Картинка
Анисья Петровна старушкой была вредной. Поиском жертв для своей вредности, пожилая женщина занималась едва ли не ежедневно. С завидным упорством дикого зверька, она могла часами торчать под дверью и следить через глазок за соседями охотясь. Удобно сидя на облюбованной старенькой табуретке, подобная зверьку сурикату в дозоре, внимательно наблюдала: так ли одеваются, говорят, или не дай Бог целуются под дверью.
И если подобное происходило на её «глазах», то молниеносно начинались боевые действия. В ход шло всё: топтание, бормотание, громкое кашлянье и царапанье. Но если и это, не распугивало парочку, -- бабуля являлась разгневанным ангелом мщения и карала молодёжь тяжёлой артиллерией слова. Не особо церемонясь с нарушителями целомудрия. Блюсти невинность, старушка считала первым долгом из длинного перечня всех остальных.
Соседи давно привыкли к странностям пенсионерки, и попросту не обращали на её нападки внимания. Смирились. Улыбаясь, они лениво отмахивались от её тирад. Это злило её ещё больше. Пожилая женщина упорно не покидала свой пункт наблюдения. По всей видимости, у окна пост не был столь заманчив для неё. В данном же случае, лишь щелчок замка разделял её с потенциальными жертвами. Вот и сейчас, старушка прильнула ухом к двери и слушала, слушала...
Дети давно выросли и обзавелись своими семьями. Жили они отдельно от Анисьи Петровны, в этом же небольшом почти заброшенном поселении. Не желали оставлять мать, что собралась тут остаться на веки вечные. Уже и место на кладбище приглядела -- рядышком с усопшим мужем.
Не смотря на вредный характер матери, родные радовались её нечастым визитам: правда недолго. Она знала, чувствовала, что дети ей рады, но искренно -- лишь в первые часы её присутствия. Далее, она забывала где находится и всё повторялось... но жертвами нравоучений становились уже они сами. Зловредной была старушка до невыносимости.
Вот и сегодня, нагостившись от души, она расцеловавшись с родными пошла домой по опустевшей улице поселения. В свои семьдесят пять, старушка была не по возрасту бойкой. Миниатюрная, слегка сгорбленная женщина опираясь на трость, бойко перебирая ногами, торопливо семенила по дорожке. Маленькие шажки Анисьи поглощались остывающим асфальтом узкого тротуарчика. Сгущались сумерки. Старческие глаза близоруко вглядывались в медленно опускающуюся тьму: предвестницу безлунной ночи. Но... что это?
Небольшой лучик света мелькнул на дороге перед старушкой, скользнул вперёд и исчез в темноте бокового переулка.
Анисья остановилась и замерла: подозрительно вглядываясь, вслушиваясь. Тишина.
Перекрестилась.
Особого страха, боевая энергичная старушка не испытала. Всего-то понавидалась за свою долгую жизнь, да и идти было недалеко. Она, как обычно, отвергла помощь повзрослевшего внука.
- Я что, вам, совсем старая? - Ворчала она. - Вот исполнится мне восемьдесят, тогда и поведёте под белы рученьки.
- Да ладно, бабуль, темно же.
- Сама дойду. - Напористо заявила она, но потом милостиво приняла помощь родных.
Облокотилась на руку Антона и, снисходительно стерпела попытку её уважить: не далее площадки нижнего этажа.
Осторожно и не торопливо, пустилась старушка по ступеням в подъезде. Неяркий язычок странного света-пламени, неожиданно выплыл из тьмы перед удивившейся Анисьей и замер, быстро растаяв лёгкой дымкой.
- Свят, свят... - перекрестилась она, опасаясь неизведанного. - Может надо было всё таки, позволить внуку проводить меня до дома?
Женщина осторожно ткнула тростью место где только что исчез свет.
Постучала о землю. Ничего.
- Старая, я видимо всё же стала, что-то со зрением серьёзное творится. Солнечный зайчик? Так уже поздний вечер, нет... видимо что-то серьёзное с глазами. Надо дочку попросить, чтобы свозила ко врачу.
Её внимание опять привлекло едва заметное движение. Вновь едва видимое пятнышко пробилось недалеко впереди во всё более сгущающемся мраке. Анисья Петровна, теперь уже подозрительно вглядывалась во тьму. Пятно не двигалось, но яркость его заметно увеличилась.
- Ох, странное это дело. - Прошептала старушка и с энтузиазмом перекрестилась. - Неужто, это за мною пришли. А помирать мне ещё рано. Дочка должна скоро родить.
Пятнышко света ярко вспыхнуло и приняло вид стройного слабо светящегося существа. Внешне на поминающего ангела, что рисуют из века в век художники.
У старушки от увиденного отвисла челюсть.
Верила она в Бога, но как-то всё более по-случаю, когда очень уж приспичивало: внук ли приболел, сноха рожала... Тогда она молилась неистово и верила, верила всей душой. Но, позже, её вера вновь засыпала. А скептицизм старушки не знал границ.
Подслеповатые глаза Анисьи Петровны с удивлением разглядывали силуэт. Он притекал волнообразно, неторопливо менялся. Что-то похожее на большие огненные крылья развернулось за ним. Сполохи неяркого огня напоминающие перья: разбрызгивали капли света, что падая на дорогу - исчезали.
Старушка перекрестилась. Протянула руку в его направлении, думая: «Рано, мне идти туда -- милок. Многое ещё не сделала. Как же так? Сам ангел небесный пришёл за мной? Явил мне свою красоту и силу».
Фигура призывно качнулась и поплыла от старушки прочь, едва разгоняя сгустившийся мрак позднего вечера.
- Меня за собой зовёшь? - её трость громко стукнув упала на остывающий после жаркого дня асфальт.
Медленный взмах огненных крыл, и светящееся чудо сместилось дальше: ангел приглашал Анисью Петровну следовать за собой. Она кряхтя подняла трость. И сделала шаг.
- Иду милок, иду. Но почему, именно я тебя увидела? Чем могла, так порадовать Бога?
Старушке вдруг стало стыдно за своё неверие. За те постыдные моменты, когда она оказывалась от него, смеялась и язвила. А оно, вон как, получилось-то... Есть всё таки Всевышний и ангелы его -- слуги небесные. Она следует сейчас, за зовом одного из них.
Свет -- прекрасный, божественный свет. И этот свет, ведёт её в Рай или Ад.
Анисья Петровна не отводила глаз от завораживающего полёта Ангела, ничего не замечая вокруг. Она торопливо шла за огненным посланником. Мерцающая дорожка из капелек света стекающих с его крыльев, звала, манила старушку за собой. И она уверившись, шла по ней. Сознание Анисьи утонуло в манящем свете: завязло, окуталось снизошедшим чудом.
Женщина окончательно приняла: настал её черёд уходить. Она беспрекословно смирилась. Следуя за посланником без страха и сомнений, в иной... неведомый живым мир. Её лицо светилось от счастья. Ничего более, уже не волновало её. Анисья Петровна следовала за посланником Небес.
Но...
Если бы, в это позднее время кто-то увидел происходящее. То скорее всего, пришёл бы в ужас: раззявленный огромный рот скрывался во тьме, едва видимый. Покрытый широкими чешуйками испускающими ядовитые испарения. Из мерзкой пасти протянулся по земле алый, опутанный слизью язык, со всполохами скользящего пламени.
А по языку...
Осторожно шла старая женщина, опирающаяся на искривленную трость.
И на морщинистом лице старушки -- была благодать.