Ходите, девочки, к гадалкам

Людмила Лунина
               


Из большой сумки на длинных ручках   еще неумело улыбалось миру   чудо  по имени Степка. Чуду было всего три недели от роду, а его ненормальная мать уже носилась по городу на машине, решая  неотложные дела. Вот он и жил на заднем сиденье оранжевой «Сузуки» в специально оборудованной сумке для младенцев  - странном  изобретении современной   цивилизации.

  - Совсем обалдела. Я тебя уж час жду. Мучаешь малыша, - проворчала  Маша и забрала бесценную ношу у лучшей подруги Галки, подрулившей прямо к подъезду.
  - А что делать? Михасик деньги зарабатывает, нянька сбежала, вот я и разрываюсь по хозяйству, – подруга взлохматила  антрацитовую челку, сверкнула синющим глазом  и весело улыбнулась:
-Прорвемся, Марусь. Чудесно  выглядишь. Загорела, посвежела, а  что     такая кислая? Радоваться надо своему счастью – классный мужик, да еще из Америки…
 
Маша только что вернулась из Эмиратов, где отдыхала вместе с Павлом. Поездка была великолепной, и  расставаться  через две недели было  трудно:  жить врозь получалась плохо. Дома сердце щемило от разлуки и необходимости принимать непростое решение: он  слышать не хотел о возвращении в Россию, а дочка наотрез отказывалась Россию покидать…

   Ранняя осень накрыла город теплым узорчатым разноцветьем. Маша  побродила по любимым местам, подышала легкой печалью сентябрьской поры  и отправилась в гости. К Галке и к  нежданно-долгожданному Степке...
Сейчас  он, накормленный и сухой, лежа в глубине дивана, сосал кулачок и иронически  поглядывал на  подруг,  с глуповатыми улыбками млеющих  от вида крохотных розовых ладошек и пяточек.
После примерок женских и детских подарков, они присели почирикать за кофе с бэйлисом из эмиратовского дьюти-фри.

- Завидую я тебе, Гал, ты умница, решилась в тридцать восемь родить…
- Так чего было бояться?  Мне Михасик со Степкой нагаданы, значит, судьба подарила. А подарки несчастливыми не бывают.
- Как это? Почему же я ничего не знаю? Ну, ты, подруга даёшь, – упрекнула Маша, по детской еще привычке обиженно выпятив нижнюю губу.
- Вот это да…- изумилась молодая мать- ты что, забыла Блаженную?

При этом имени  в Машиной памяти  моментально высветился  та удивительная   ночь. 

    ...Три года назад Галка еще не завершила историю роковой любви со Степановым, который  благополучно совмещал любовницу с домовитой  женой, ответственно  нарожавшей ему уже трех маленьких "степанчиков".
Они с Галкой были великолепной парой: состоявшийся, уверенный в себе  мужчина с седыми висками и хрупкая стильная брюнетка, немного озверевшая от напрасных усилий увести чужого мужа, но, тем не менее, всегда смешливая и заводная.

   Степанов пригласил их с Машей на мальчишник (значит без жен) по поводу завершения очередного  строительного мега - объекта, почти немыслимого по стоимости и виду для их провинциального города.
Галка закатила ему истерику, когда услышала, как  приятель в ответ на приглашение поинтересовался:
- Степанов, а обезьянки будут? И поперхнулся,  увидев страшный Галкин взгляд…

- Не пойду, брошу его, сволочь такую! Шесть лет на него убила, а в итоге кто я? Очередная обезьянка в бабьем зверинце для местного воротилы, - рыдала несчастная в Машиной кухне, но  после двухчасовой телефонной разборки   с кающимся  во всех, даже не совершенных грехах любовником, как всегда, опять просила:
- Маш, ну пойдем. Что я там одна, как дура буду? Хоть развеешься….

   Мальчишник проходил в элитном загородном клубе по полной программе, включающей  деликатесное обжорство, цыганщину, легкий стриптиз и финальный салют с разноцветной фамилией «Степанов» в ночном небе.
Подруги остались ночевать в клубной гостинице  и после отбытия виновников торжества отправились в круглосуточный спа-салон. Там они и услышали про местную Блаженную – гадалку и предсказательницу, к которой, по словам массажистки,  ездили со всей России.
- Всё, Машка, поехали, дурами будем, если упустим! – Выпытав адрес, Галка соскочила с массажного стола  и помчалась в раздевалку, не обращая внимания на призывы закончить процедуры.
   Машина  долго виляла по незнакомым ночным улицам и наконец остановились у  неказистого домика в два окна. Подружки  поднялись на тускло освещенное крылечко и позвонили. Дверь сразу распахнулась, словно их ждали. На пороге стояла высокая женщина  в темном балахоне с горящей  свечой в руках. Язычок пламени освещал резкие, словно вырубленные скулы, крупный нос,  плотно сжатые губы. Она вцепилась в подруг молчаливым пронзительным взглядом.   
 
- Мы от Нины Васильевны, примите нас. Пожалуйста, - осипшим  от  волнения  голосом  попросила Галка.
Гадалка ещё помолчала, поднесла свечу к их лицам по очереди и, наконец, произнося слова распевно - кругловато, негромко ответила:
- А,  птички райские, спонадобилась и вам, тетка Марфа. Ну, проходите. Зла  не несете,  вон какой живой огонь от свечи, хотя вот ты, воронушка черная,грешна в помыслах,- она небольно ткнула морщинистым пальцем Галке в плечо:
- Увести хочешь мужа и отца от доброй жены и милых детушек.
Галка сдавленно охнула, Маша в  ужасе отпрянула от двери  и вдруг наступила на что-то мягкое - диким голосом заорала и выскочила на свет черная кошка. Стало жутко.
Старуха продолжала:
- Только  ничего у тебя не выйдет, милая. Да и не нужен он тебе. Пойдемте со мной. И добавила миролюбиво:
- Не тряситесь ради Христа. Не ведьмачка я, не обижу. Да и вы – не темные. Пришли по своей воле, поговорю с вами. А не хотите – подите с Богом.
- Спасибо Вам, извините нас, пожалуйста. Мы очень хотим с Вами поговорить, - опомнилась Галка.
- Ну, тогда пошли, да денег мне не суйте, вот сюда положите, сколько не жалко, - Блаженная показала на красный угол, где под иконами стояла коробка с деньгами, – На часовню в память  Ксении Блаженной – бабьей заступницы собираем. Я сама ей унесу, когда довольно наберу.

Галка пробыла со старухой в кухне минут тридцать. А вышла - сама, словно блаженная: лицо бледное, глаза горят, черные космы торчат во все стороны, но улыбается, хотя как-то отрешённо. Посмотрела на иконы, неумело, но старательно перекрестилась, подошла к коробке, вытряхнула туда все немалое содержимое кошелька и прошептала ободряюще:
- Иди, Машунь, не бойся, она нам счастье принесет, вот увидишь.

Маша, оробев от внезапного сумасшествия подруги, несмело зашла в кухню и по приглашению тетки Марфы присела на краешек старой табуретки перед накрытым цветастой клеенкой столом.
- Не тушуйся, девонька. Ты – птаха безответная, не до тебя тебе, вся – в Юльке своей.
- Да это ж она про дочку. Откуда знает? – пронеслось в Машиных мыслях.
- А мне всё знать положено, - продолжала Блаженная и добавила:
- Будешь счастлива, милая. Через два года встретишь своего короля за семью морями. Держись за него, он у тебя в жизни единственный. Упустишь – счастья не видать. И дочка поймет, она у тебя умница.
 А теперь уходи, обе уходите, устала я.
 
Пробыв с бабкой в общей сложности минут пять, Маша вернулась в комнату, положила в коробку деньги и повела еще находящуюся в ступоре Галку к выходу.
За руль  села сама и по дороге все думала:
- Чушь какая-то. Наверное, массажистка позвонила и про нас с Галкой информацию слила. Разводка все это. Какой-то король за семью морями… Цирк бесплатный. И зачем Галка все деньги выгребла – тысяч двадцать вроде?
Но подруге, учитывая ее состояние, о своих подозрениях поведать не решилась, да и не спросила ее о предсказаниях гадалки. А потом все как-то забылось.

      И лишь сейчас она поняла, что Блаженная предсказала ей встречу с Павлом в Париже.
Словно проснувшись, посмотрела на подругу:
- Слушай, а это ведь она мне Павла напророчила.  Надо же. А тебе?  Михасика со Степкой?
- Ну, конечно, Машунь. Она меня сначала какой-то метелкой пахучей всю огладила от дурных помыслов, а потом и говорит:
- Отец твоего сына рядом ходит, только ты не видишь его. Но скоро разглядишь. Ищи не себе любовь, а сыночку своему - отца. Тогда господь  его и покажет. Он и тебе милым станет.
Потом  глаза закрыла, волосы мои и свои расстрепала и запела что-то жалостно, а мне велела глаза закрыть и подпевать. Я заголосила да вдруг как зареву. Слезищи катятся, а самой радостно так.  В  глазах туман какой-то, а в тумане – лицо мужское приближается, вот –вот рассмотрю.
А она вдруг:
- Нет, милая, открывай глаза. Рано еще. Годик подожди, со своим Степановым распрощайся, поболит пусть душа, очистится. Тогда и увидишь судьбу свою.

И выпроводила  меня. Ровно через год я Михасика отцом Степкиным  увидела, хотя  сто лет к  нему в фитнес-клуб  ходила.  А тут идет он по залу – высокий, широкоплечий, надежный такой,  глаза ласковые,  родные и чудится, что за руку   ребенка ведет - мальчика...
Так и закрутилось.

Ошарашенные подружки притихли.

- Слушай, Маш, а давай съездим сейчас к Блаженной. У Михасика вечерние заработки. Степку -  в сумку. Часа за три обернемся. Расскажем ей про нас и поблагодарим. Вот конфеты твои отвезем.

      Ехали молча.  Маша поддерживала  сумку с нагаданным Галкиным и немножко своим счастьем и все не могла опомниться от только что понятого того, чего быть вообще-то, вроде бы, не может.
Но ведь случилось же это с ними. По правде. Сомнений никаких. Все, что предсказала Блаженная, у них сбылось. Значит, и Юлька ее не разлюбит из-за Павла. И все они будут вместе.
За окном мелькали яркие осенние картинки. К стеклу прилип желто-зеленый лист и бился на ветру, переносясь вместе с ними за город бесплатным пассажиром. 

   Машина остановилась. Улица точно  была  та, как и  номера соседних домов. Только гадалкиного дома… не было. На его месте темнел  заросший бурьяном глубоченный овраг. Возле оврага – большой серый камень с выбитым на нем крестом. На камне – букет  разноцветных листьев. И все.
Они не могли ничего понять и, растерянные, стояли у камня, поставив сумку со Степкой на землю.
Из соседнего дома вышел   старик, поздоровался и сказал негромко:
- Вы, милые, не стойте тут и робеночка уберите. Опасно здесь.  Прошлой весной дом  разом провалился. Говорят, подземные пустоты.
А хозяйку - Гадалку  Марфу так не нашли. То ли ушла раньше куда, то ли  под землю -  вместе с домом. Исчезла, словом. А жаль: божья была женщина. Светлая. Многим людям помогла. Вот мы камень здесь и поставили. И крест выбили. Что же . На все воля божья...
Говорят, к Ксении Блаженной подалась - в помощницы. Давно собиралась.

Старик замолчал и перекрестился.

P.S. Это второй рассказ из сборника "Маруся".