Сима;[1], или ма;зу[2] (лат. Oncorhynchus masou) — рыба семейства лососёвых.
Сима достигает 63 см в длину и 6 кг веса. Внешне похожа на кижуча или мелкую чавычу.В переводе с английского и японского сима означает «вишнёвый лосось».
Этот лосось встречается только на азиатском побережье Тихого океана. Жилая форма симы обитает в горных реках Японии, Тайваня, Сахалина, Приморья. Проходная — входит в реки Камчатки, Сахалина, Хоккайдо и Хондо, на юг по материковому берегу идет до Фузана и р. Тумень-Ула. Нерестовый ход симы происходит с апреля по начало июля. Несмотря на то что сима начинает подниматься на нерест весной, сам нерест происходит в конце лета-начале осени, до нереста сима находится в верховьях нерестовых рек и ручьёв. В море интенсивно питается ракообразными, реже молодью рыб.
Самый южный и наиболее тепловодный представитель тихоокеанских лососей.
Это ценный промысловый вид.
Велика Россия. Особенно это ощущаешь, когда судьба носит тебя как щепку в проруби то по Балтике, то по Чёрному морю, то по Баренцухе, то по Охотскому. Ну, а если по роду деятельности приходится, по побережью этих морей, посетить практически все порты и не только, впечатлений и воспоминаний хватит на всю оставшуюся жизнь.
Несомненно, всяко-разные страны-государства это классно, но осмотреть свое практически по периметру удается не всякому. Не был только на северном участке от остова Вайгач до Камчатки.
Если бы тогда, в молодые годы, знал, что потянет к «перу», завел бы дневник. А вот сейчас, в наказание за непредусмотрительность, уже не все названия вспоминаются, и большинство имён, за ненадобностью, постирались.
Смотрел-смотрел на «глобусе» Советского Союза, пытаясь вспомнить место памятной рыбалки, да так и не вспомнил. Много, очень много видел, да так много, что не мудрено и забыть кое-что. Оперативка переполнена.
В конце семидесятых прошлого века, работая вторым помощником капитана на славном танкере «Россошь», в очередной раз пошел в «круиз» вдоль побережья Приморского края обеспечивая соляркой отдаленные воинские части от Владивостока до Совгавани.
Дисциплинка на пароходе была ещё та, именно «дисциплинкой», а не дисциплиной её назвать и можно. Рыба, как известно, начинается с головы, а голова наша, из-за непрекращающегося похмельного синдрома, практически всегда «отсутствовала». Де факто капитан на борту присутствовал, но этого никто не замечал. Точнее будет сказать, что забывали о нем сразу после отхода от причала и до последней капли судового запаса спирта. Я, вспоминая любимую в детстве книжку, прозвал его Урфин Джус, имея в виду не железный порядок в его войсках, а то, что экипаж вполне можно было назвать деревянными, капитан, по внешности, был один в один как срисованный с иллюстрации этой книжки, а проспавшись и по характеру копия. Что можно говорить об экипаже, если экипаж этого судна состоял сплошняком из штрафников и уволенных из других контор по известной статье.
Морячили с вечно пьяным капитаном на грани фола, ползали брюхом по грунту, сидели на мели, горели, тонули. В общем, полный багаж впечатлений и воспоминаний. Опыт практического, часто экстремального судовождения и самостоятельного несения вахты, благодаря ежеквартально пополняемому запасу спирта, я получил огромный, а экипаж, вдали от крупных баз и гарнизонов, где Урфин мог предаваться любимому увлечению, поглощению спирта, почти полную свободу действий. Но не об этом.
Сам же я попал на это судно не оригинально и не случайно, тоже как штрафник. Списали с портового ледокола «Илья Муромец» за непонимание и неприятие действий капитана и замполита. Вроде бы и наказали, но с повышением в должности. Бывает и такое.
Так вот.
Бросив яшку в кабельтове от берега в районе какой-то Пупырловки, или говоря береговым языком, став на якорь, начали готовиться к выдаче топлива.
Обычно нас на берегу встречали, но бывали случаи, что приходилось ждать по несколько часов. Так и в этот раз.
Протянув шланги, расположились прямо на топливных цистернах, греясь под солнышком. Что-то не срослось. Позже получили радио о переносе выдачи топлива на сутки. Но это потом. А сейчас просто расслаблялись.
- Пойду, пройдусь. – Донкерман, по прозвищу Колобок, направился к редкому кустарнику в сторону реки.
- Осторожней! Смотри внимательно. На меляке медведи могут быть. А по берегу тигры. – Заботливо наполняли страхом душу Колобка коллеги.
Видимо, для храбрости, зажав в руке поднятый с пляжа небольшой белый булыжник, из собратьев которого весь берег и состоял, пригнув голову, как в воду, нырнул в густую листву невысокого кустарника, за которым слышался шум речного переката. Минут десять его не было.
Вдруг, напролом, ломая ветки, вытаращив и без того огромные круглые глаза, Колобок, перепугав уже окончательно разомлевших и начавших дремать ребят из топливной группы, побежал в сторону шлюпки.
Ни секунды не засомневавшись, следом бросились и остальные. Ну его на фиг, лучше перебздеть, чем недобздеть, как у нас повторяли при всякой нештатной ситуации, а вдруг там и взаправду тигр.
Так слаженно экипаж шлюпки не работал никогда. Всего секунд тридцать, несколько гребков вёслами и до берега уже метров пятнадцать.
- Давайте быстрее на пароход за снастями! Там в реке рыбы полно. Сима на нерест прёт. – Нетерпеливо поёрзывая на своем месте в шлюпке, наконец-то объяснил Колобок.
Конечно, мы, каждый в меру своего интеллекта, поблагодарили парня, достойно оценив его заботу о хлебе насущном, а отдышавшись, согласились, что красной рыбки половить, раз уж выдачи топлива в ближайшее время не предвидится, не помешает. Тем более, что рыба шла на нерест, а это к мясу плюс икорка.
Для рыбалки не сезон, но все знали, что до ближайшего населенного пункта, где мог бы быть рыбнадзор, по морю идти не менее суток. Других способов добраться до этих мест не существовало, разве, вертолетом.
Почему на борт, когда рыба в реке? Да за снастями.
А снастей-то ни у кого и не оказалось. Но моряки об этом не грустят. Мотористы из металлического прута мастерили гарпуны, остроги и трезубцы, Колобок пытался что-то скомбинировать из палки и кухонного ножа. Кому не хватило материалов или смекалки, решили, что будут глушить рыбу дубинками, или просто участвовать в загоне, боцман, делая лук, жалел, что из-за недостатка времени не может изготовить арбалет, а то бы он…
Урфин Джус, к тому времени, вместе со стармехом, уменьшив судовой запас технического спирта грамм на пятьсот, скомандовав ждать распоряжений из «центра», спал как убитый.
- Куда? – Спросил стармех, которому было явно тяжко после общения с капитаном, но он, будучи на вахте, держался.
- За симой по дикому. – Спрыгивая в шлюпку, крикнул Колобок.
- Куда? Не понял.
- На рыбалку.
- А почему с копьями и луками?
- Так по дикому же.
В шестиместный ялик вместилось человек пятнадцать. Ощетинившись орудиями лова, со стороны были похожи на пиратов, высаживаются на берег для захвата той самой, невидимой из-за непроглядной зелёной таёжной стены леса, Пупырловки.
По закону подлости, как только прибыли к месту охоты, а это мероприятие рыбалкой назвать нельзя, рыба куда-то пропала. Будто какое-то оповещение прошло.
Расположившись цепью, пошли по мелководью.
- Колобок! Где ты тут рыбу видел? Козёл!
- Сам козёл! Тут я её и видел. Может, обед у неё.
- Это у нас обед, а мы тут, благодаря тебе, дурью маемся.
- Есть! Гоню! Бей! – Раздалось сразу несколько голосов.
Среди валунов взметнулось серебристое тело огромной рыбины.
Несколько гарпунов, копий и острог вонзились в воду. Все мимо. Начальник радиостанции, мимо которого со свистом всё это пролетело, побледнел, и ничего не сказав, переместился ближе к берегу.
Рыба видать была не дурой и скрываться она решила между ног браконьеров.
Мелькнув хвостом около Колобка, стоявшего на небольшом камне, вызвала не только призывные вопли браконьеров, но и соответствующую реакцию. Два гарпуна с лязгом ударились о камень прямо около ноги Колобка. Тот подпрыгнул. И вовремя. Трезубец, отскочив от камня на котором только что стоял Колобок, пронзил насквозь сапог стоявшего рядом плотника и концом деревянной рукоятки ударил в пах ещё не успевшего приземлиться Колобка.. Оба из рядов добытчиков выбыли.
Результатом очередной безуспешной попытки поймать не в меру шуструю симу, был выстрел боцмана из лука. Стрела, отскочив от валуна, пролетев между ног штурманца, мимо коленки стоявшего в стороне начальника радиостанции, и, видимо уже на излёте, застряла в кирзовом сапоге котельного машиниста. Опять же обошлось без крови, хотя чуть не закончилось дракой. Но и этого хватило, чтобы у части браконьеров начисто пропал рыбацкий азарт.
В очередных атаках на обессиленную и уже одуревшую от страха рыбу, было несильное ранение радиста острогой в ляжку, рассеченное лицо самого старого из всего экипажа второго донкермана Жоры, ушиб коленки при падении в воду моториста и мой разбитый нос. С каждым разом охотников в воде оставалось все меньше и меньше. А рыба, оставаясь в единственном числе, как издеваясь, с отмели не уходила.
Мокрый с головы до ног, последним угомонился самый крупный член экипажа моторист Донцов Мыкола, владелец ему же под стать устрашающего вида огромной двухметровой дубины. И тот, на радость шарахавшихся от его «удочки» людей, минут через пять, тоже сидел на берегу пытаясь найти хоть одну сухую сигарету. Убедившись, что курить нечего швырнул дубину на противоположный берег.
Оттуда раздался треск кустов и с невысокого бережка в воду посыпались камни. Что-то темное и, как показалось, огромного размера, мелькнуло в кустах и исчезло среди листвы. Все вскочили и медленно, постоянно оборачиваясь, а некоторые, пятясь задом, начали отступать в сторону шлюпки.
- Да ерунда! Нет тут медведей! Не бывает. – Уверенно сказал плотник, из-за спин отступающих, находясь ближе всех к шлюпке.
В кустах мелькнула голова в чёрной вязаной шапочке и исчезла.
- Человек. Это кто там?
- Абориген. Кто же ещё, других тут быть не может. – Маркони, став ногами на баночку, скамейку в лодке, пытался разглядеть, куда исчез владелец шапочки.
Повернувшись влево, увидел стоявший в низине скрытый густым кустарником, автомобиль «Урал» с длинным кузовом. Мы такие назвали торпедовозами.
Устье реки, судя по карте, которую изучили прежде, чем идти на рыбалку, раздваивалось. Мы были на мелководном участке, грузовик стоял у южного глубокого рукава.
Подойдя ближе, никого не увидели, но машина брошенной не казалась.
- Мужики! Смотрите! Сеть.
Поперёк реки, растянутые течением в дугу, белели слегка затопленные пенопластовые поплавки, что говорило о наличии в сети немалого количества рыбы.
- Может, выберем и ходу к пароходу? – Оглядываясь по сторонам, прижимая носовой платок к ране на лице, шепотом произнёс Жора.
- Не замай! Ишь! Губу раскатали! – Заставил всех вздрогнуть, донесшийся со скалы противоположного берега, чей-то голос.
На верхотуре сидел одетый в военную полевую форму без погон мужик, судя по усам, прапорщик, который кому-то, не видимому нам, призывно махал рукой.
Из кустов вышли три человека, впереди тот, в вязанной черной шапочке.
Оказалось, что поставили сети, решив наловить рыбки для своей воинской части, и не рассчитали. Рыбы набилось столько, что вытащить её силой четырёх человек было просто невозможно. Подогнать поближе «Урал» тоже не смогли. А вот подойти и попросить помощи у нас не рискнули, особенно увидев наше вооружение, услышав вопли и отборный мат при погоне за несчастной рыбой.
Из-за этого и топливо принимать было некому, так как вся топливная служба, во главе с прапорщиком, тут и находилась.
Несмотря на ушибы и ранения, выбирать сеть помогали все. Пока помогали, на на ш шлюпке смотались за мешками, которых в продкладовой скопилось великое множество.
С одного замёта рыба в два слоя покрыла весь кузов грузовика. И второй замёт был не хуже.
Возвращались на борт в два приёма. Сначала мешки с рыбой, потом экипаж.
Часть семы засоли, часть завялили. Целую неделю экипаж на первое ел уху из красной рыбы, на второе всевозможные блюда и неё же. За завтраком и вечерним чаем на стол ставился тазик с красной икрой, которую, обязательно вспоминая незабвенного кинотаможенника Верещагина из «Белого солнца пустыни», некоторые ели ложками.
Как сейчас помню свежеиспечённый мягкий хрустящий корочкой ароматный хлеб с маслом и икрой, под горячий чай. Что может быть лучше?