"Не повстречаться нам над могилою,
Помни меня, моя ласточка милая..."
Слёзы горючие, слёзы солёные
Льют ей на грудь тоской опалённою.
Сердце погасло, и видно не свидится
С радостью тело, а дева с кормильцем.
В душу слова гвоздями втыкаются,
А жертва от пытки уйти не пытается.
"Помни меня, и в час предназначенный
К тебе возвращусь я никем не захваченный"
Груди младые взрываются тяжестью.
Лицо на земле, а руки всё вяжутся -
Их у костра застали нечаянно,
И сам конокрад бъётся в путах отчаянно.
Дело содеяно - штык цыгана погонит.
К хозяину нынче ж вернутся все кони.
Цепи, костёр, кони, угли живые
Сквозь слёзы берут себе формы иные.
С панной хотел попрощаться повязанный,
Но в поцелуе было отказано.
Нет, не солдат у них встал на пути -
Пани сама захотела уйти.
"Я не сказала тебе - ты обманут!
Вспомни, когда истязать тебя станут -
В комнате, ночью той, был мой отец,
А ты - под окном меня звал под венец...
Тебя понесут - ведь ты полностью связан,
И этим ты хитрости пана обязан..."
Мутное утро туманом белело.
Бог видит - она обмануть не хотела.
Сомнений и злобы окутала сетью,
Чтоб позабыл он её перед смертью,
Чтоб не терзалось милого сердце,
Когда истязать тело будут и резать,
Чтоб не жалел он о том, что был схвачен.
Никто не узнает - он ей предназначен.
На барской постели бъётся-рыдает,
В ушах его голос и он проклинает:
"Помни, пани, меня! В час назначенный
Приду к тебе снова я, с кровью оплаченной..."
Юные груди вздыхают под тяжестью,
Своим облегченьем лишь яду обяжутся...
Но яд будет лишним, иль ей только кажется,
Что в ней как в цветке летнем плод уже вяжется.
В душу открытую гвозди впиваются,
И жертва от пыток уйти не пытается.
Дождик слезами крапит над могилою,
А у могилы стоит его милая.
Слёзы горючие, слёзы солёные
Льют ей на грудь тоской опалённою.
Время идёт и уж точно не свидится
Пани с любимым, а сын их с кормильцем.