ЗДРАВСТВУЙ, ИЗРАИЛЬ!
Ушедшее прошлое и неизвестное будущее. Нас фотографируют, выдают удостоверения новых репатриантов, конверты с
шекелями, и талонами на бесплатное такси в одну сторону по адресу, который называешь. И вот мы, новые граждане Израиля, на пороге нового дня в неизвестность. Нет сна, не хочется кушать, а лишь ощущение страха и любопытства. Душой мы были еще там, где прошла молодость, где могилы родных, где остались братья, где брошена поломанная судьба. Сможет ли израненная душа вновь стать счастливой? Смогут ли дети прижиться к новым условиям? Смогут ли обрести место под солнцем? Мои мысли то набегали одна на одну, то терялись не находя ответа. Начат новый виток, новый оборот спирали к новому языку, обычаям, мышлению. И всему этому нужно учиться быстро.
Вот мы уже и по дороге в город Петах-Тикву, что в переводе означает Врата-Надежды. Десятиместное такси мчит нас по дороге из Хайфы (севера страны) в центр страны. Дорога красивая, освещенная, по обе стороны столько зелени и цветов, ну настоящая дорога в рай. Дети спят, слегка покачиваясь, а мы, взрослые приросли носами к окнам, боясь что-то пропустить. Страха уже не было, но и радость еще не чувствовалась.
Сын моей сестры, Виталий, уже был гражданин Израиля. Он приехал со своей семьей на полтора месяца раньше. А мы, ожидавшие получения визы, ожидали его звонков с таким трепетом, с таким замиранием сердца слушали его первые впечатления. Это и наполовину меблированная квартира, и мраморные полы. Его эйфория просачивалась и на нас сквозь телефонную трубку, и мы торопили время. Но, потом его съемная квартира, навела на нас ужас. Маленькие окошки, жалюзи из толстого серого шифера на балконе, и всего две комнатки, с одним санузлом на 11 человек. Улица, Штамфер, которая была одной из первых в городе, была запружена транспортом круглые сутки. А ночью пролетали мотоциклы без глушителей, казалось, они проезжают по твоей голове. С улицы проникала пыль, и влетали огромные жуки. Двух этажные, серые дома наводили такое уныние, такую тоску! В тот момент хотелось вернуться, броситься назад домой, в свою уютную просторную квартиру. Нет, мы не боялись трудностей, не пугались невыносимой жары. Пугала неизвестность, цены на съем квартиры, пугали цены на воду, свет. И вот, восемь новых репатриантов, с самого утра в походе по всяким учреждениям. Министерство внутренних дел, банк, поликлиника, оформление на курсы иврита, школа. Красные от жары и вспотевшие, мы гуськом возвращались домой. По очереди ели на кухне, в туалет тоже стояли в очереди. А вечером выходили подышать воздухом, которого так не хватало. Тело было клейкое от пота и, попадая в глаза, он вызывал слезы. А может быть слезы шли просто так, и причина была в другом?
Вторым на очереди стояло переселение в свою квартиру. Осмотрев две или три, остановились на уютной, небольшой трехкомнатной квартирке. Но она была чужой, с чужим запахом, чужими кроватями, столами, стульями. Мы должны были заполнить это место обитания своим присутствием, любовью и теплом. Наша квартира начала приобретать жилой вид. Оконная тюль, привезенная с собой, создала уют и кусочек напоминания той жизни. Хрустальная ваза на столе, на кухне три кастрюльки в горошек, и плед с тиграми на кровати.
Нас удивляло все: постоянное наличие горячей воды, яркое освещение на улицах, движение транспорта в любую сторону. Магазины и цены, которые были не по карману. Однажды, остановившись у витрины, я увидела красивое платье. Неужели придет такой момент, что смогу его купить своей дочери?
А пока радуемся каждой найденной вещи на помойке.
Охота – так мы называли прогулки под луной. Мы выходили вечером на поиски чего-то интересного. Это посуда, ковры, диваны, кресла. Вещи выставлялись в полиэтиленовых мешках, выстиранные и аккуратно сложенные, а мы, новые репатрианты не брезговали ни чем. В первое время было не совсем приятно. Оставив по ту сторону японские сервизы, хрусталь – ты подбираешь выставленные кем-то не нужные вещи, аккуратно и заботливо сложенные в коробку. Подбирая это – мы говорили: «Спасибо, добрый человек», и так же заботливо распаковывали, мыли и пользовались до тех пор, пока не приобретали уже свое. А старое, мы так же аккуратно выставляли еще для более нуждающихся репатриантов.
А однажды, дети пошли одни и заблудились. Лешка захотел в туалет, а где? Хорошо, что есть много зелени…, уж простите его. Так вот, бродили они, бродили, словно кто их водил. Лешка повел носом, понюхал воздух и говорит: «Танюша, по-моему, мы тут уже были». Однажды соседи нам отдали мягкий уголок из двух диванов, и вот сидим, смотрим телевизор, и влетает в комнату огромный жук. Мы за ним, он под диван и там исчез. Переворачиваем диван, его нет. Вспарываем снизу ткань – его нет. Все, никто уже на нем лежать не будет! В 12 часов ночи вытаскиваем диван на улицу, возвращаемся в квартиру, а он «гаденыш» в углу сидит. Мы с хохотом на улицу, а дивана уже нет. «Охотники», такие же, как и мы сработали быстро.
Да, порой было горько осознавать, что оставив по ту сторону все – тут начинаешь с нуля. В те, первые месяцы и годы, происходило становление каждого из нас. Выстояли более сильные, закаленные. Нужно было собрать в кулак все! Терпение, заботу, любовь, уважение. И, пожалуй, самое главное – ответственность друг за друга. Вот с этими чувствами мы и приступили к новой жизни.
Начав изучать язык, я поверила, что у нас, евреев - все наоборот. Это не только чтение справа налево. Слова не похожие, и не нужные лезли из меня невпопад. Часами сидела за уроками и писала, учила буквы и слова. А связать их вместе не могла. На уроках иврита, старалась писать за учителем все, поэтому она назвала меня Толстой. А может и потому еще так называла, что копна волос была как у писателя? Но - свет в конце тоннеля - мне не был виден, а молодежи язык давался легко, они хохотали надо мной, не зло, а с чувством любви. Приходилось при случае объясняться мимикой лица, руками. Как - то мне понадобилась сода. Обычная пищевая сода. А так как в первую очередь она ассоциируется у меня с использованием, от изжоги, я начала пантомимой показывать, как ее пьешь, как потом кривишься, потом идет отрыжка. У продавца от улыбки растянулось лицо и он говорит: «Сода?» Ничто человеческое не чуждо. Аборигены помогали с большим удовольствием, но наши земляки, русскоговорящие не очень нас приветствовали. Понимая то, что им приходилось, тяжелей, мы не обижались, а дали себе слово всегда оказывать поддержку другим. И мы свое слово сдержали. Все вновь прибывшие, находили у нас приют, совет и любовь.
Прожив семь месяцев в Израиле, в ежедневных тревогах и заботах, я не переставала думать о своих родных и близких, которых оставила в той жизни. Мне снились сны, что я вновь среди моих близких людей. Мои братья ждут и скучают, а я больше не смогу их никогда увидеть. Редкий день проходил без слез. И, наперекор всем обстоятельствам, я лечу на свою бывшую Родину. Мне нужно было это осуществить, чтобы понять – для близких по крови и духу – нет преград. Нужно в жизни лишь захотеть. Очень захотеть. Вернувшись, я поняла мое решение о перемене места жительства, было единственно правильным решением в жизни.