Не любят в Приморье февраль. Не любят, и все! В этом месяце хорошо сидеть дома, в тепле и уюте. А вот выходить на улицу, где свирепствует пронизывающий злой «Китайский ветер», это как ни крути – подвиг! В феврале Лешка отказывался от ежедневных прогулок по городу и предпочитал ездить общественным транспортом. Хотя, как говорят, «хрен редьки не слаще». Автобусы ходят редко и не по расписанию, а при таком ветре кажется, что они не ходят вообще.
Позавчера Лешке повезло. Маршрутка пришла раньше, чем пассажиры успели окоченеть. И все же, ввалившись в студию, не раздеваясь, он первым делом включил чайник. Тут же явился замерзший Семен и удивленно спросил:
– Ты уходишь, или пришел?
– Пришел.
– А чего не раздеваешься?
– Не хочу. Замерз.
– И я замерз. Ничего, сейчас чайку попьем, согреемся.
Чаевничали по утрам уже двадцать седьмой день подряд.
Обхватив двумя руками «сиротскую» полулитровую кружку горячего чая Лешка думал о том, что в феврале каждому жителю Приморья, только за то, что пришел на работу – можно смело давать медаль. Светлая мысль прибавила настроения, и он поделился ею с режиссером.
– Пришел на работу – получи медаль!
Семка представил себе утренний ритуал награждения трудового коллектива Дальзавода и хитро улыбнулся.
– А домой ушел, тоже медаль?
– Тоже, – стоял на своем Лешка. – Я считаю, что каждый выход на улицу надо приравнивать к подвигу. И награждать!
Семка уже вовсю хохотал:
– А кто дома вручать будет, жена? А теперь ты представь, за 29 дней – 58 медалей! Этак груди не хватит. Да и кто согласится такую тяжесть таскать? Разве, что б ветром не сдуло?
Веселое замечание режиссера подействовало на Лешку странным образом. Он на секунду замер и в панике бросился к телефону.
– Вот черт, совсем забыл… – бурчал он, набирая номер. – Алло, Серега, кто у вас сегодня режиссером эфира работает? Марья? А она пришла? Нет? Она не опаздывает, она за колонной фуникулера стоит. Откуда я знаю, как она туда попала… наверно ветром прибило.
Видно Лешкино сообщение так сильно подействовало на невидимого Серегу, что даже Семену стало слышно, как на том конце провода кто-то басом истерично кричал по проводу тупости режиссеров которым: «не стоять, а на работу идти надо…»
– Не ори! Она пыталась. Только кругом лед и ее ветром сносит в другую сторону. Да не мог я ей помочь, я в автобусе мимо ехал и видел… Ты не ругайся, ты думай, или начинайте эфир сами, или пусть кто ни будь за ней сходит. Все!
Лешка положил все еще орущую трубку и долил себе горячего чаю.
– Вот люди. До студии всего двадцать метров! А Марья там стоит и вокруг лед…
– Везде сплошной лед, – согласно покивал Семен. - Из-за него меня сегодня чуть не побили.
– Кто?
– Девушки на остановке. Садитесь, говорю, вы же замерзли, я вас бесплатно довезу. Мне машину утяжелить надо. Так они, представляешь, разорались: «за кого я их принимаю, они не толстые!»
– Лучше бы толстые были, – думая про худенькую Марью, буркнул Лешка. Вот ей бы медали помогли. А еще вспомнил, что их Олька тоже весит не бог весть сколько и выдал новую идею:
– Слушай, а давай Ольку наградим, если она на работу придет?
– Давай! – охотно включился в игру Семен. - У меня шоколадка есть. Какая-никакая, а награда.
Лешка бросился к шкафу с аппаратурой, достал кусок провода и свернул петлей.
– Вот, вместо ленты сойдет! Давай сюда шоколадку, я ее скотчем примотаю.
Награда получилась странной до безобразия. Но коллектив остался доволен своим благородством и находчивостью. По очереди примерили «медаль» и сели ждать Ольку.
– А вдруг она не придет? – заволновался Лешка.
– Придет! Мы должны третий сюжет программы для охотников придумать. Два у нас уже сняты, нужен еще один. Кстати, уже давно должна была быть.
– Может, тоже за колонной, где стоит? – предположил Леха.
Парни даже заволноваться не успели, дверь распахнулась и ведущая программы «Охота на охоту» предстала перед коллективом. Стоя в дверном проеме, как в раме, она одним движением руки сбросила капюшон куртки и блестящие волосы, еще вчера белокурые, цветным водопадом упали на плечи. Олька победно смотрела на парней, ожидая комплиментов.
– Что ты наделала? – в ужасе воскликнул Семен.
Леха подскочил к девушке и стал пристально рассматривать рыжие, коричневые и бежевые тонкие прядки.
Олька смутилась и провела рукой по волосам.
– Разве плохо? Это называется «мелирование».
– Свинство это называется! – горько выдохнул Сема. – Ну чем ты думаешь, горе мое? Зачем ты это сделала?
– Чтобы красиво было, – чуть не плача пролепетала Олька. – Я старалась как лучше.
– И что теперь? – гневно вопрошал режиссер. - Половину программы мы сняли с теми волосами, а вторую будем… с цветными? И как я все это смонтирую?
– Через перебивку! – не задумываясь, ляпнул оператор, пытаясь погасить конфликт.
Семен думал и с каждой минутой мрачнел все больше и больше.
А Лешка вспомнил про «награду», достал «медаль на ленте» и пошел к Ольке, как ему казалось, торжественным, но, чтобы не мешать Семену, тихим шагом. Увидев крадущегося к ней Лешку с проволочной петлей в руках, Олька испуганно взвизгнула и в одну секунду оказалась за спиной Семена, занятого горькими мыслями о том, что плохой из него режиссер, раз он не мог предвидеть, когда Ольке захочется изменить внешность. «Сам виноват» - мысленно вынес он себе приговор, а вслух сказал: «За все надо платить», имея в виду, что ему и расхлебывать ситуацию с волосами. Сказал он это себе, но коллектив услышал и, каждый понял по-своему. Вернее, Лешка совсем не понял, за что платить, за шоколадку, что ли? И остолбенел от мелочности режиссера. Олька не могла поверить в страшную расправу за изменение прически, но на всякий случай, попятилась к окну и там затаилась в ожидании дальнейших действий.
– Вы чего застыли, как «два тополя на Плющихе»? – удивился Семен, очнувшись от своих мыслей. Увидев в руках Лешки «медаль», он криво усмехнулся:
– Мы вообще-то, хотели тебя наградить.
– Петлей?
– Ну, извини, ленточек в нашей студии не нашлось, – притворно обиделся Лешка. – А шоколадку надо было на что-то повесить.
– Я решила, что вы меня этой проволокой душить будете.
– За что?
– За волосы.
Лешка с недоумением посмотрел на Ольку.
– Ты серьезно? Лично мне твоя прическа нравится. Очень интересно и модно. Зря ты, Семка, скандалишь, сейчас все тетки так носят. Чем наша Олька хуже?
Режиссер грустно вздохнул.
– Не хуже. Ты, Олька, не обижайся. Действительно, очень красивая прическа и тебе идет… Но, через перебивку не получится. Придется все переснимать… а времени нет. А главное, то, что снято - уже смонтировано. И получилось так прилично…
Лешка сразу смекнул, что работать придется и днем и ночью и возмутился.
– Зачем переснимать? Ты же сам говоришь, прилично получилось…
– На удивление хорошо получилось! – горько подтвердил Сема.
– А хочешь, - подала голос Олька. – Я парик одену? У моей знакомой есть парик, совсем как мои волосы до покраски.
– Зачем парик? Все равно твою новую прическу никто не увидит, - раздался голос полковника, входящего в офис студии. И, пока начальник всех охотников, он же заказчик программы, которую надо переснимать из-за модницы Ольки, раздевался, творческий союз оторопело смотрел друг на друга пытаясь понять, почему это «никто не увидит». А полковник, как ни в чем, ни бывало, налил себе кружку чаю и присел к столу. Лешка высказал смелое предположение:
– Обреем наголо? Как в армии?
Полковник поперхнулся чаем.
– Сдурел, такую красоту брить? Просто Оля будет в шапке и в шарфе. И в валенках.
– Где? – не мог сообразить Сема.
– А я не сказал? Ну как же! У нас же соревнования, ежегодные и традиционные. По рыбной ловле. Завтра все едем в бухту «Новик» на весь день.
– Так холодно же.
– На завтра обещают минус пять. Это практически лето. Да и в бухте ветра нет. А, кроме того, мы с собой на пароме перевозим УАЗик. В нем будут греться трезвенники, язвенники и дети. Ну и Оля.
Как будут согреваться остальные, Лешка поскромничал и уточнять не стал. А зря. События следующего дня показали, что скромность не всегда украшает, особенно операторов.
***