СНЕГ
Во Владимире выпал снег, спрятав побуревшую от осенних дождей траву, и дороги, черные, вывернутые наружу тележными колесами. День перестал быть серым и беспросветным. Да и на душе повеселело. Стоял Александр Ярославич у окна и радовался этому долгожданному снегу. Во дворе бегал мальчишечка лет пяти с собаченкой. Они гонялись друг за другом взапуски, валялись на снегу. Их радость и самозабвенное веселье передавалось князю и он улыбался. Он не мог оторвать взгляд от припорошенного снегом сада. Он чувствовал эту радость обновления. Через некоторое время к мальчонке с собачкой присоединился его сын Андрюша, который тоже стал кувыркаться в этом рыхлом снегу, хотя был наполовину старше мальчонки., но разницы никакой не чувствовалось.
- Саш, что ты там смотришь? - спросила подошедшая княгиня.
- Взгляни, как все снегу-то рады!
Княгиня подошла к окну и расхохоталась, увидев детей с ног до головы облепленных снегом.
- А что это за мальчонка-то с Андрюшей? - прищурился, вглядываясь, князь.
- А это сынишка того дружинника Корнея, что не бросил нашего Андрюшу у монголов.
- Ты нашла этого дружинника, как и хотела! - воскликнул князь и у него восхищенно вспыхнули глаза.
- А как же! У них оказывается дом сгорел неподалеку от Волжских ворот. Идти им было некуда. Вот теперь они у нас живут всей семьей. Жена Настя по дому помогает мне, а Ванюшка с княжатами воспитывается.
- Ох, молодец ты у меня, ладушка моя! – обнял князь жену. - А я вот ничем не мог возблагодарить Корнея. Он-то во Владимире?
- Он пошел с дружиною князь Андрея в поход.
- Ох уж этот злополучный поход... - помрачнел Александр Ярославич.
- А что случилось? - встревожилась княгиня. - Тебе известно что-то?
- Да уж! Вести разноречивые. Кто говорит, что разбили монголы Андрея, а дружину рассеяли, а кто - что сам он распустил всех и уехал в неизвестном направлении. Я не знаю точно. Но и то, и другое может быть. Слишком дерзок брат, а вот о последствиях не думает. Сартак написал мне в ответном письме, что Батый послал разбираться с ним огромное войско Неврюя.
Александр Ярославич замолчал, барабаня легонько пальцам по оконнику:
- Больше всего я боюсь, что начнет Неврюй сжигать города и деревни, а мы не сможем противостоять ему. Слава Богу, Владимир укрепили. В большом неведеньи я. Написал Сартаку, что это только князя Андрея капризы, а не общее настроение. Он пообещал смягчить отца. Может , не будут они всей Руси мстить за Андреево сумасбродство.
- Неужто это только все из-за того, что он пролил их кумыс? - недоуменно спросила княгиня.
- Если бы просто пролил, то полбеды. А ведь ему нужно было перед монгольским посольством выказать свою дурость, сделать это публично. А это уже в глазах монголов страшное преступление.
- Господи, помоги нам! - подняв глаза к иконам закрестилась княгиня. - Отведи, Господи, от нас беду неминучую.
* * *
Авдей узнал тоже, что, возможно, дружина князя Андрея разбита, но своим ничего говорить он не стал. Вот, когда точно узнает о судьбе Корнея, вот тогда... Зачем лишние слезы. Знал он по себе, что воинская судьбина изменчивая. Можно и видеть человека вроде бы погибшим, но это еще ничего не значит. Он и сам числился в мертвых после штурма монголами Владимира, ан по-другому вышло. Конечно, держать в себе такую новость тяжело и он старался меньше быть дома, потому что на лице у него всегда все написано и Варвара чувствует недосказанность, начиная его выпытывать. Поэтому-то почти все время он проводит в крепости. Проверяет воротников на всех воротах. Воевода, когда говорил про дружину князя Андрея, с тревогой молвил, что монголы могут в любое время подойти к подступам столицы, а уж с какими намерениями известно. Если он с многочисленным войском подойдет к крепости, то вряд ли уйдет просто так. Надо готовиться ко всему. Как все это осточертело. Пожить бы спокойно, мирно.
Построили они наконец-то избу на месте сгоревшей Овдотьиной. С неделю переехали туда с Варварой, с ее дочкой Катеной и с монголенком. Взяли и подругу Варвары Онисью. Теперь весело жить стало. Дочка Настенка с Ванюшкой остались в княжеском тереме.
Заканчивает Авдей проверку всегда Волжскими воротами. А от них до дома рукой подать. На пожарище мало еще домов отстроилось, и вид кругом очень печальный. Но сегодняшним днем выпал снег. Все кругом преобразилось. На душе неимоверная радость от этой новизны. Снег похрустывает под ногами. Уже не стает. На всю зиму выпал. Летит и летит, крупный и зернистый, накапливается, образует сугробы, через которые, вскорости, не пролезть. И кругом светло да бело. Эх, сейчас бы по первому снежку в лес на лыжонках, с колчаном стрел за спиной! От этой мысли у Авдея сердце часто забилось. Ему, старому охотнику и промысловику, лишиться этого, как полжизни отрезать. Что же поделаешь, судьба заперла в этой крепости, как в клетке. Коли бы один жил, ни за что бы не бросил деревеньку и не перевез бы избу сюда. Но вот еще снежку навалит, и все ж таки не утерпеть Авдею, чтобы сходить в лесок с луком и пострелять зайчишек и бельчишек. А там на охоту с ним будет ходить и Ванятка да и Илюшка подрастет. Сызмальства надо мужичков к охоте приспосабливать. А Ильюшка уже на ноги встает.
А уж как улыбается, жмуря свои узенькие глазенки! А ласковый какой! Котенком ласкается ко всем, особенно к Варваре. И любят она его без памяти. Забыла то время, когда не подходила к люльке. Уж о том времени и поминать-то ей стыдно.
Только Настенка смотрит на Илюшку с какой-то брезгливостью и ревностью. Никак не может примириться с маленьким монголенком. Ну этому у Авдея есть свои объяснения. Если бы Настенка жила с ними, то тоже всей душой полюбила бы Илюшку. Нельзя не ответить улыбкой на
его улыбку, а от этого очищается душа. Это уж Авдей по себе знает.
Когда маленькую Настенку украли враги, Авдею жить не хотелось. Весь мир стал безцветным пресным. Он тупо проживал с утра до вечера. Где-то ходил, что-то ел, о чем-то разговаривал, но все это не запоминалось. И только, когда Бог сотворил чудо, и родная настенкина улыбка вновь стала согревать его жизнь, он будто вновь на свет народился. Вот поэтому-то все остальные невзгоды стали казаться Авдею мелочью. Главное, это живые любящие глаза и улыбка родных людей. Это самое важное, что у человека есть, иного ничего не нужно. Как этого не может понять Настенка, его любимая дочка, когда она смотрит на Катениного ребенка и даже не водит Ванятку к ним домой. А если сама приходит, то ненадолго. Особенно это обижает Катену, которая навзрыд плачет, после ухода Настенки. Пробовал он говорить с дочкой, а та свое:
- Не заставишь ты меня любить монголов ни больших, ни маленьких. Много я от них горя претерпела. А ты, видно, все забыл, что они сделали и еще сделают.
Понимал Авдей, что бесполезно что-то доказывать Настене. Если Богу это угодно, жизнь ее научит.
- А при чем тут Катенин малыш? Что он тебе может сделать? - спрашивал в последней надежде.
- Малыш когда-то становится взрослым! - отвечала дочь и ноздри ее трепетали от гнева.
В этом своем упрямстве она была похожа на мать, Марфу, которая ненавидела рязанцев, и так и не приняла брата Иванку, посчитав его за рязанца. Но Марфа при этом была безумной, а Настенка-то в своем разуме.
* * *
Наконец-то Александр Ярославич получил весточку от брата Андрея. Жив братовин, облегченно вздохнул Александр. Придти во Владимир он боялся, за ним погоня. И если узнают, что скрывается Андрей в крепости, то вся неисчислимая армия Неврюя осадит город. И не спастись тогда Владимиру от ограбления и полного сожжения.
Собрал Александр Ярославич совет из самых верных и преданных людей и они выслушали посланника андреева, изможденного, отощавшего сотника, который очень долго пробирался в столицу лесами. Заросший клочкастой бородкой с воспаленными глазами, еле выживший после такой тяжкой дороги.
- Где же стан Андреев сейчас? - спросил взволнованно воевода. - Как его найти? Есть ли туда какие ориентиры?
- Не ведаю... - слабым голосом ответил сотник. - Сколько раз блуждал я без всяких надежд на спасение. Потеряны все ориентиры. Слава Господу, что помог он добраться к вам в Володимир и сподвигнуть меня поведать вам о бедах андреевых.
- Как сам-то Андрей Ярославич? - тихо спросил князь.
- Жив-здоров. Он налегке отъехал от своего войска, не дав боя монголам. Это было бы самоубийством. Монголы не тронули основную дружину. Но, видимо, совершилось предательство. Монголы пошли за нами по пятам, не давая оторваться от них. Уж только в одном месте схоронились мы. Вот и оторвались от врага.
Послал меня Андрей Ярославич поведать в Володимир о нашей судьбе. Он сказал, что целый месяц будет ждать ответа, что я дошел и что вы всё знаете, а потом пойдет к Новогороду и просил, чтоб семья его отправлялась туда же. В Володимир он более не вернется и отдает бразды правления великим княжеством владимирским брату Александру Ярославичу. Передал через меня великокняжеский перстень.
Князь Александр кивнул и пробормотал:
- Эх, Андрейка, Андрейка, как ты не смог сразу уразуметь, чем все это закончится. Хоть, слава Богу жив.
А сотник прикрыл глаза устало, а потом произнес:
- Я должен был бы вернуться, но я не уверен, что найду стан князя Андрея да и очень выбился из сил, плутаючи. А весточку князю надо доставить очень быстро. Уж полмесяца прошло.
Князь Александр сочувственно кивнул и обратился к воеводе:
- Давай Иван Мефодьевич, думай кого можно послать.
Воевода на миг призадумался. Потом лицо его прояснилось:
- У меня есть один человече, Авдеем кличут. Он все местные леса знает. Охотник он. По лесу, как по дому шагает. И положиться на него можно. Сын его Корней - воин в дружине Андрея Ярославича.
- Уж не тот ли Корней, что спас княженка? - вопросил Александр Ярославич.
- Он самый, княже! - кивнул воевода.
- Ну, семейство это надежное. - улыбнулся довольный князь.
***
Когда Авдей узнал, что пойдет на поиски князя Андрея, он обрадовался. Может быть, встретится и с Корнеем. Ведь Андрей Ярославич уважает Корнея за верность и смелость, и наверное он близок к его окружению. Поэтому, возможно они встретятся.
Немного огорчил Авдея его разговор с сотником, который пришел от князя Андрея. Он сказал, что слышал о Корнее, как о спасителе княженка, не более. В его сотне Корнея не было. И где он, сотник не ведает.
Быстро собрался Авдей. Самое главное это лыжи, лук со стрелами в колчане, нож поясной, соль в мешочке, кремень, чтоб огонь высекать, что еще охотнику надо. Да лепешек Варвара напекла с собой. Это не груз. Дали в спутники Авдею воина Игнатия. Ведь вдвоем веселей и надежней. Сотник сказал, что в пути держался Клязьмы, которая и привела его в Володимиру.
С радостью шел на лыжах Авдей по снегу. Господь будто бы услышал его желание вырваться из крепостной клетки на волю. Он оделся в теплую свитку, ветер с реки студеный, но не продувает ее. Мороз еще не сковал реку льдом. А вот уж снегу в лесу навалило. Игнатий рядом тоже скользил на лыжах:
- Эхма, как ловко-то на лыжах. Ровно летишь над землей-от. За всю жись токо в дитятстве катался эдак. Да тогды, что за лыжи-то были, так огрызки какие-то. Помню, больше спотыкался, а не шел.
- А я всю жись вот эдак по лесам-то шастаю. Без лыж разве далеко не уйдешь в охотном деле? - выдыхал Авдей слова вместе с паром изо рта.
- На конике, конешно, лучше бы, но конь по лесам не ходок зимой. Летом ино дело. И травкой покормится и дороги ему все открыты. - тараторил Игнатий. Видать, любитель поговорить.
- Да нет, - возразил Авдей. - по лесу и летом лучче всего пешем. Иначе под конем и лесу-то не слышно. А охота начинается с уха. Щелкнет где-нибудь, гукнет, завозится. Тут замереть надо и слушать. И так затихнуть, чтоб сердце свое только слыхать было. Какой тут конь?
- Ну это коли в охотном деле, то да, а в нашем, войсковом без коника никуды. И фураж на него, и харч, и всяко другое. А уж в бою говорить нечего. И на врага с гиком и саблей наперевес.
- Ну и удирать от врага на конике-то сподручнее. - хохотнул Авдей.
- Чего ж, всяко бывает! - не обиделся Игнатий и тоже прыснул в бороду.
Авдей раньше особо и не знал своего спутника. Так, видел, встречался, но судьба не сводила их. Неплохой мужик, не бука, не бахвал. Сразу по первому разговору видно.
С таким в пути любо-дорого. А трудноватую дали им воевода да князь задачку. Игнатий, как бы услыша мысль Авдея, проговорил:
- Слышь, Авдей, я не разумею-тка в какой стороне князя Андрея искать. Токо одна надежа на тебя.
Авдей пожал плечами:
- Одну зацепку сотник дал. Надобно держаться этого берега Клязьмы. А уж что дале, то одному Богу известно. Будем идти, пока не упремся.
- Куды? - удивленно вскинул голову Игнатий.
- Да в никуды! - усмехнулся Авдей. - Я вот не ведаю, може сотник что забыл. Но должны же сговориться они с князь Андреем, где быть встрече. Какую метку поставили бы что ли. Я не знаю, но послали неведомо куды.
Игнатий остановился, заломил шапку скуфейку:
- Ай, батюшки, и ты-то сомлеваешься. А чего мне бедняге делать?
- Затягивай песню! - поддел Авдей.
- Голосу не дадено. Раздавали да на мне и кончилось. - отшутился Игнатий.
- Ну коли смеемся, поди не пропадем! - хлопнул Авдей ладонью Игнатия по спине. - Поспешай. На болтовню силы уходят и медленно идем.
Шуршал снег под лыжами, завихрялась под ветром снежная пыльца. Все следы заметены. Куда поспешать, не ведомо. Но спешить надо.
***
Навстречу Авдею с Игнатием так же, держась Клязьмы, поспешали трое человек. И хотя их было больше количеством, но двигаться им было тяжелее многажды. Основными двигающими двигающими силами были тоненькая хрупкая девчушка с русой косой и голубыми глазами и молодой не слабой кости монгол. Они впервые в жизни попали в эти приклязьменские леса и шли как в тумане. Их поводырь идти не мог. Они тащили его на широких салазках. А он оттуда направлял их путь, когда выходил из забытья. Тогда-то он без конца повторял им:
- Держитесь берега реки!
Но это легче было слушать, чем выполнять. Не было по берегу ни дороги, ни пути. Земля то уныривала в овраг, то поднималась по склону. Тащить салазки было тяжко. Но коли уклонишься в сторону, то рискуешь вообще заблудиться и не найти этот спасительный берег Клязьмы, которая когда-то все же приведет в Володимер-град. Хватило бы только сил у девчушки и монгола. А силы были уже на пределе. Корнею так хотелось помочь своим измученным "лошадкам"! Но каждое его движение, даже когда он отталкивался ногой от земли, было сопряжено с дикой болью. А еще открывалась и кровоточила рана и кровь эту трудно было остановить. Фрося умоляла Корнея лежать на салазках смирно. И лежал он безропотно, как бревно, а сердце его ныло и ныло и не могло согласиться на эту участь. Но что же было делать? Ведь от боли он терял сознание, а Фрося очень боялась этого. Удивлялся Корней на монгола. Вроде и смотреть-то было не на что, от земли два вершка, а сила неуемная. Тащит салазки, полностью выкладывается. Фрося так, сбоку припека. Да и откуда у девчушке взяться силе. Есть-то почти и нечего. Только сухой сыр в мешочке, курут. Да лепешки, завернутые в руно, которых становится все меньше и меньше. Уж как не потчевала Фрося брата не ел он ничего. И не хотелось да и еда в горло не лезла. Надо было ее экономить. Неизвестно, сколько идти. И суть-то даже не во времени. Хаживал он с отцом по этим лесам и зимой, на охотничью заимку. На лыжах и быстро да и не тяжело. Ему бы встать, его спутники не угнались бы за ним. Сейчас бы быстро до Владимира бы добрались.
Призакрыл Корней глаза. И, как это беда с ним так быстро произошла? Догнали они-таки князя Андрея. Не заметили их монголы. Поведали вместе с Чаулом князю о предательстве Духмяна. Взорвало это князя. Не мог он просто так спустить это с рук предателю, которого он в свое время пожалел и простил ему первую измену в пользу князя Михаила. А надо было это на корню пресечь. Уж, если человек ищет жизнь выгоднее и лучше, предавая всех и вся, то его ничего не остановит. И хотя нужно было спешить и уходить, чем дальше, тем лучше, Андрей Ярославич остановился, чтоб устроить засаду отряду монголов. Спутники князя ужаснулись его плану:
- Княже, что это даст? В мире не станет меньше подлецов, если ты накажешь одного!
- Нет, не уговаривайте меня. Если бы я раньше не раскусил этого Духмяна, не оказался бы, как бегущий заяц в этих глухих лесах. Он опутал меня паутиной лжи и напраслины на верного воина Корнея, оболгал его. Да и меня за болвана держал! - князь Андрей все больше и больше распалялся. - Господь преподал мне урок, но и возможность все исправить дал. Я не упущу этот случай.
- А вдруг монголы настигнут тебя здесь, княже, и не сможешь ты уйти? - вопрошал его сотоварищ боевой, единственно присоединившийся к его дружине со своим отрядом браточад, князь нижегородский Иван.
- И слава Богу, потому что живым я не дамся врагам на поруганье. А нынче каждая собака из подворотни может на меня гавкнуть, мол, и дружину потерял, и бежал без боя! - горько выкрикнул князь Андрей. - Надо остановить эту тварь Духмяна в череде его предательств. Больше обсуждать это не можно, надо действовать.
- Княже, монголы разделились на три отряда. - промолвил, проследивший за врагами Корней, перед тем, как встретился в лесу с князем. - При одном отряде и Духмян.
- Вот это гоже! - воскликнул князь. - С одним отрядом мы справимся и предателя казним. В лесу для них воевать не сподручно. А для нас это дом родной.
Дружинники воодушевились. До этого глаза их были полны тоской и томлением. Давно они уже жаждали брани и то, что князь ушел от битвы, не дав им обнажить перед врагом ни мечи, ни боевые тесаки, не раскрыть ни одного колчана стрел, это было для них непонятно и неестественно. Разведчики выяснили в какую сторону пошел монгольский отряд с Духмяном, и все быстро ринулись туда.
Князь Андрей говорил:
- Не упускайте ни одного человека. Надобно, чтоб все здесь полегли, чтобы никто не мог сообщить в другие отряды вести о нас. Иначе они стянутся сюда и опять пойдут за нами по пятам. А мерзавца Духмяна загоните под наши стрелы.
Прямо на деревья залезли воины и замерли, кто враскоряку, кто оседлав огромные сучья. Коней отвели, чтоб их слышно не было. Это, чтоб монголов заманить глубже.
И вот показались среди деревьев монгольские мохнатые шапки и слышно было, как они переговаривались между собой. Их низророслые кони двигались по сугробам, взбаламучивая снег сильными ногами. И вот весь отряд вошел в поле зрения дружинников, даже оставив несколько позади себя. Но так было и задумано князем.
Завжикали сверху на врагов стрелы, попадая точно в цель. Завизжали, заметались монголы, никак не могли понять, откуда такой смертоносный град и спереди, и сзади, и сверху, и
со всех сторон. Они тоже стали пускать стрелы во все стороны. Но вскоре все затихло. Кони предсмертно ржали и стонали раненые монголы. Дружинники спрыгивали из своих схронов, чтоб довершить смертельную жатву уже тесаками. Князь Андрей, хоть его и удерживали, ринулся на этот залитый кровью пятачок, с криком выходившим, казалось, из его утробы:
- Где эта мразь предательская!
Корней бежал за князем по пятам. Духмян лежал уже со стрелой в горле, выпуча глаза и раскрыв рот. Руки его в последнем взмахе держались за стрелу. Князь наклонился и презрительно плюнул на духмяново тело. И вот тут услыхал Корней противный визжащий звук. Он столкнул князя в снег и сам упал на него. Но было уже поздно. Боль взорвалась у Корнея где-то в пояснице и моментом сковала и обездвижила его. Корней охнул, выдохнул воздух, но боль не уходила, а оставалась в нем вместе со стрелой. Потом Корней провалился в черную бездну, а когда очнулся под ним шуршали полозьями салазки, а их тащил Катенин монгол и еще какой-то мужик. Рядом шла Фрося. Она обрадовалась, что он пришел в себя и, как птичка, чего-то защебетала. Из ее щебетания он понял, что направлялись они в Володимир. Корней, шевеля непослушным языком, спросил о князе. Жив-здоров князь Андрей и со своим отрядом отправился в Новегород. А им дали в помощь одного дружинника.
- Надо было коня монгольского впрячь, - опять еле прошептал Корней. - тот бы вывез.
- Дак, всех их стрелами посшибало. И тебя тоже, Корнюша! - Фрося зарыдала навзрыд.
- Не плачь... - потянулся было рукой Корней к сестре. Двинулся и опять провалился в темную мглу.
Когда вновь вышел из забытья, оказалось, что салазки тянул уже один монгол вместе с Фросей.
- Где же тот, кто тащил? - вопросил слабо Корней.
- Дак ведь сбежал, шельмец. - всхлипывая отвечала Фрося. - Устал, грит, намаялся, пусть, грит, этот басурманин тащит. А сам за деревья, за деревья да и пропал, как не бывало. А мы-то что с им сделаем. Не бежать же, не умаливать.
Собирался Корней с духом, хоть бы ему сознание-то не терять. Но, как бы так сделать. Понял он, что от резких движения боль усиливается и он впадает в безпамятство.
- Как звать-то дружинника? - выговорил, сцепив зубы, Корней.
- Да по-бабьи как-то! - плюнула в досаде Фрося. - Навроде Авдотьи.
- Авдотька... - слабо покачал головой Корней.
Вон оно, что, самый никчемный человек в дружине.
- Он жрал за двух, а, гляди-ка, устал, выдохся! - снова плюнула Фрося. - А все быстрее шли. А теперче чего? Ползем, как улиты. Мочи-то никакой нет...
Корней скрипнул зубами от бессилия. Фрося, заметив его состояние, на полуслове оборвала свои жалобы.
А на лес накатывались сумерки. Становилось все темнее и темнее. Никакого проку дальше ехать не было. Чаул завернулся в тулуп и прислонился спиной к салазкам, а Фрося тихохонько, чтобы не потревожить брата, присуседилась к нему бочком, и он обнял ее рукой. Теплее все же. Она быстро уснула. А Корнея тревожила саднящая и не уходящая даже на миг боль и мысли, которые были еще больнее. За миг из здорового полного сил мужика превратился он в бревно, которое тащат на салазках двое, выбивающиеся из сил, человека, надеясь на какое-то чудо. Скорее всего, они втроем останутся здесь, посреди стылого леса, и ничем не будут отличаться от промерзших деревьев, которые когда-то упали на землю и лежат никому не нужные. И в то же время, пока не кончились силы, им надо тащить его, дабы сообщить володимирцам, что князь Андрей уже ушел на Новгород. Это была просьба князя, кою передала Фрося Андрею.
Он хотел ждать посланников из Володимера, потому что послал туда человека. Но все изменилось после короткого боя и ему нужно было срочно уходить.
- Господи, помоги нам грешным! - несколько раз с чувством повторил Корней. Казалось, будто бы умиротворяющая рука коснулась его лица и в сердце возродилась надежда и боль, будто бы не так стала терзать.
***
Авдей с Игнатием с утра немного отклонились от клязьменского берега. Уже кончились все припасы и решил Авдей снять стрелой зайца ли, тетерку. И удача была на их стороне. Долго ходить не пришлось и, вскоре на костерке в посудине кипела вода и варилось мясо, распостраняя такой аромат, что Игнатий топтался в нетерпении вокруг огня и глотал слюнки:
- Да уж, лафа вашему брату, охотнику! Это ж рай полный!
- А ты, как думал? Мы нигде не пропадем. - с улыбкой помешивал Авдей варево. - Ну давай, подсаживайся.
Часть мяса он остудил на снегу и сунул в мешочек, на будущее, а остальное они быстро подъели, даже не заметив. Хрящи и косточки только трещали в сильных зубах Игнатия.
- Подавишься ведь! - смеялся Авдей.
- Ну, чай не коровий мосол, выдюжат зубы-то! - хохотнул мужик.
Поевши, вернулись на прежний путь. И тут Авдей насторожился. Что-то его встревожило.
Он встал, пригнулся к снегу, внимательно всматриваясь.
- Чаво ты? - испуганно спросил Игнатий. - Медведь что ли прошел? Унюхал наше хлёбово и явился?
- Да нет, не пойму я что-то, - схватился Авдей рукой за бороду. - навроде салазки тут проехали, али сани?
- Да ты что, Авдей! Али от мяса-то мозги и глаза жиром заплыли. Вроде зайчишка-то постный был? - Игнатий развел руками. - Да тут конь без саней-то не пройдет, а ты баешь.
- Да конева тут и духа нет. - убежденно проговорил Авдей. - Я следопыт опытный. Уж поверь, конский след отличил бы от иного.
-Ишшо не легче. - заморгал глазами Игнатий. - Уж не думашь ли ты, что сани сами по себе ехали?
- Думай, не думай, а вот они, следы санные, никуды не денешь, а лошадьих следов нетути!
Авдей, нагнувшись, еще раз оглядел снег: - Да еще человечьи следы. Кака-то махонька обувка. Навроде робятишки шли. И пожалуй за санями. Следы-то посередке следов санных.
-Ага! - недоуменно развел руками Игнатий. - Сани сами по себе, а дети сами по себе. Что за бесовщина?
Авдей шел по следу саней, внимательно смотрел и вдруг остановился, хлопнув по лбу:
- Ты гляди-ка! Нет, Игнатий, бес тут не при чем. Дети-то легки и следы должны быть еле видными. А тут следы глубоки. Значит тижало им было идти. И шли они не за санями, а перед ними. Тащили сани-то! Теперь все понятно.
- Ишь, какой ты рассудительный! - воскликнул в восхищении Игнатий. - Все на свой порядок расставил. Я не в жись не догадался бы. А теперче все, как на ладошке.
- Ну и что тебе ясно? - с лица Авдея не ушло смятение.
- Как, что? Детишки с ближней деревни хворост на санях провезли, и вся недолга! - хлопнул ладонями Игнатий.
- Недолга-то не вся, - вздохнул Авдей. - тут на много верст вокруг ни одной деревни. Откуда робятишкам взяться? Вот мы с тобой сколь идем, а ведь ни одного человечка не встренули. А тут дети посреди глухого леса!
Озадачился Игнатий тоже.
- Беда какая-то тут. Помощь нужна! - покачал головой Авдей.
- Дак ведь нам поспешать надоть! Князь Андрея искать. - развел руками Игнатий. - А тут ведь в иную сторону поворачивать надобно.
- Так-то так. - нахмурил лоб Авдей. - Но всю жись потом маяться, что бросили на замерзание и растерзание зверям лесным детей невинных?
- Господи прости, грех-то какой! - закрестился, сняв шапку, Игнатий.
- Так, что, давай, поворачивай оглобли назад. Князь Андрей ишшо подождет со дружиною. Да и недалеко детишки ушли от нас, следы-то незаметенные, незанесенные.
И в самом деле, идти пришлось недолго. Вскоре за деревьями углядели они еле тащившиеся салазки и небольшого росточка фигурки. Только на салазках не хворост громоздился, а что-то вроде человека. Поднажали Авдей с Игнатием, и крикнул охотник, когда уж почти подъехали:
- Бог в помощь, болезные!
Встали салазки, обернулись тащившие их, изумленные чудом. Девчушка побежала к мужикам:
- Дяденьки! Миленькие! Не Господь ли послал вас к нам? - крестилась она на бегу.
- Да... наверно... Господь.. - больше ничего Авдей сказать не мог, ком в горле встал и голос у него перехватило.
Девчушка бросилась к нему на шею. Боялась оторваться. Думала, пропадут мужики, как видение. Растают, как снег... И вновь их муки продолжаться. Но все было въявь, и пахло от них овчиной от тулупов и кожей от сапог. А видений таких не бывает.
- Больного, что ль везете? - спросил Авдей.
- Нет, ранетого, Корнюшу, братца мово.
- И куды ж?
- В Володимир-город.
- Так-то, пожалуй, и до весны не доедите. - недоуменно протянул Игнатий.
- Так что ж делать-то? - развела руками девочка. - Не сидеть же на месте?
- Да уж... - промолвил Игнатий.
Авдеем же овладело какое-то непонятное предчувствие.
- А второй братец-то твой, видать, совсем из сил выбился, как шел так и сел.
- Дак ведь скоко идем! И не братец он мне. Муж моей сестры.
У Игнатия с Авдеем лица вытянулись:
- Как так? Больно низок для мужа-то!
- Да они, монголы, махонькие ростом.
- Монгол? - мужики не знали что и говорить.
- А Корней-то твой чего недвижен, и молчит? - настороженно спросил Игнатий. - Живой ли?
- Нее , не помер, - как-то обыденно ответила девочка. - он то и дело от боли замирает. А так дышит и наднесь разговаривал. Я то и дело проверяю. Ведь копье в ём.
Авдей шагнул к салазкам, и охнул...
- Нешто помер?! - взвизгнула девчонка.
- Жив! Дышит! - успокоил он ее, но больше и сказать ничего не мог.
Не может быть в жизни такого? Слишком все воедину слилось. И Корней, радостно ушедший в дружину князя Андрея, и Катена с монголенком, и ее муж, который вон сидит на расстоянии протянутой руки да еще и шустрая Катенина сестра, о которой Варвара только что поминальную молитву не
заказывала, а так уж с десяток раз оплакала. И все они появились, как из небытия, живехоньки. Поистине чудо!
- А ведь ты, пожалуй, Фрося? - с хитринкой спросил Авдей, пристально смотря на девчонку.
- Дяденька, откуда вы меня ведаете? - изумление вспыхнуло в ее глазах.
- Да я все о тебе знаю. И что тебя украл какой-то монгол, и о твоей сестре Катене, и о муже ее Чауле.
Фрося заморгала глазами и охнула:
Ты ангел?
Чаул до той поры не вслушивался в их разговор. Он до того вымотался, что его тело блаженствовало от непредвиденного отдыха. Но, когда он услышал от незнакомца свое имя и имя жены, встрепенулся и привстал, удивляясь всезнающему человеку. Фроси вообще трудно было вернуться к действительности. Она перекрестилась на Авдея:
- А може ты Никола угодник, кой помогает странствующим или, кто в беду попал?
- Нет, родненькая, далеко мне до святого! - приобнял Авдей девочку. - Много я знаю, а многого не знаю. К примеру, как названного мово сына ранило и как вы оказались здесь, посреди глухого леса?
- Дак, Корнюша закрыл собой от монгольской стрелы самого набольшего князя.
- А как же бросили вас в лесу? Что же князь вас с собой не взял. Ведь Корнею надо вылежаться, выходиться?
- Не ведаю я об этом, дядечка, ничего. В помощь нам дали воина помогать и защищать. Дак он сбежал, поганин, только его и видели.
В это время Корней застонал и пршел в себя. Он огляделся вокруг и тревожно воскликнул, не замечая еще ни Авдея, ни Игнатия:
- Заблудились что ли?
- Нет, Корнюша, правильно идете, - склонился над ним Авдей. - теперь-то уж не тревожься, мы вас не бросим.
Корней не верил ни своим глазам, ни своим ушам:
- Тятенька Авдей! - воскликнул он слабым голосом. - Откуль ты взялся здесь?
- Да, видать и вправду Господь послал встречу вам, чтобы не сгибли вы.
Фрося от радости рыдала в голос, у Чаула и Игнатия текли по щекам слезы. Да и сам Авдей уже не мог говорить, его горло сводила судорога.
Когда все поуспокоились, все рассказал Корней, как было: и о Духмяне, и о засаде и о том, что отправился Андрей Ярославич с остатком дружины в Новегород...
- Ну что, Игнатий ни к чему нам тепериче спешить в ту сторону. В Володимер возвращаться велел Господь.
Но прежде, чем отправляться в путь, покормил всех Авдей вареной зайчатиной. Путь-то еще дальний предстоял.
Чаул топтался смущенно около Авдея, желая поспрашивать о своих, но Фрося его уже опередила, спросила и про Катену и про монголенка.
- Живут они у нас с Варварой. А уж, как бабка Ильюшу любит, как нежит!
- Какой Илуша? - недоуменно спросил монгол.
- Уж ты прости нас, Чаул, - смущенно потер бороду Авдей. - что мы без твоего позволения по-другому назвали робенка. Ведь мы его покрестили в церкви и надобно было ему имя христианское дать. У него должен быть ангел-хранитель, чтоб защищал он его от бед всяческих.
- Ага, ага! - закивал монгол. - это осень холосо.
Когда пришло время впрягаться в салазки, Чаул тоже было подошел, но Авдей не разрешил ему:
- Теперь наш с Игнатием черед. Мы мужики здоровые откормленные. А вы с Фросей надевайте лыжи, и как по воздуху полетите!
Прошуршал ветер над Клязьмой, набрал силу и поднял снег сухой и податливый. Поднял вплоть до облаков, а потом бросил его на землю. Но не долетел снег до земли. Подхватил снежную пелену ветер и погнал густой поземкой и между деревьев, и по дорогам, и по снежной равнине. Хватал он новые порции и тоже взвихривал их, не давая им покоя. Пропали в этом круговороте заснеженные фигуры людей, как будто растаяли. Будто и не было их.