Иной раз начнёшь вспоминать, что с тобой за годы службы приключалось или просто, без экстрима, происходило, и вдруг всплывёт из глубин памяти какой-нибудь эпизод. Незначительный, вроде бы, но забавный. Или казавшийся прочно забытым. Ну, а уж коль всплыл, надо посмаковать.
…Сижу за своим корреспондентским столом в одном из кабинетов редакции газеты «Дзержинец» (Среднеазиатский пограничный округ, г. Ашхабад). Пишу свои корреспондентские заметки. Год на настенном календаре 1985-й. Заходит заместитель редактора и сообщает:
— Готовься! Будешь участвовать в качестве специального корреспондента в юбилейном конном пробеге Ашхабад — Москва. Подробности потом.
И выходит прямой и величественный, как статуя командора. А я сижу и обтекаю, что называется. Нормально, да? Человек прослужил всего год после выпуска из училища. Человек про лошадей только читал много и «Чапаева» смотрел. Человек всего раза два в жизни на телеге катался, вдыхая острый конский запах и наблюдая со скамеечки мотание туда-сюда неухоженного конского хвоста… И такого «заслуженного кавалериста» — в пробег?! Специальным корреспондентом?! А с другой стороны, интересно. Не каждому в жизни подобное выпадает…
Сногсшибательная новость мигом облетает редакцию. Ко мне подходят поздравлять и завидовать. Почему завидовать? А очень просто. Оказывается, в 1935 году туркменские наездники, совершившие конный пробег до Москвы, все, как один, были отмечены высокими государственными наградами. Ну а в честь славного юбилея в Москве уж точно не поскупятся и в наши дни!
— Так что крути дырку для ордена!
Вот даже как?! А что… Орден-то не помешал бы! Начинаю помаленьку проникаться. Одно только беспокоит…
— Слышь, орден — это, конечно, хорошо, — злорадствует кто-то, — но задницу до кости сотрёшь!
…Во-во, это как раз и беспокоит. В самую больную точку проклятый завистник попал! Надо хоть как-то теоретически, что ли, подготовиться… Иду в библиотеку, беру специальные книги и уже через каких-то три-четыре дня довольно ловко оперирую всякими кавалеристскими понятиями. Мне даже сильно нравятся эти удивительные слова. Музыка! Вот послушайте…
Путлища… А? Или, скажем, трензеля… Сила! Или там чересседельник… Супер! Засупонить… Отпад! Или это, как его… Аллюр три креста, короче! Даё-ошь! А вы знаете, что значит «шлюсс плотнее держи!» А я знаю. А вы знаете, как надо облегчаться в седле, когда конь походной рысью идёт? А я знаю… И это вовсе не то, о чём вы думаете, если тоже не кавалерист! «Сколько раз говорил дураку — не держись за луку!» Такой сигнал раньше на трубе играли в определённые моменты. Знаете? Нет? А я знаю!
Это я хожу по редакции и, по нашему старинному кавалеристскому обычаю, немного выпендриваюсь. Но теория без практики мертва. И это как-то… нервирует слегка. Да что там слегка! Вот-вот в седло садиться, а для меня гимнастический конь по-прежнему гораздо ближе и роднее. Главное, я знаю, чего от него ждать. И седлать его не надо, и кормить-поить не надо. И не он скачет, а ты через него. А между прочим, ко мне уже приходили и снимали мерки. Оказывается, попрём через пески в новенькой красноармейской форме, сшитой на заказ. В будёновках! Во как.
В 1935 году всадники на ахалтекинцах преодолели 4300 километров за 84 дня. Это ж обалдеть! Но, оказывается, в том же году 7 женщин — жён командиров-пограничников — тоже совершили конный пробег до Москвы. Правда, от советско-финляндской границы. И километров было «всего» 900, и в пути они находились только 13 дней. Но с другой стороны… Если женщины справились, то и я должен. А с ещё одной стороны, противоположной… Жёны тогда у пограничных командиров были под стать мужьям: и стреляли, и скакали, и на скаку, наверное, останавливали кого-нибудь!
Cижу за столом и терзаюсь. И орден очень хочется, и очень не хочется позориться. Тут замредактора заходит, присаживается напротив и выдаёт кое-какую, весьма утешительную на самом деле, информацию.
— Вы ж не одни будете! Это ж тебе не 35-й год! Рядом с вами будут специальные «КАМАЗы» идти с палатками, одеялами там, котелками, медикаментами всякими… Ещё будут повар, врач, гражданские журналисты, кажется… Хотя, может, не будет гражданских. Нам уже звонили из нескольких газет, договаривались насчёт твоих будущих материалов. Кстати, за твою журналистскую деятельность мы спокойны. Тут ты справишься. А вот как кавалерист…
Мой вопль души:
— Так и я о том же, товарищ майор!!! Как я поскачу-то, если я никогда даже на коне не сидел?!! Четыре тысячи триста километров!!! Охренеть! Извините, товарищ майор… А я же седлать даже не умею! Да для меня же что потник, что чересседельник — никакой разницы!
Зам посмеивается:
— Ты хотя бы слова такие знаешь…
— Да я их позавчера только вычитал!
— Ладно, не переживай. Думаю, прежде чем в седло сядешь и поедешь, будет какая-никакая подготовка. Наверняка, недельку-другую тебя понатаскивают…
— Было бы неплохо!
И вот время идёт, я потихоньку опять втягиваюсь в самую обычную редакционную деятельность. Кавалеристская лихорадка постепенно сходит на нет. Никуда меня не вызывают — ни к командованию округа, ни на тренировки, ни на примерки красноармейской формы. Видение вожделенного ордена на собственной героической груди всё тускнеет и тускнеет, пока не пропадает совсем.
В 1987-м меня переводят в Душанбе, а «юбилейный» пробег стартует в марте 1988 года. Без меня, конечно. Да я к тому времени о своей кавалеристской карьере и думать забыл. А совсем недавно узнал, что и не смог бы участвовать в пробеге. Оказывается, вес всадника не должен был превышать 60 килограммов. А я тогда при росте 185 сантиметров «тянул» на все 90!
Ничего особенного в этом воспоминании, правда? Но вот всплыло и… Не топить же!