ПРОДОЛЖЕНИЕ АДАПТАЦИИ.
И что же я все о себе красавице, да о семье? Пора и к аборигенам переходить, к тем, кто смотрит на нас, как на «бакар басар», что дословно в переводе с иврита обозначает «белое мясо». Ну, куда нам белокожим красавицам деться от этого белого тела. Идет такая по дороге с золотистым загаром, вся ухоженная, пяточки розовенькие, как у ребеночка, волосики красиво уложенные. С виду и не скажешь, что идет с тяжелой работы и еле ноги волочит. Тут от нашей советской закалки, которая передается с кровью, ни куда не деться. Вот за эту нашу выживаемость нас и не любят. Не все конечно, но большая часть женского населения. Конечно, и за что нас любить? После такой работы, еще нужно и мужа с работы встретить, и детей со школы, да все с накрытым столом и улыбкой на лице! Как то меня и спрашивает один товарищ, ну, не совсем товарищ, будем говорить коллега по работе:
- И как это вам, женщинам русским удается? Все в руках горит, а еще и для мужа добрых слов хватает. У наших марокканских жен такого нет. Она с утра рот свой как откроет, так пока не уснет и не закрывает его. Я даже ночью боюсь ее, вскакиваю. А вы, русские, совсем другие.
Как же мне было объяснить ему, что тут дело в воспитании, в том бытие, в котором родились и, где учили, что ковырять в носу на улице – не красиво, хотя не исключена такая возможность это вообще делать. Что сморкаться нужно в платочек а, чихая нужно прикрывать рот ладошкой. Как мне было сказать этому доброму человеку, что разговаривая с женщиной не красиво, наклониться и чесать между пальцами ног, даже если она и подчиненная. Как мне было ему сказать, что жили мы по другим законам и правилам, держать себя в рамках цивилизованного человека. И мы ни как не можем быть похожими с народом Востока – горячим, импульсивным, темпераментным. Мы – это другая закваска, если говорить языком простолюдина. И минус на минус – никогда не даст плюс. Наши женщины - ищут себе в мужья, вот таких, как мой коллега. Почему? Это квартира, за которую не нужно платить. Муж - местный житель, который знает законы. Это уважение и забота, окружающие со всех сторон. Тебе не страшны проблемы бытия. Такие мужья не избалованны. Они не обедают дома, им не нужно собирать на работу «тормозок» из трех блюд. Они довольствуются питой с хумусом в своих перебежках с работы на работу. Одна моя знакомая отказала своему другу, и на мой вопрос: «Почему», - она ответила: «Он же не знает кто такой Пушкин, Лермонтов и т.д. О чем я буду с нимговорить?» Вдоволь насмеявшись, я спросила: «Надюшка, а сколько раз ты читала своему первому мужу Пушкина, или он тебе»? Она посмотрела на меня испытующим взглядом, покрутила пальцем у виска и пожала плечами. Больше к этой теме мы не возвращались. Дороги наши разошлись, мы обе поменяли работу, а встретившись через несколько лет, я ее не узнала. Помолодевшая после родов, обласканная и счастливая, она кинулась ко мне на шею и разрыдалась. А ее ребеночек, белокожий, но с черными завитками волос, говорил на иврите, и русском. Вот его, это маленькое существо, пусть она и приучит к Пушкину. Разве ему помешает в жизни знать историю Родины своей матери и отца? Может это новое поколение, и научиться жить в мире и согласии без насилия, без насаждения друг другу своей культуры? Кто знает?
И, с этими мыслями, я сижу в кресле на балконе, откинувшись назад, и смотрю на небо. Легкий ветерок отгоняет от меня дым сигареты куда-то ввысь, и, казалось что облака, плывущие над головой, собраны от всех курильщиков, отдыхающих, как и я, на чужом балконе. Облаков было много, они, то сближались маленькими стайками, то разбегались, напоминая мои мысли. Разве я думала, что придет время, и я стану убирать чужие квартиры? Могла ли представить, что переживу смерть своего сына? А разлука с близкими людьми? Оказалось, что мы сильнее. И, сидя на чужом балконе, ты ощущаешь то, что никогда бы не понял раньше. Об этом не скажешь заученными фразами Фрейда. Мне больше импонируют народные пословицы. Учат жизни они, а не Фрейд. С этими мыслями я продолжала свою работу. Протерта пыль с многочисленных статуэток, полочек. До блеска намытые мраморные полы, отражающие на себе солнечные зайчики, проглядывающие сквозь окна. Ну вот, остались стекла огромных раздвигающихся дверей, и работа выполнена. Еще один перекур, и можно уходить. А, в доме, напротив, в такой же квартире, работает моя «коллега». Мы всегда с ней обмениваемся приветствиями, это высоко поднятая тряпка для пыли. И ты машешь ею, словно провожаешь моряка в дальнее плаванье. Мне не видно ее улыбки, я не могу разглядеть ее лицо, и оттого, что ты не одинока, а есть еще тебе «подобные», ты расплываешься в улыбке, и как ни странно – в счастливой улыбке. Опять откинувшись в кресле, и расслабившись, не хотелось ни о чем думать. Ты в квартире одна, сделала свою работу и теперь можешь, отдыхая размышлять. Хозяйка, у которой работаю – миллионерша! Да, да, это правда! Говорят, что деньги идут к деньгам, и попробуйте мне кто-то возразить! Нет, я не завидую, я поражаюсь. Вот, например: купила она в магазине что-то, а там, вместо обещанной скидки составляющей 25 процентов, ей сделали всего 20. В сумме это составляет 17 шекелей – мелочь, но она звонит по телефону, проговаривает 50 шекелей, а своего добивается. Вот я у неё и спрашиваю: «А ведь ты же проговорила по телефону больше в три раза». А она отвечает: «Натали, не важно. Следующего покупателя не обманут». Если бы мне попался такой «учитель» раньше, я бы многому научилась. Мелочей в ее жизни нет. Сломанную игрушку она отремонтирует, исписанный, и испорченный листок с одной стороны – она перевернет на другую сторону, и дети будут там рисовать или выводить свои каракули. У нее две смены постельного белья, у нее 2-3 джинсов, и нет этих забитых шкафов. На четверых – она сварит четыре кусочка мяса, и четыре картофелины. Но при этом она не жадная. Как, можно считать кусочки при таких деньгах? Стоп! А может оттого, мы и не миллионеры, что не умеем считать? Поэтому я убираю ее квартиру, а не она у меня? Может быть, может быть.
Глава 22.
«ХОРОШЕЙ ПОДПИСИ» (ХАТИМА ТОВА).
И когда говоришь себе: «Все, нет больше сил», - в глубине души появляется нечто такое, которое помогает разобраться самой в себе. На разных этапах своего жизненного пути мы что-то теряем. Наши ошибки приобретают вид жалких действий. Иногда не было права выбора, иногда не умели или не хотели ждать. Или отчаявшись, хватались за соломинку, которая позже превращалась в тяжелый груз. Нужно ли анализировать прошлое? Нужно ли в который раз делать себе больно? Любовь это и есть боль. Порой, она добрая, а бывает злой и мстительной. Мы несем ее в своем сердце, как груз. Иногда легкий, иногда тяжелый. Я лечу. Лечу далеко-далеко. В свое детство, молодость. Где было мило сердцу все, а боль и обида унесли меня в страну, которая была родиной моих предков. Слово, как порой оно губит, ранит и убивает. Оно лечит, дает веру и надежду. Бывает тихим и злым. Нам его подарили, а мы… так неумело им разбрасываемся. Иногда перестаем любить то, чем жили когда-то. Забываем памятные даты, родителей, родных и близких. Забываем свое предназначение в этой жизни. И, когда же наша память начинает все стирать? В какой день ты сознательно хочешь забыть все, в какую минуту появляются слова покаяния, успокаивающие совесть? Единственный день в году, когда по своим деяниям ты получаешь подпись Творца. Для тех, кто не знает об этом дне – скажу коротко. Детям, беременным, больным – разрешено в этот день принимать пищу, пить воду. Работают только скорые помощи и полиция. Единственный день в году не совершаются преступления. Страна хранит тишину, голод и не носит кожаную обувь. Нельзя включать свет, мыться причесываться, чистить зубы. Можно только молиться, гулять, смеяться, вести беседы. Главные улицы заполнены детьми на велосипедах, самокатах, роликах. Отключены все мобильные телефоны и вокруг ни одного курящего. Все одеты в белые одежды. На фоне чистого воздуха – детский смех. Нет, не все выдерживают в этот день всё соблюдать. Сидят тихо по своим квартирам с плотно закрытыми окнами, в микроволновках разогревают жареную свинину, пьют водку и тоже желают «хорошей подписи» один другому. Услышит ли их Творец, простит ли? Не хочу ставить под сомнения эти пункты еврейских законов. Хорошо уже то, что просыпается у человека совесть не делать этого на всеобщее обозрение, наперекор верующему соседу. И в этот день, проснувшаяся совесть говорит добрые слова, просит прощения у всех, кого мог обидеть в течение года. Я не знаю, хорошо это или плохо, но если совесть просыпается по какой-то причине в нашей душе – это уже хорошо.