Райский сад на проспекте Мира

Инга Томан
В Москве, на проспекте Мира, рядом с одноименной станцией метро, стоит не особенно приметное  современное здание. И далеко не все прохожие, спешащие по этой одной из  самых оживленных магистралей столицы, догадываются, что скрывается  за его стеклянной дверью…
Войдя, вы окажетесь сразу в другом мире. Шум мегаполиса смолкнет, и вместо него вы услышите пение птиц  в кронах вековых деревьев и стрекотание кузнечиков  в густой траве. Вы больше не почувствуете зловония выхлопных газов; вместо него вас нежно окутает аромат  жасмина и лаванды. Не бойтесь: здесь бродят такие же счастливцы, как вы, а потому спокойно идите вдоль пруда к деревянному мостику. Здесь вас приветливо встретят разноцветные императорские карпы. Две с половиной тысячи лет назад китайские принцессы имели обыкновение  кормить их испеченными по особому рецепту булочками, сзывая на трапезу звоном колокольчика.  Впрочем, вам не стоит следовать примеру  древних правителей: карпы должны придерживаться строгой диеты, малейшее нарушение которой может оказаться для них роковым. Лучше побеседуйте с ними о чем-нибудь: карпы  вас обязательно услышат (как слышали когда-то звон  колокольчика) и поймут, независимо от вашего возраста. Ведь эти умные рыбы доживают до 70 лет и растут всю жизнь. Таким образом, жизненный опыт и степенность сочетается у них  со всеми преимуществами  ранней юности.  В  другом пруду, среди кувшинок, плавают рыжие утки. Они часто выходят на берег и охотно позируют  фотолюбителям, гордясь  редкой окраской своего оперенья.
Все это не сон и не начало  фантастического рассказа. Это – Ботанический сад Московского государственного университета, основанный  по приказу Петра I  в 1706 году.  Первоначально   он представлял собой аптекарский огород  для выращивания лекарственных растений и находился при Московском военном госпитале, а затем при Медико-хирургической академии. В 1805 году огород был передан Московскому университету.
Историю сада, с первого дня его основания, помнит древняя ива  на берегу пруда. Это феноменальная  ива-долгожительница. Обычно ивы живут до ста лет, а этой  уже более трех веков. Ее   необъятный ствол частично омертвел, но из него растет мощная молодая поросль, в которой будет продолжать жить ива-праматерь, которая, кстати, является древнейшим деревом в центре Москвы.  Неподалеку высится  лиственница, посаженная, по преданию, Петром I, а на большой поляне –  еще один  почтенный старожил здешних мест –  дуб, питомец  первого директора  Сада   Георга Франца Гофмана (1761-1826).
Георг Франц Гофман родился в Баварии в семье врача. В 22 года он стал профессором Эрлангенского, а в 26 – Геттингенского университета; был директором Геттингенского Ботанического сада. Гофман славился  ученостью, красноречием и  глубокой эрудицией. Он великолепно знал изящную словесность, играл на музыкальных инструментах и неплохо рисовал. Его блестящие лекции посещали не только студенты, но также и Гете,  Александр фон Гумбольдт и баварский король Людвиг I, которого связывала с Гофманом личная дружба.  Вот такой человек  в 1804 году  стал профессором  Московского университета. При нем Аптекарский огород  Медико-хирургической академии  был передан Московскому университету и преобразован в Ботанический сад, в котором насчитывалось более трех с половиной тысяч наименований растений. Гофман  написал ряд    новаторских для своего времени трудов по ботанике (в том числе трехтомный труд «Германская флора»),  был членом   многочисленных европейских научных обществ и одним из основателей Московского императорского общества испытателей природы, но, пожалуй, главным делом его жизни был Ботанический сад при Московском университете,  для которого он привозил растения из Германии. В 1812 году Ботанический сад сильно пострадал от нашествия французов, но Гофман нашел в себе силы возродить его в прежнем  виде.  Последние годы жизни он провел  под Москвой, в имении графа А.К.Разумовского «Горенки», где устроил образцовый ботанический сад. Один из современников так вспоминал о Гофмане: «Он слишком мало заботился о благах фортуны; круг желаний его был ограничен и потому выполним: пользуясь славою ученого, уважаемый друзьями и знакомыми, посреди милого семейства, находил он все свое счастие. Музыка, навсегда оставшаяся  любимым его занятием в свободные часы, наложила на его характер какой-то пиитический оттенок: тихая веселость, беспечность, радушие к другим и самодовольствие были неизменными спутниками его жизни, которая принесла много пользы науке».
Говоря о немецких ученых, стоявших у истоков  Ботанического сада при Московском университете, нельзя не упомянуть  предшественника  Гофмана – Фридриха Христиана Стефана (1757-1819). Питомец  Лейденского и Лейпцигского университетов, он поступил на русскую службу в 1782 году в качестве военного врача. В 1786 он стал профессором Московской медицинской школы (будущей Медико-хирургической академии) и впоследствии возглавил находившийся при ней довольно запущенный Аптекарский огород. Стефан  привел его в образцовый порядок и организовал естественно-научный музей, которому подарил  свой гербарий и коллекцию минералов.  Стефан был первым ученым,  обратившим внимание на московскую флору, которой посвятил  немало  работ. С 1804 года Стефан жил в Петербурге, где возглавлял Ботанический сад и Практический лесной институт.
Четверть века Ботаническим садом руководил Александр Григорьевич Фишер фон Вальдгейм (1803-1884) – представитель  знаменитой династии российских естествоиспытателей.  При А.Г.Фишере фон Вальдгейме Ботанический сад, служивший ранее лишь  научным и образовательным целям,  становится одним из любимых мест отдыха москвичей.
Еще одним  созидателем Сада был Николай Николаевич Кауфман (1834-1870). Он родился в семье московского аптекаря, окончил физико-математический факультет Московского университета, работал  преподавателем естественной истории в одной из московских гимназий, а в 26 лет стал профессором ботаники Московского университета. «Его курс, – вспоминал один из слушателей, – резко отличался от других курсов: это была не компиляция, более или менее удачная, или перевод из иностранных учебников, но своеобразный и строгий научный курс. (…) Его лекции поражали слушателей строгою последовательностью и удивительною систематичность». А другой его слушатель писал, что «из его лекций нельзя было выкинуть слова, как из песни». Самой большой наградой для Н.Н.Кауфмана  было видеть  заинтересованность  своих слушателей предметом, который любил больше всего на свете. После лекций  он подолгу оставался в аудитории, отвечая на вопросы студентов, и, конечно, водил их в свой любимый Ботанический сад. Он нередко помогал нуждающимся студентам, хотя сам жил довольно бедно.  Н.Н.Кауфман остался не только в сердцах своих слушателей. Он был автором обширного труда «Московская флора», интересного не только для специалистов, но и для широкого круга любителей природы.  Жизнь Н.Н.Кауфмана была небогата внешними событиями и радостями. Но «он был счастлив, ибо мог, несмотря на препятствия, идти по той дороге, которую определил себе еще в детстве, – вспоминал современник. – Он был счастлив еще тем, что нашел и оставил после себя учеников, которым заповедал свое честное отношение к науке, свою любовь к ней. Ее он возводил в культ: в ней они должны черпать наслаждения, за нее переносить лишения, невзгоды судьбы, в ней одной искать награды и утешения, какие человеку верующему доставляет религия».
В этом очерке нельзя не упомянуть и главного садовника Ботанического сада, уроженца Саксонии Густава Федоровича Вобста (1832-1895). На его надгробном памятнике на Введенском (Московском Иноверческом на Введенских горах) кладбище (7-й участок) начертаны слова: «Памяти истинно хорошего человека, страстного любителя и знатока  растений от его друзей и искренних почитателей». 
Ботаническому саду при Московском университете более 300 лет. О его почтенном возрасте напоминают не только аннотации, но и старожилы- деревья, видевшие на своем веку и нашествие французов 1812 года, и разруху Гражданской войны, и суровую зиму 1941/42 гг. В течение своей  долгой истории Сад не раз оказывался на грани исчезновения, но всегда  находились люди, спасавшие   этот рукотворный маленький рай. Хочется надеяться, что, несмотря ни на что, он сохранится для  наших потомков, которые, как и мы,  будут находить здесь радость, покой и мир.

(Статья была опубликована в "Московской немецкой газете")