Мобильные страсти
Я на улице отдыхаю: смотрю, как город на глазах меняется, погодой любуюсь, если она позволяет. Для этого надо только чуть пораньше выходить из дома: на работу ли, к автобусу ли… Многие, может, так и делают, но, выходя на улицу, тут же хватаются за мобильник. Кто-то разговаривает по нему, а кто-то просто идет и смотрит на него. Идет и смотрит, как на любимого до свадьбы. Созерцает в общем. Может, он и вышел специально пораньше, чтобы помедитировать. Но лучше, конечно, если бы люди медитировали с телефоном в автобусе, а трепались по нему на улице, потому как мобильник в транспорте сразу превращает человека без элементарной культуры в неандертальца. И сразу начинаешь понимать: как мало среди нас настоящих гомо сапиенс.
Я тоже всегда носил с собой это чудо 21-го века, но после одной примечательной поездки в автобусе, стал оставлять его дома. Еду как-то на работу. Стою в середине автобуса (там ниша такая есть у окна) и «думку гадаю». И тут, у рядом стоящей женщины, зазвонил телефон. Она поспешно извлекла его из сумочки и, глянув на дисплей, ответила, что – да, это - она, едет в автобусе, а потом поинтересовалась: чего та от неё хотела. А подруге, наверно, до смерти хотелось с кем-то поговорить, потому что женщина больше слушала, а её участие в разговоре сводилось к коротким репликам «Да», «Нет», «Да-да», «Нет».
И тут мне вспомнилась студенческая жизнь в общежитии, когда мы, 16-17-летние оболтусы собирались по вечерам в комендантской, где стоял городской телефон. По нему постоянно кто-то разговаривал и, конечно же, с девчонкой. Её слов мы не слышали, а говоривший тоже ронял в трубку односложные «Да», «Нет». Тогда, потехи ради, мы начинали задавать разные прикольные вопросы, и разговор ко всеобщему веселью из интимного переходил в интимные подробности. А раз уж я вспомнил «юные забавы», то грех было не приколоться снова, и я мысленно начал заполнять паузы в разговоре женщины с подругой своими вопросами:
- Она твоя подружка?
-Да.
-Красивая?
-Да.
-Честная?
-Нет.
-Что, всем?
-Да.
-А мне?
-Нет.
- Ну ни фига себе, - взаправду возмутился я. - Всем – да, а мне – нет. А не пошла бы ты…
И тут её словно прорвало:
-Да была я там. Размер не мой. И искусственный. Куда? На рынок? К чёрным? Не-е. Я скоро по путевке в Турцию еду. Там выбор больше, и все – натуральное. Глаза на лоб лезут. Что? Ну, не так выразилась, а тебе, как голодной куме…Ведь знаешь же: после замужества я ушла из большого секса. Все, все, все! Не хочу слушать. Пока.
Она отключилась. Но слова подруги, видать, перенесли её, судя по возрасту, в не очень далёкое прошлое. И это прошлое, читалось в её улыбке, было не самой большой ошибкой молодости.
Тут в автобус вошли двое мужчин неопределенного возраста. Один, уже успевший чем-то опохмелиться, с прижатым к уху телефоном, по-хозяйски плюхнулся на заднее сиденье. Второму, судя по его виду, с опохмелкой явно не повезло и, словно, боясь расплескать мозги, он осторожно пристроился рядом.
-Значит, так, Толян,- продолжил начатый на остановке разговор опохмеленный, мы к тебе в автобусе едем. Да. Рядом сидит. А бух есть? Зашибись! Сейчас нарисуемся.Он отключил мобильник, на отлёте руки любовно обласкал его взглядом за приятное известие, потом посмотрел в окно: сколько остановок ещё осталось до заветного места,и начал красочно рисовать другу картины вчерашней попойки. По салону поплыли волны густого мата, но ко всему привыкшие люди не обращали на это никакого внимания. После всех потрясений и революций их трудно было вывести из себя какой-то ненормативной лексикой. Но нашлась живая душа, которая не вынесла подобного хамства, и эта душа, конечно же, принадлежала женщине.
-Молодой человек, - с негодованием сказала она,- вы же в общественном транспорте находитесь. Людей бы постыдились. Зенки зальют, рот раззявъят и дыши тут с ними одним воздухом. Последние слова были обращены уже к пассажирам.Но они повисли в воздухе и публичной порки нарушителей порядка не последовало.
А вот у рассказчика видения вчерашнего веселья начали расплываться перед глазами, а вместо них, как на фотобумаге, стала проступать действительность в образе женщины, которая ему что-то говорила. Наконец, до него дошел смысл услышанного, но поскольку выпитое ещё не успело перейти в агрессию, а пребывало в любви к ближнему, «молодой человек» даже как-то обрадовано, по-родственному даже, выдохнул «свежаком» в её сторону:
- Ты чё, тётка, с телеги упала?
Оскорблённая женщина, зная, что никогда, ниоткуда и ни на что не падала, даже начала привставать, одновременно набирая в грудь побольше воздуха, чтобы на одном дыхании высказать обидчику всё, что она думает о рожденных от такой-то матери. Но тут знакомая мелодия, зазвучавшая из глубин её сумочки, в зародыше остановила поток слов, которые, застряв у неё в горле, краснотой разлились по лицу. Она опала, с досадой шлёпнувшись на сиденье, но, разглядев номер, буднично ответила:
- Алло? Да, я. Ты откуда? И я в автобусе еду.
При этих словах женщина обежала глазами пассажиров, будто призывая их быть свидетелями того, что она действительно едет в автобусе, а не шагает пешком по Качгортскому мосту. А я машинально даже закивал головой:
- Непременно…только скажите… под присягой.
Но она уже вся была в разговоре и вовсю грузила пассажиров своими проблемами.
- Куда еду? Туда и еду. В поликлинику, куда же ещё? Ха! Раньше я тоже за три квартала обходила, а теперь как домой прихожу. Что болит? А всё болит. И давление скачет. С утра, как корыто, разбита. Погода, видишь, какая? Каждый час меняется. Муж? А что ему сделается? Не просыхает, зараза. Всю кровь уже выпил из меня, паразит. В наркологию? Да я бы со всей душой – он не хочет. Что люди подумают? Да мне они как-то… Во-во! Побудут в моей шкуре – тогда узнают. А ты чего звонишь-то? Живая, живая… Я ещё всех переживу. Что, уже выходишь? Ну, давай…ну, пока…и тебе тоже…и тебя тоже…передам.
Закончив монолог, женщина всем корпусом повернулась назад, желая всё же достать обидчиков: «тётку» она алкашам прощать не собиралась. Хотя только что, походя, сама опустила всех в автобусе ниже плинтуса, даже не заметив этого. Увидев, что мужиков тех уже и след простыл, последнее слово она всё же оставила за собой:
-Ну, люди! Совсем озверели. Скоро грабить в автобусах начнут.
- И насиловать, - добавил чей-то насмешливый голос.
- Если бы,- откликнулась женщина, но потом, видимо, сопоставив кое-какие факты, с сомнением покачала головой и уже про себя добавила, - от них дождешься.
И непонятно было из её слов: то ли она рада, что скоро начнут насиловать, или же боится, что этого никогда не дождётся. Так и вышла на остановке, унося в себе гамлетовское «быть или не быть». Не успели за ней закрыться двери, как нетерпеливо и настойчиво заверещал ещё чей-то мобильник, и тут же радостный голос озвучил пассажирам очевидное:
- В автобусе еду. Да.
- Я охреневаю в этой ботве,- с веселой злостью ругнулся рядом какой-то мужчина, потом, повернувшись ко мне, с недоумением поинтересовался:
- Они что, в первый раз в автобусе едут? Только и слышно: «Я в автобусе еду…».
- Да, нет,- в тон ему ответил я. Это они жалуются, что из-за нас, сволочей, вынуждены ездить в автобусах. А, может, автобус для них - символ: он ведь по прямой ходит, а у них принцип – ни шагу налево.
- Принципы… налево…направо… По нему, он покачал в руке мобильник, можно, находясь у любовника, сказать, что ошибочно села на «семерку», с кладбища на мусоровозке вернулась в город и уже целый час ждёшь «единичку» на площади.
- Тоже, верно, - подумал я. А вообще-то, после слов «еду в автобусе» культурные люди должны отключать мобильники. Но культура, видно, как раз в автобусе и отдыхает. Это талант не пропьёшь: он врождённый, а культурные навыки, полученные в школе на перекурах между уроками, утрачиваются даже без бутылки.
Может, и в самом деле какое-то излучение от мобильников идет, если люди даже память теряют? Вот, пожалуйста: женщина, не прекращая разговора, подхватилась и выскочила на остановку, выдернув за собой ребёнка, обернулась вокруг себя: не там – и назад в автобус.
А ведь во всех русских народных сказках, обернётся кто вокруг себя, так сразу в писаную красавицу превращается, или – в нечисть какую. В зависимости от ситуации. А эта даже в лице не изменилась.
- Боженька, -взмолился я, - сделай, пожалуйста, так, чтобы люди опять нормальными стали. Или я сейчас возьму и заблажу: «Доста-а-али, мать вашу»... Но тут у меня зазвонил телефон…
Жена потом три дня со мной не разговаривала.