Фотообнажёнка по-русски

Николай Островский
Это случилось в наше плохое, но хорошее, доперестроечное время.
Инжиков, пухлый товарищ с густыми бровями и строгим взглядом голубых, как небо Родины, глаз, грустно сидел за своим старым письменным столом и творил. Ему нужно было написать лекцию на тему «Нравственный облик личности в эпоху блестящих побед социализма в нашей стране». Работа не клеилась. Слов было много, но все какие-то казённые, фальшивые, тусклые. Фразы становились неуклюжими, как шпион при аресте. «Надо прогуляться, - решил Инжиков, - развеяться…»
Вечер приятно веял летним ветерком. Недалеко от дома, на углу тихой улочки, его остановил небритый тип, в помятом, синем костюме. Косо ухмыльнувшись, он ласково просипел: «Не желаете на закусочку?» - «Что?» Субъект вытащил из недр своего пиджака пухленькую пачку, перевязанную розовой ленточкой. «Открыточки и фото, - сказал мужчина. – Только для вас!»
На первой открытке была изображена миловидная девушка в игривом купальнике, белоснежно улыбаясь на фоне моря и неба. «Ниже вообще без одежды!» - многозначи тельно сообщил субъект. «Что? Стриптиз?! Да как вы смеете мне такое предлагать!..» - Инжиков густо покраснел. «Как хошь, - равнодушно брякнул субъект. – Другие возьму. Кухтя!» «Я не кухтя! – срочно сообщил Инжиков. – Просто у меня другие интересы … И сколько стоит эта гадость?» Субъект назвал цену. Инжикова зашатало от возмущения,но он выстоял. «Безобразие! – подумал он. – Так много за какую-то дрянь!» Он покосился на пачку. Она была аппетитно-толстенькой, праздничной, казалось она призывала Инжикова – «Возьми меня! Не упускай шанс!» В голове у Инжикова что-то затикало и он жалобно сказал: «Беру!»

Пачка жгла карман, но Инжиков мужественно терпел.Скорым шагом поднялся к себе, пробежал в кабинет. Время было подходящим – жена в гостях. Он положил пачку на стол. Смакуя грядущее удовольствие, сделал себе крепкий кофе, устроил в кабинете уютный полумрак, сел в мягкое кресло и взялся за пачку.Ленточка развязалась легко. Ещё раз взглянул на девушку в купальнике и отложил открытку в сторону. На второй открытке он обнаружил изображение (на фоне сельской местности) … коровы. Внизу надпись: «Зорька». Далее указывались вес, надои молока за неделю, название колхоза, выходившего такую красавицу. На других открытках тоже были коровы, с телятами и без, пятнистые и не очень. Все они имели поэтичные имена: «Аэлита», «Хризантелла», «Звёздочка», «Лазурная», «Ландыш»…
«И за это с меня… - Мысленно закрякал раненый в самое сердце Инжиков. – И это стри … стриптиз!.. И я!.. И меня!..»
Но вдруг в кабинет вошла пришедшая из гостей жена. Молниеносно, совершенно инстинктивно, Инжиков успел спрятать открытку девушки в купальнике куда-то между дрожащих от гнева колен. Но другие открытки попались жене на глаз. «Животноводством увлёкся? – участливо спросила она, разглядывая коровок. – Хорошее дело». Теперь она знала, что подарит мужу послезавтра, на его день рождения – альбом по животноводству! Она мило улыбнулась и выплыла из кабинета.
Инжиков казался себе Везувием, способным погубить не одну Помпею. Взгляд его заметался по кабинету и остановился на незаконченной лекции. Он сел и стал писать. Слова получались чеканные, искренние. Особенно места о разных жуликах, разрушающих внутренний мир человека социалистического общества, негодяях,для которых нет ничего святого. Написав шедевр, Инжиков устало откинулся на спинку кресла и прикрыл веки. Посредь разноцветных кругов он увидел корову с мордой, напоминавшей физиономию субъекта, а на её хребте сидела жена Инжикова в купальнике и мило улыбалась. Корова жевала рукопись. Инжиков дёрнулся и видение исчезло. Гадливо ухватив пачку кончиками пальцев, он засунул её в подвернувшийся полиэтиленовый мешочек и выбросил в форточку.