Эсэсовский офицер, принимавший новый этап военнопленных, прибывших
в Лодзинский лагерь, был краток: - Лагерь этот образцовый.
Дисциплина в нем железная. За малейшее нарушение будете строго наказаны.
За попытку к бегству - расстрел.
Надеюсь, что всем понятно? снисходи¬тельно закончил он свою речь.
- Понятно... - уныло отозвался кто-то в задних рядах. И вдруг голос
отвечавшего перешел на злобный крик: "Чего уж понятней!"
И все сразу заметили: на столбах, у запретной зоны дощечки с короткими
надписями: "Расстрел". По колю¬чей проволоке бежит ток высокого напряжения.
Три ряда колючей изгороди оцепляет бараки, а за ними возвышается дощатый
забор и вышки с пулеметами. Между проволокой и забором маячат автоматчики.
Но советские летчики в фашистском плену ни на одну минуту не помышляли о сдаче.
Каждый день, каждый час в Лодзинском лагере шла напряженнейшая борьба против гитлеровцев.
История не сохранила нам ни отчета о тех, строго законспирированных собраниях подпольщиков, ни списка их, ни их боевых донесений.
О подвигах воинов этого участка фронта не прочтешь заметку в старых,
уже пожелтевших от времени, газетных подшивках.
О них не сообщалось даже в сводках Советского Информбюро.
Не ради славы, ради жизни на земле боролись они.
И живые принесли на Родину рассказ о том, как 130 военнопленных советских лётчиков готовили дерзкий побег из Лодзинского лагеря. Возглавлял эту опасную работу капитан авиации коммунист Шепетя.
В Лодзинском лагере Владимир Николаевич быстро познакомился с другими летчиками, полковниками Чубчанковым и Исуповым, Героем Советского Союза Николаем Власовым, капитаном Иваном Битюковым, на счету которого было 350 боевых вылетов и воздушный таран, совершенный им на Кубани, с опытным воздушным бойцом старшим лейтенантом Володи-ным и очень молодым лейтенантом Николаем Поповым.
Он заметил, как подолгу лейтенант Попов присматривается к колючим ограждениям, словно прикидывая, где можно сделать проход, И однажды он подошел к Николаю. Николай горячо, с нескрываемой решимостью, заговорил:
- Бежать надо, товарищ капитан! Нет сил, больше сидеть здесь и ждать. Неужели я отлетался? А мечтал с боями до Берлина дойти.
- А как же ты думаешь бежать? - посмотрев на Николая, спросил Шепетя.
- Да вот так, - страстно ответил тот, - разгонюсь и - через прово¬локу, а там махну через, забор, была, не была, а прыгаю я хорошо, спортом всегда увлекался.
- Э, дружок, - широкая ладонь капитана мягко легла на плечо Попову, - бесполезное говоришь. Это отчаяние тебя зовет. Давай-ка лучше другим порядком. Лавиной рвануться - еще, куда ни шло. Но и этот путь не лучший. Подкоп... Понимаешь?
Лейтенант ответил ему восторженно изумленным взглядом.
План Шепети одобрили и Герой Советского союза Николай Власов, и Чубчанков, и Исупов, и Битюков и все руководители подпольной группы.
Подобрали десять молодых еще физически крепких летчиков, которые смогли продолжительное время находиться под землей.
Подкоп решили прорыть за линию колючей проволоки. И повели
его из временно закрытой большой бетонированной лагерной уборной,
стоявшей неподалеку от изгороди.
Тайно собрали и припрятали инструмент, сделали деревянный дверной ключ. Тайно проникали на свое рабочее место добровольцы-землекопы. На всех была одна кирка и одна лопата, ловко похищенные у немцев. В грунт вгрызались руками, мисками. Работали раздетыми догола - намочишь одежду или прилипнет к ней песок - навлечешь подозрение старшины барака или кого-нибудь из эсэсовцев.
В темном, узком тоннеле не хватало воздуха. Задыхаясь, рыли посменно. Словно по конвейеру передавались на выброс миски, наполненные грунтом.
....Тридцати метровый тоннель вышел за зону лагеря.
- Сегодня ночью попробуем, - доложил Шепетя. Подпольная организация решила, что в побег должен уйти весь лагерь.
Власов, Чубчанков, Шепетя, Битюков пошли по баракам предупредить людей.
Сообщение о близкой свободе огнем опалило душу.
И, казалось, что день стал нескончаемо длинным, скорее бы вечер.
Француз Ив Маэ, командир эскадрильи из полка "Нормандия", узнав о замысле русских летчиков, взволнованно сказал Шепете; "Я иду с вами, братья! Я тоже иду в Россию".
В час заката, когда вокруг лагеря сменялись караулы, воздух неожиданно разрезали выстрелы.
Часовой, проходивший по полосе вспаханной земли между рядами колючей изгороди, вдруг увидел зияющую дыру свежего обвала.
Надрывно завыли сирены. С их изматывающим душу воем перекликался лай собак, гомон взбешенной охраны.
Ночью Владимира Шепетю разбудил лай собаки. Огромный пес, дышал жаркой оскаленной пастью.
Рядом кричали эсэсовцы:
- Шуэ, Шуэ! Во винд дайне шуэ? (Ботинки, ботинки. Где твои ботинки?)
Нары Шепети стояли в последнем ряду возле самой стены. Ложась в тот вечер, он предусмотрительно толкнул свои ботинки на верхние нары к соседу, подальше в темный угол, а обувь соседа поставил внизу. Это и спасло. Покрутили - покрутили эсэсовцы его ботинки, но, как видно, след их оказался куда меньше обнаруженного в тоннеле, и озверевшие эсэсовцы ринулись в соседний барак.
В лагере началась расправа.
Трое суток - дни и ночи - узники стояли на плацу под унылым, холодным дождем. Эсэсовцы повыгоняли из бараков даже тяжелобольных. Быстро намокло белье (верхнюю одежду взять не разрешили). Пленные стояли, зябко поводя острыми плечами, пряча руки в рукава старых рубах. Под босыми, почерневшими ногами чавкала мокрая земля.
Организаторам побега - пять шагов вперед! - вновь и вновь выкрикивал эсэсовский офицер.
Но строй молчал. Эсэсовец остервенел. То и дело раздавался треск пощечин, сопровождаемый бранью. Теперь эсэсовец грозил отправкой в концлагерь.
Капитан Шепетя видел, как измучились люди. Они падали от изнеможения, и Шепете казалось, что все, все - весь строй - смотрят только на него. Вот-вот кто-нибудь не выдержит и назовет его фамилию, и тогда - вечная тебе память, Владимир Николаевич!
Но строй молчал. Пленных одного за другим таскали на до¬прос в лагерное гестапо. Люди возвращались избитыми, окровавленными. Но в их взглядах капитан читал: "Ничего не сказали проклятым, ничего!"
К исходу третьих суток враги применили новый ход. "Пища…Теплая одежда...", - услышали стоящие в строю; в обмен эсэсовцы требуют назвать организатора побега. Но ничто не сломило силу воли советских летчиков. Так и не добившись вы¬дачи организатора побега, гитлеровцы срочно вывезли всех во¬еннопленных летчиков из Лодзинского лагеря в штрафные коман¬ды и концлагеря.
Капитан Шепетя все же совершил побег. Он бежал из шталага в Восточной Австрии. Его напарником стал младший лейтенант Шейко, осужденный гитлеровцами за два побега на пожизненную каторгу.
Сорок пять ночей шли они на Восток. В дождливую, ветреную и на редкость темную ночь забрели на территорию большого фашистского аэродрома, расположенного на окраине города Будвайс.
Сквозь пелену дождя угадывались силуэты самолетов. Вот оно спасение! Скорее - в самолет! Взлететь!.. Повредили более десять фашистских Ю-88. Стали готовить самолет Ю-87 к полету.
Но обнаружила охрана аэродрома. Капитан Шепетя был схвачен охраной аэродрома, а его друг успел уйти к чешским партизанам.
И вот дорога побега привела его в двадцатый блок.
Подпольная работа здесь на глазах у тех, кто стремится уничтожить, вдвойне опасна. Но капитан только и живёт, только и держится мыслями о борьбе, о новом побеге.
Он верит, что вернётся на родину, должен вернуться