увидела она, как идет по залитой солнцем Владимирской улице веселая и счастливая, а рядом, такой же счастливый идет Себастьян. Она зажмурила глаза, и даже прикрыла их рукой, потом встрепенулась, будто хотела стряхнуть это странное наваждение. Но в душе распахнулась вселенная – и Вера оказалась где-то посреди бесконечного пространства без всяких ориентиров. Ничего не понимая, она заметалась по комнате. Хотелось куда-то бежать. Но куда? Мысль о том, что она вместе с Себастьяном в Киеве, была такой ошеломляющей! И, как ни странно, знакомой. Эта мысль была безумной. Но в то же время - такой правильной.
Вера снова села. В сердце было горячо. Глубоко вдохнув, она написала Себастьяну в ответ: «Я тоже буду там».
Сказав мужу, что летит в Киев на три дня по работе, Вера забронировала билеты, а через неделю ее самолет приземлился в аэропорту Борисполь. Себастьян уже ждал её. В его руках был огромный букет белой сирени, он смущенно протянул его Вере:
- Ты говорила, что любишь простые цветы.
- Обожаю сирень….
В такси он расспрашивал про Петербург и не сводил с Веры глаз. Это смущало и радовало её одновременно. Они оба волновались, это было так заметно!
- Я не забронировала отель, - вдруг сказала Вера.
- Ничего, в квартире моего друга достаточно места. Это на Подоле. Ты была там?
- Кажется, да. Не помню. – Вера не стала спорить. Все, что происходило с ней последние недели, было так необычно, что она уже перестала удивляться. Просто плыла по течению, которое внезапно подхватило её.
Квартира была достаточно уютной – с современной перепланировкой и изящной мебелью в стиле ретро. За окном третьего этажа, обнимая пышной кроной маленький балкон, цвели каштаны. В распахнутые окна врывался совсем уже летний зной.
- Добро пожаловать, - сказал Себастьян.
Когда Вера немного огляделась, он подошел к ней, взял за руку, подержал в своих теплых и мягких ладонях, потом аккуратно прикоснулся к ее кисти губами.
- Вера - звучит почти как Венера. Кажется, так называют русские богиню Venus? Ты очень красива.
- Себастьян.- Вера подалась ему на встречу, глядя прямо в глаза. Замолчала на несколько секунд, будто сомневаясь, но все же произнесла, медленно и тихо: - Давай дадим своим чувствам свободу. Пусть всего три дня – но эти три дня будут только наши.
Себастьян глубоко вдохнул и медленно, словно сдерживая неведомый порыв, неслышно выдохнул воздух. Еще ближе притянул ее к себе за талию, прикоснулся лбом к ее лбу.
- Что мы будем делать потом? – почти прошептал он.
- Мы два взрослых человека, разберемся как-нибудь – так же шепотом ответила Вера.
А дальше всё слилось. Будто две реки смешались в одном мощном потоке. Близость и нежность, счастье и миллион звезд, вспыхивающих по всей вселенной.
В этой небольшой квартире на Ярославской улице им было очень хорошо. Их обоих не покидало ощущение, что они прожили тут всю жизнь. Таким знакомым был свежий ветер, прилетающий с Днепра, и шелест цветущих каштанов за окном, и даже мягкие кудрявые облачка, проплывающие в высоком синем небе, казались такими родными и знакомыми.
На следующий день они решили погулять по Киеву. Но утром Себастьяну позвонили.
- Я должен оставить тебя на пару часов – Сказал он Вере, нежно гладя ее русые волосы. – Мне нужно сделать кое-какие дела, мой начальник срочно просит. В этой квартире нет интернета, но я видел интернет-кафе недалеко от Контрактовой площади. Никуда не уходи. Я так не хочу оставлять тебя одну…
- Не хочется сидеть дома в такую погоду. Пошли вместе. Пока ты будешь заниматься делами, я погуляю по Андреевскому спуску, мне там очень нравится.
- Хорошо, моя Вера-Венера. Я буду очень спешить, чтобы ты не успела соскучиться.
Они расстались на углу Ильинской улицы, договорившись, встретится тут же через полтора часа. Вера пошла на Андреевский спуск. Эта узкая извилистая улочка, вымощенная брусчаткой, запомнилась ей еще с прошлого раза. Неприглядная, со старыми покосившимися от времени домами, но с удивительной почти мистической атмосферой. Здесь словно смешалось дыхание разных веков – от древней Киевской Руси, когда это был узкий проход, соединяющий верхний Княжеский Киев и нижний работный Подол, до тех самых времен, когда улица стала излюбленным местом художников, и когда в одном из домов здесь жил и работал Булгаков. Вера шла не спеша, поднимаясь вверх между нескончаемыми выставками-распродажами картин и стихийно организованными лавочками, где продавалась всякая всячина. Некоторые предметы привлекали её, и тогда она подолгу стояла, разглядывая интересные старые вещицы, которые можно встретить, пожалуй, только здесь. На столике одной торговки ей приглянулся крупный кулон из какого-то похожего на камень, но сравнительно легкого материала. Видно было, что он очень старый. Его когда-то гладкие грани почти не блестели. Он имел неправильную форму. Сквозь отверстие в самом верху кулона был продет прочный черный шнурок. Вера с неимоверным трепетом и волнением взяла кулон в руки. С одной стороны его потертые грани напоминали распустившийся цветок с нежными голубыми прожилками, расходящимися от центра. Вера долго держала его и гладила пальцами импровизированные лепестки. Она улыбалась какой-то странной внутренней улыбкой, и, наконец, поняла, что не хочет расставаться с чудны;м украшением.
- 100 гривен, - звонко сказала торговка. Вера протянула ей деньги и, не отрывая глаз от кулона пошла дальше. Потом она надела его на шею. Взглянула на часы – уже пора было возвращаться, Себастьян должно быть освободился.
Их целью был Софийский Собор. Они прошли до Почтовой площади, полюбовались Днепром, поднялись на фуникулере, долго гуляли вокруг небесно-голубого Михайловского собора. Там же присели на деревянную скамейку в тени разросшихся деревьев.
- Откуда это у тебя? – спросил Себастьян, заметив у Веры необычный кулон.
- Купила на Андреевском спуске – Вера сняла украшение и протянула его Себастьяну. – Правда, очень милый?
- Сегодня купила? – Себастьян внимательно рассматривал грани в виде распустившегося цветка.
- Да, не смогла удержаться – улыбнулась Вера. – Не знаю, правда, что это. Для камня - слишком легкий.
- Это смальта. – Себастьян с силой потер одну из граней, и она заблестела.
- Что такое смальта?
- Цветное стекло, отлитое по специальной технологии, туда добавляют соли и окиси металлов. Его используют для мозаики.
- Ты и в этом разбираешься! – удивилась Вера.
- В юности я увлекался мозаикой и даже мечтал иметь свою мастерскую.
- Серьезно? Почему же тогда ты стал военным?
- Мой отец и мой дед были офицерами. У меня не было выбора. У нас очень консервативная семья. – Себастьян улыбнулся и сам надел украшение на Веру. – Очень занятная вещь! И очень тебе подходит, как будто сделана специально для тебя.
Спустя какое-то время они неспешно вышли на Михайловскую площадь, а оттуда по Владимирскому проезду дошли и до Софийской. И вот в лучах яркого торжественного солнца показались они – купола Киевской Софии. Пройдя на территорию под аркой, над которой величественно возвышалась колокольня, Вера и Себастьян остановились на несколько минут.
- Представляешь, его построили еще в 11 веке – негромко произнесла Вера. - Правда потом он был сильно разрушен и много раз перестраивался
- Такие старые постройки всегда вызывают у меня особые чувства. – Себастьян увлек Веру вглубь, они подошли почти вплотную к стенам собора, туда, где была оставлена старая кирпичная кладка. Он трепетно прикоснулся рукой к розовато-коричневатым кирпичам. – Они многое видели…. Очень многое….
Вера тоже погладила их рукой. Бережно и ласково, как гладят руку старого друга. На сердце стало тепло.
- Кажется, я волнуюсь, - сказала она Себастьяну.
Постояв еще какое-то время, они решили пойти внутрь собора. Заплатили в кассе по 20 гривен, остановились на мгновенье у самых дверей, посмотрели друг на друга и – вошли. Высокое и торжественное пространство было залито светом, в котором мерцали и переливались древние фрески и мозаика. И Вера, и Себастьян замерли от восторга. С каждым шагом в глубину через пышные арки открывались все новые и новые красоты – сложные орнаменты, роспись и тонкая резьба каменных ограждений хоров. Возвышаясь над центральным алтарем величественно сияя, их встречала мозаичная Богоматерь.
- Оранта… - едва слышно произнес Себастьян. Не отрываясь он смотрел на неё. - Покуда стоит Оранта, и Киев-град стоит…
Яркие весенние лучи, как и много веков тому назад, играли и переливались в голубом смальтовом хитоне Богоматери. Вера невольно взяла в руку свой новый кулон – он был точно такого же цвета. Её душу переполняло невероятное счастье. Такое яркое, горячее и огромное, как то самое солнце, что греет вселенную. Ей даже показалось, что свет, заливающий все пространство и мерцающий в узорах и фресках, попадает в собор не сверху, через световой барабан, а льется прямо из ее сердца. Второй рукой она крепко сжала руку Себастьяна, теплую и дрожащую от волнения. И солнце внутри нее вдруг вспыхнуло еще ярче.
В звенящей тишине, воцарившейся во всем мире, Вера услышала тихий проникающий в самую суть голос Марии-Оранты:
«Вера… и Любовь… спасают. Посвященные к Богу идут. ..Береги то, что вновь обрела»
На следующий день каждому из них предстояло вернуться домой. Себастьян улетал в Вену, а Веру ждал Санкт-Петербург.
Перед тем, как ехать в аэропорт, Себастьян долго держал Веру в своих объятиях, молча целовал её шею, плечи, зарывался лицом в ее волосы, жадно вдыхал ее запах, будто пытался запомнить эти ощущения навсегда. Вера тоже молчала. Ей было хорошо рядом с ним. Словно тысячи кусочков разноцветной смальты сложились, наконец, в прекрасную и цельную картину. И больше ничего не нужно. Просто быть. И просто излучать эту радость.
- Вера… - голос Себастьяна звучал еле слышно – как я теперь буду жить без тебя….
Вера нежно взяла его за руку, посмотрела ему в глаза.
- Очень хорошо, Себастьян. Лучше, чем раньше. Ведь теперь ты знаешь, что я есть. И ты знаешь, что я люблю тебя. Каждое утро ты будешь просыпаться с мыслью о том, что в этом мире есть я, а я буду просыпаться, зная, что есть ты. Нам так повезло с тобой! – Вера смотрела на него с нежностью и любовью, а голос её дрожал от волнения. - Мы родились в один и тот же век, почти в одно время. И мы встретились, не смотря ни на что. Мы нашли друг друга, и друг друга узнали.
Себастьян крепко прижал ее к себе.
- Да, это чудо….
- Моя любовь так велика, что в любой точке вселенной ты будешь чувствовать ее. Она будет греть тебя везде. Знать, что ты есть на этой Земле, не важно - в какой стране, не важно - с кем, но важно, что ты дышишь, и что любишь меня так же сильно – разве это не счастье?
- La mia Verа-Venere* – сказал Себастьян по-итальянски
- Просто помни меня. Моя душа теперь всегда будет рядом, в объятиях твоей. Наши души соединились. Они уже вместе. Просто помни – это будет наполнять твою жизнь радостью… и светом. Так же как и мою…. Мы встретились, Себастьян. Теперь мы вместе. Мы одно – Любовь.
- Sempre.**
* La mia Vera-Venere – игра слов: итал. – моя истинная Венера (богиня любви, любовь)
** Sempre – итал., всегда