Приехал как-то Пук к Маньке на садовый участок. Петрович, главное, на Канарах отдыхает – море, женщины, фрукты, вино. А Пук, значит, тут чалиться должен – болото, бабы, водка, огурцы.
Напился Пук этой самой водки от горя и пошел в Манькин сортир. Трезвый, понятное дело, не пошел бы. Под кустик бы присел. А то там сортир такой – снять, да на Каннский кинофестиваль отправить, детей французских пугать. Уселся там гномик наш недоделанный, за поручень трамвайный держится. А пол под ним не выдержал да и хряснул. И Пук с размаху туда и улетел, куда никто не хотел бы улетать. При нем еще бутыль в кармане была, четвертная – а она в два раза тяжелее, чем сам гномик Пук. Короче, с ней наш удалец на приличную глубину снырял.
Вынырнул, а навстречу ему – Манька. Ну, Пуку, понятное дело, неудобно стало. Вытерся он розовым полотенчиком, да и лег на шезлонг – типа, я искупался и вот загорать лег. А это на мне крем для загара, «Лореаль Париж».
-А это че у тебя к заднице прилипло? – спрашивает Манька.
Смотрит Пук, а там бумага какая-то. Развернул ее – а это карта. Главное, написано «1796 год», а на карте Манькин участок нарисован, и в углу крестиком отмечено: «Здесь зарыт клад».
Поискали они методом биолокации то место на участке и нашли, что это – как раз колодец старый. Добавил тогда Пук для храбрости, лопату взял (у соседей, без спроса, за сто километров в соседней области) и начал колодец раскапывать. Правда, сам же туда и навернулся, так что раскопки пришлось приостановить до полного выздоровления Пука. Ну, сами понимаете: в колодец башкой упасть, да еще эту бошку сломать – это и здоровый помрет. Но не Пук. Ведь Пуку все нипочем. Он прямо из поликлиники сбежал. Ну, его Манька в поликлинику садовую на закорках принесла, там ему первую помощь оказали, в углу положили да и забыли. Там он целую неделю и пролежал. Правда, ему потом сказали, что пить надо меньше: это не поликлиника была, а конюшня.
А вышел, колодец разрыл, а там – сундучок. Взломали они с Манькой тот сундучок, а в нем – шкатулка. Расхерачили они шкатулку лопатами, а там – кошелек. Разгрызли они кошелек, а в нем – рубль ржавый. И записка: «Абыдна, да?»
Пук уж на что признанный матершинник и заслуженный мастер спирта – а таких матюгов от него садовое товарищество еще не слышало. Да он и сам от себя их не слышал. Даже сам удивился. И пришлось ему книгу выпустить: «Г.Пук Матершинный язык для профессионалов». Бестселлер, между прочим.
Так что, как грится, нет худа без добра.