Виктор направлялся к зданию университета, кивая студентам и отвечая на рукопожатия коллег-мужчин. Сотрудницы вяло поднимали руки в знак приветствия, посылали привычные улыбки, а лица оставались озабоченными, хмурыми, одним словом - никакими. Хмурой была природа с зарядившим дождем. Всю дорогу таким же был и Виктор, но, выходя на прямую к университету, постарался придать лицу соответствующее выражение. Как же раньше он мог любить осень с ее бесконечными дождливыми днями? Два года назад Виктор защитил диссертацию; блестяще обосновать выводы о задачах оппозиции в разные исторические периоды помогали осенние прогулки. Подолгу бродя в парке, поддевал ногами звенящие листья и размышлял среди тишины, пряных запахов или под шум дождя. Домой бежал, имея четкое представление, как пройдет дальнейший вечер – обдуманного хватало для плодотворной работы на долгие часы. Но с тех пор многое изменилось, не в природе - внутри Виктора. Осень не радовала, листья опадали вяло, покорно, просто заканчивали жить по указке устроителя мира. А в другом мире листья падали вверх!
Виктор покосился вправо. Опять та самая девушка с третьего курса, стараясь держаться чуть сзади, идет параллельно и не спускает с него глаз. Девчонки всегда влюблялись в преподавателей, даже в седых профессоров, так что он, 35-летний свободный мужчина, и вовсе не был обделен вниманием. Вот только никто не мог похвастаться, что удалось увлечь его, и это только усиливало интерес студенток. Тайная несчастная любовь? Убежденное нежелание терять свободу? Разочарование? Слухи ходили разные, где правда, где вымысел - никто не мог сказать. Виктор привык к обращенным на него девичьим глазам во время лекций. Были тайные записки, откровенные признания, навязывания и слезы, все это стало будничным, как одна из издержек публичной профессии. А эта девушка чем-то заинтересовала. В последнее время Виктор стал ощущать не себе внимательный взгляд, долго не мог сообразить, от кого он исходит, а когда понял, словно впервые увидел студентку, которая обучается у него третий год. Ну, да – Ира Соболева, знакомая фамилия - обычная, и студентка средняя, поэтому не запоминалась. Ирина не вспыхивала от радости, когда взгляды встречались, не заливалась краской и не распахивала глаза, как делали многие, пытаясь показать Виктору полыхавшее чувство. Внимание уступало место нейтральному выражению с толикой спрятанного смущения. В такие моменты Виктор всегда думал о лаборантке Аллочке. Еще недавно она тоже была студенткой, а после окончания университета осталась на кафедре. Из-за него, это знали все. Аллочка любила Виктора самозабвенно, но никогда не выпячивала любовь, старательно прятала и ужасно краснела, стоило уделить ей ничего не значащее внимание. Экзамены, когда приходилось вступать в прямой контакт, доставляли Аллочке мучение, но держалась она мужественно, отвечала ровно, смотрела серьезными глазами и только потом, за дверью, краснела и даже плакала, объясняя окружающим, что переволновалась. Виктор никогда не видел Аллочку печальной, хотя другие, влюбленные в него, носили маски страдалиц, показывая, как безответная любовь разрывает сердце. Ее ненавязчивое существование внушало уважение, чувство было непоколебимым, и Виктор не удивился, когда она решила остаться в университете. Даже обрадовался, потому что образ Аллочки ассоциировался со спокойствием и постоянством: если Алла на месте, значит, в мире все замечательно! Она больше не краснела, относилась к нему ровно, как и к другим преподавателям, и Виктор в очередной раз вздохнул: вот она, вечная любовь, которая проходит, стоит ей столкнуться со временем. Вот как затухает, не находя поддержки, значит, любовь – это потребительское чувство, с чем Виктор не хотел мириться. И вот новая девочка, не похожая на Аллочку, идет ее дорожкой и заставляет Виктора проявлять интерес, который сводится к размышлениям: почему она заявила о себе только на третьем курсе? Запоздалая влюбленность? Девушка не доставляла хлопот своими чувствами, но в моменты более близкого общения казалось, что вплотную приближается мир, о котором кроме него никто не знал. Тот самый, с парящими, как птицы, листьями, покинувшими насиженное место на ветках.
Виктор частенько вздыхал: столько времени потерял, не понимая, что до места, которое помогало обрести душевное равновесие, было, как говорят, рукой подать. Одинокая скамейка в парке давно привлекла его внимание, он недоуменно косился на нее и удерживался, чтобы не потереть глаза: кажется? Скамейка была самая обычная, таких много разбросано по аллеям, но одинокой Виктор окрестил ее потому, что и проливной дождь она оставалась сухой. Не помнит, какой была раньше, ходил мимо каждый день, не обращал внимания, а когда на душе помрачнело, стал искать, за что зацепиться и хоть чуточку порадоваться – так объяснял свою прежнюю невнимательность. Поглядывал на прохожих: как они реагируют на необъяснимое? Пробегали мимо, не замечали. Почему? Была ли мысль подойти, осмотреть скамейку? Да, но то ли не решался это сделать, то ли не хотел расстаться с чем-то вроде сказки.
В один из выходных Виктор проснулся рано, хотя планировал отоспаться: никаких дел намечено не было. Не лежалось, отчего накатилось очередное раздражение. Выпил кофе, посмотрел в окно, нахмурился. На улице мрачно, задержавшиеся на деревьях листья обвисли безжизненной тряпкой, принимая дождевые удары, как пощечины. «Ненавижу, когда мир такой»,- выплеснул Виктор сквозь стекло. Неприятно заныла душа, укоряя, а он, застыдившись некрасивых слов, в оправдание стал собираться на прогулку, чтобы доказать себе: действительно, ведь, мерзко, я не оболгал погоду. По улице шел, с наслаждением погружаясь ботинками в месиво из листьев: чвак…чвак… Противный звук, что и требовалось доказать! Задумавшись, Виктор направился по привычной дороге на работу. Какая разница, куда брести без цели? Не в этом ли причина хандры, подкрадывающейся постепенно, а теперь вцепившейся накрепко? Ерунда, решил Виктор, просто на улице несносная осень, пройдет – все наладится, я вновь смогу быть прежним. Почувствовал, что врет себе, остановился, взгляд упал на ту самую скамейку. Ничего не хотелось выяснять, потянуло немедленно почувствовать, что в этом мире есть что-то светлое, поэтому подошел и сел на место, которое дождь обходил стороной.
Наступила тишина, глаза пришлось закрыть, настолько непривычным показался солнечный свет. Посидел, купаясь в тепле, боясь: вдруг опять в парке только сырость и хмарь? Собрался с духом, огляделся. Какая красота! Светлый парк середины осени, еще зеленая трава и – чисто. Сначала не понял, почему природа показалась искусственной, в новом мире чего-то не хватало, а чистоты было в избытке. Поднялся, прошелся, не рискуя отходить далеко от скамейки, провел ногой по траве. Настоящая, живая, только – одинокая, как скамья. Ах, да, причина в том, что зелень ничем не разбавлена – ни одного желтеющего пятна, ни одного увядшего листа, как положено осенью. Осмотрел деревья: все, как должно быть - листья сплошь самых разных осенних оттенков, поредевшие, готовые расстаться с деревом. Виктор задрал голову и удивился: листья, собравшись в стайки, как птицы, кружили над верхушками, плавно паря в воздухе. Может, перед его приходом налетел ветерок, подхватил их с земли, завертел в воздухе и умчался хулиганить дальше, а они по инерции движутся вверху? Пора бы услышать земное притяжение и… Мысль оборвалась, Виктор с изумлением уставился на ближайшую ветку. Несколько листочков затрепетали, потягиваясь вверх, вытянулись, оторвались, как оттолкнулись от ветки и закружились, приветствуя свободу, подтягиваясь к листкам с других деревьев.
- Любопытно, - пробормотал Виктор, сел на скамейку и долгое время наблюдал за природой, вывернувшейся наизнанку. Поразился своему спокойствию, словно знал: так бывает, этого и ждал и, видимо, в последнее время психовал потому, что ожидание затягивалось.
С тех пор в любое свободное время он убегал в тайный мирок, отдыхал душой, мечтал, как, ознакомившись с подарком судьбы поближе, попытается узнать: возможно ли поселиться в этом месте, чтобы всегда видеть осень такой – не надоедавшей? Как это сделать – не знал: за время пребывания здесь ему никто не встретился, не смотря на прекрасную погоду, располагающую к прогулкам, хотя за деревьями угадывалась городская жизнь. Так, из посещения в посещение, и не смог принять нужного решения, вздыхал, внутренне собирался, настраиваясь на возвращение, понимал: пора, и сразу открывал зонт, ограждая себя от холодного небесного душа реального мира. И сейчас, по пути к университету, еще больше мрачнел от мысли: почему реальностью считается скучное существование, жизнь по расписанию - спать, ходить на работу, жить ожиданием, что однажды на голову свалится все и сразу?
Во вновь открытом мирке Виктор, придя в равновесие, размышлял и о любви. Если здесь все так идеально, значит, чувства тоже остаются чистыми, на них не влияют ни настроение, ни мысли о том, что могут предать, сказать однажды: прости, полюбила другого? Так хочется взять любимую за руку и идти с ней по жизни спокойно, уверенно, не заглядывать вопросительно в глаза, не выжимать из себя «я тебя люблю», просто знать: мы вместе навсегда! Он ждал любви и верил, что найдет именно такую – какую нарисовал в душе. Заметил, что на работе примеряет размышления к Аллочке, но одергивал себя, отступал, поэтому, чувствуя вину перед девушкой, уделял ей повышенное внимание, отчего Аллочка все печальней улыбалась, понимая: чем дружественнее вел себя Виктор, тем все больше отдалялся. Понимал это и он, видел, что время растягивается, как мягкая резина, в которой он вязнет, буксует, что давало повод быть еще больше недовольным жизнью.
Виктор передохнул, привычно расслабившись под мягким солнцем, потом вернулся к мысли, что нужно прекращать бездействие, иначе и это неожиданное чудо становится будничным: сюда он тоже ходит, как на работу.
Неожиданный шелест сзади прервал его размышления. Он оглянулся: из зарослей вышла девушка в светлом развевающемся платье и по траве направилась к аллее, на ходу отряхивая широкие рукава. Она сделала вид, что не замечает человека, сидевшего на открытом пространстве, но, ступив на дорожку, поколебалась и пошла в его сторону.
Девушка не спеша прошла мимо, во взгляде, брошенном на Виктора, промелькнула настороженность. Странно, вокруг было спокойно, у Виктора ни разу не было повода волноваться или оглядываться. Девушка не ушла, повернула, на этот раз остановилась.
- Здравствуйте. Надеюсь, вы не коллекционер?
- Здравствуйте,- приветствие вырвалось у Виктора раньше, чем последовал вопрос незнакомки.- Простите? – помолчал.- Коллекционер чего?
- Вижу, что нет. Странно.
- Почему? Да вы присаживайтесь.- Виктор внутренне встрепенулся, понимая: что-то начинает меняться.
Девушка опустилась на краешек скамьи, помолчала, внимательно вглядываясь в его лицо, ответила осторожно:
- Какой нормальный человек забредет сюда в это время года?
Виктор пожал плечами.
- Вы же забрели.
- Я выбрала это место, потому что здесь почти никого не бывает. Так спокойней…осенью.
- Я тоже выбрал его по этой же причине. Сколько прихожу, здесь всегда хорошая погода, уют, чистота. Ваша осень всегда такая приветливая?
- Осень…- девушка съежилась, словно разом озябла.- Чем она вас привлекает?
- Необычностью. У нас она мокрая, голая, грязная. – он поймал себя на мысли, что ждет вопросов «где это у вас?» - Очень неприятно смотреть на листья, когда они превращаются в месиво, налипают на ноги. Ну, еще настроение - мрачное, как время года, заставляющее убегать от себя. Почему вы так смотрите?
- Вы сказали – листья под ногами? Вы оттуда, где листья опадают на землю? Такой мир, действительно, существует?
- Да. Вы не знали?
- Думала - сказки, выдумки, таких, как я. Спасибо!
Она поднялась, горячо сжала руку Виктора, но вдруг напряглась, отступила, глядя в сторону, заторопилась.
- Мне пора.
- Уходите? Куда же вы? Мы даже не познакомились. Девушка…
Светлое платье мелькнуло за деревьями, послышался шелест, затихло.
Виктор постоял, вытянув шею и прислушиваясь. Странно, так быстро убежала, словно кого-то испугалась. Неужели того мужчину? Он прогуливался среди деревьев, но не бесцельно: шнырял (почему-то именно такое сравнение пришло Виктору в голову) глазами, что-то высматривая. Бросил взгляд мимо Виктора, за спину, сорвался с места и засеменил напрямик, покосился не очень дружелюбно, но на ходу в знак приветствия приподнял шляпу.
Виктор повернул голову, удивляясь: что могло заинтересовать незнакомца на пустом месте? Мужчина остановился у дерева, жадно пошарил палкой в траве, по тому, как поникли его плечи, Виктор понял: осечка! Тут же донесся вздох, мужчина еще раз осмотрелся и вернулся к лавочке.
- Приветствую поближе,- еще раз приподнял шляпу, присел рядом.- Зачем сюда завернул? Ноги сами понесли, думал, не зря. Да-с, в этом году природа припозднилась. Ничего-ничего, все только начинается, правда?- он ждал ответа с непонятной надеждой.
Виктор неопределенно пожал плечами, промолчал.
Послышался горестный вздох.
- Что ж, передохну - и дальше. Я вижу, вы не любитель осени, не коллекционер?
Дался им этот коллекционер! Или в этом мире слово обозначает что-то другое? Но Виктор решил, что будет принимать его по-своему.
- Ошибаетесь, я с удовольствием прогуливаюсь. Собирать, конечно, не мое, но время провожу с наслаждением.
- Что ж бродите по пустоте? Я люблю ходить там, где можно увязнуть по колено, наслаждаться шелестом, вбирать в себя запахи.
- Так не падают же,- Виктор поднял обе руки ладошками вверх, как бы поддерживая уносившиеся в высь листья.
- Падают, голубчик, да еще как! Правда, пока самые ранние, их немного и они в другом месте, а я зачем-то сюда… Показалось… Летают, пока есть силы, потом разом обессилят – и к земле! Осень есть осень, ничего не изменить. Вы загляните недельки через две, в самый разгар – раздолье, восхищение!
- Падают? - в голосе Виктора чувствовалось сожаление, он недоверчиво смотрел на собеседника.
- Да, да. Так жаль, когда их мнут впустую. То мечтательная дамочка забредет, ходит, улыбается своим мыслям и не смотрит под ноги, то влюбленные швыряют друг в друга или, еще хуже, валяются, как на ковре, перекатываются, зарываются в кучи. Вот я и выхожу пораньше, чтобы ничего не пропустить, а то, знаете ли, выхватят из-под носа редкий экземпляр или попортят - душа изболится. Да вы, голубчик, приуныли. Не принимайте так близко к сердцу, это я о своем – наболевшем. Бывайте! – он прикоснулся к шляпе.
Виктор поднялся, проводил взглядом мужчину, словно надеясь, что тот ему просто привиделся. Ушел, как растаял, его просто не стало, как и девушки, спина словно погрузилась во что-то вязкое и испарилась. У Виктора неприятно заныло внутри от мысли, что у него пытаются украсть мир, в котором покой и отдых.
- Падают,- пробормотал он, пробуя слово на вкус.
Походил, присел на землю, оперся о ствол и задрал голову. Листья собрались в большую стаю, покружили над парком и потянулись к югу. Не раз видел такую картину, знал: оставшиеся на деревьях тоже поднимутся вверх, будут парить, ожидая других, и улетят в неизвестные края. Любовался, приветствуя полюбившийся мир, радовался, что в нем все так, как увиделось впервые - постоянная картина, без изменений. Что за холстом – не думал, не хотел, довольствовался малым. А сегодня появилась девушка, которая в разговоре осторожно подбирала слова и наблюдала за его реакцией на них, и этот неприятный человек - замусоленный, угодливый. Нет, внешне все было прилично: нормальная одежда, выбрит, подстрижен, но если б Виктора попросили описать неожиданного собеседника, он бы использовал термин плешивый, мятый, заискивающийся. Ерунда, мужчина как мужчина, а то, что в руках сумка, напоминающая небольшой мешочек, что из этого? Не так давно по городу запросто разгуливали с авоськами, из которых торчало все подряд. Да, мужчина поглаживал котомку, словно хранил в ней нечто близкое душе, но это можно понять, сам же сказал: коллекционер. Но как собирать листья в матерчатую сумочку? Ведь жаловался: мнут…
Виктор встал и тряхнул головой. Какие глупости он несет. В сумке могли быть специальные прокладки или как там называется штука для гербария? Зачем думать об этом? Понятно: оказалось, что здесь те же проблемы, как везде, даже листья только на время становятся птицами. Существует действительность, в которую он еще не окунулся. И не знает, как это сделать. И почему-то не хочет. Парк – это все, что ему доступно – исполнившееся желание. Только время словно замерло и меняется ли когда – вопрос. Но откуда-то пришел человек, куда-то ушел и сказал: в другом месте. И в другое время. Вот это и есть главное: попасть в другое время! Чтобы солнце не стояло в одной точке, чтобы листки с деревьев улетали не как в фильме – повторяющимися кадрами. Нужно немедленно что-то менять. И он знает, как это сделать! Прийти сюда не на час или два, как делал обычно, а остаться на несколько дней, встретить рассвет, походить по городу. Одним словом – решиться отойти от скамьи… надеясь, что она не испарится.
После звонка Ира Соболева не ушла. Осталась сидеть на месте, глядя на Виктора Ивановича. Он складывал учебные материалы в портфель, торопился, отчего листы не помещались, замок не закрывался. Управившись, Виктор хотел идти, но заметил Ирину. Это его не удивило и не зацепило, показалось обыкновенным делом, и он спросил:
- Вы что-то хотели?
- Виктор Иванович, не делайте того, что задумали.
- Вы о чем?
- О заявление на отпуск. Заберите его.
- Да-а, информация у нас поставлена хорошо. Больше вопросов нет?
- Вы же не знаете, что там. Не нужно знать. Ваша жизнь здесь, ваша любовь здесь, поймите это, наконец! Нельзя себя так изводить!
От удивления Виктор сел обратно на стул и уставился на студентку. Возможно, она говорит о чем-то другом, а он, следуя за своими мыслями, сворачивает на любимую дорожку. В любом случае, у нее нет права вмешиваться.
- Однако, уважаемая Ирина! Наш разговор беспредметный, я вас не задерживаю.
Виктор направился к двери.
- Подождите, пожалуйста. Это очень важно.- Ирина была настойчивой, хотя смущалась и краснела.
- Я вижу, вы готовы хватать меня за рукав. Что у вас случилось? И побыстрее, если можно, мне нужно идти, да и аудиторию скоро займут.
- Мне сказали, вы собираетесь несколько дней пожить в мире, который отличается от нашего. Нельзя бросаться в неизведанное: красивая вывеска не гарантия того, что вы придумали для себя.
Виктор напрягся, прищурился.
- Кто мог такое сказать?
- Моя подруга, она оттуда, где листья не падают на землю. Попросила предупредить вас.
- Высокая девушка в светлом платье?
Ирина еще больше покраснела, опустила глаза, замялась.
- Не знаю, мы никогда не виделись, общаемся мысленно. Вы мне, пожалуйста, верьте, я бы не стала говорить просто так. Только…
- Что?
- Пристаю к вам и переживаю: вдруг выдумываю? И я не слышу голос из другого мира, это всего лишь моя фантазия?
- Но вы же знаете о листьях.
- Да, по рассказам. Они улетают, как у нас птицы, а весной возвращаются, прорываясь из почек. Но этим не нужно восхищаться, это не правильно, что-то там не так.
- Вот я и хочу узнать, так что передайте подруге, пусть встречает. Простите, неудачная шутка. Вы поэтому ходили за мной?
- Я не знала, как предупредить, чтобы вы не поддавались, меня давно просили. Я не решалась, теперь жалею: вдруг уже поздно?
- Не переживайте, я уже взрослый дядя, разберусь. Занимайтесь своими делами, Ирина Соболева. Спасибо за участие, но у меня дела.
Девушка появилась почти сразу, как только Виктор, собравшись с духом, поднялся, чтобы идти дальше. Неужели сидела в зарослях, дожидаясь его появления? По крайней мере, в видимом пространстве ее не было.
- Зачем вы здесь? – спросила, не поздоровавшись.- Вас же просили больше не приходить.
- Хочу поближе познакомиться с миром, которым заинтересовался. Сейчас пойду в гостиницу…
- У нас нет гостиниц.
- Плохо,- улыбнулся Виктор.- Значит, заверну на любой огонек с вопросом, где можно поселиться.
- Наш мир – без огней.
- Вы предлагаете мне ночевать прямо здесь, под звездами?
- Увы, свет звезд не сможет к вам пробиться. Возвращайтесь домой, вы хороший человек, и мне хочется, чтобы наш мир в вашей памяти остался таким, каким вы его увидели: необычным и спокойным.
- Вы меня заинтриговали, теперь я и вовсе никуда не пойду. Я историк, люблю постигать неизведанное.
- Виктор Иванович, вы зря настроились на иронический лад. Я говорю о серьезном, а вы словно не замечаете этого.
Виктор смотрел с удивлением.
- Почему – Виктор Иванович?
- Так вас называет моя подруга, это она говорила с вами по моей просьбе.
- Ирина Соболева? Ясно. Знаете, а странно все это. Какие-то пересечения, нити, цепляющиеся одна за другую: здесь, там. А я почему-то не удивляюсь.
Он замолчал, увидев, как девушка замерла, ему показалось, что она готова была бежать, как в прошлый раз, но решительно присела на скамью. Тот же мужчина приближался к ним, не спуская глаз с девушки и ехидно улыбаясь.
- Здравствуй, красавица. Какая встреча! А я тебя ищу, ищу, ноги исходил, но надежды не терял. Нет, не зря меня все время тянуло сюда, у меня отменный нюх.
Виктор заметил, как девушка сжала пальцами доску, но на мужчину глянула твердо.
- Зря надеетесь, я никогда не буду вашей.
- Ох, ох, вы посмотрите,- он продолжал гадливо ухмыляться. - И что же мне помешает? Небо перевернется?
- Небо останется на месте, остальное может измениться. Знак может появиться в любой момент. А если нет, я найду способ огорчить вас по-настоящему.
Виктор чувствовал себя неуютно: это – личные выяснения, вмешиваться было неловко.
- Какая уверенность,- прыснул мужчина,- откуда такая смелость? Опьянил последний глоток свободы? Осталось ждать совсем немного, погода портится, дождь и ветер быстренько сделают свое дело. Красавица моя!- он потянулся к ней.
Девушка вскочила и отшатнулась.
- Уберите свои грязные руки!
Виктор шагнул между ними.
- Оставьте девушку в покое.
Мужчина заморгал, разинул рот, пытаясь что-то сказать, но было видно, что от растерянности у него просто не находилось слов. Он вытянул палец, не останавливаясь, тыкал им в сторону девушки, рот скривился, и мужчина начал смеяться. Сначала смешки вырывались импульсивно, словно он икал, на выдохе он успел проговорить:
- Де-де-девушку? – зашелся смехом и уже не мог остановиться.
Все так же держа палец на весу, от смеха сгибался пополам, запрокидывал лицо вверх, чтобы ухватить очередную порцию воздуха, хохотал, стуча свободной рукой по колену. Выступили слезы, мужчина обессилил и повизгивал, иногда бросая еле понятное:
- Ой… не могу… дер…жите..меня…
Виктор оглянулся на свою знакомую. Она стояла, расправив плечи, надменно смотрела на корчившегося в смехе обидчика, на лице застыло выражение гордости и вызова. Когда в очередной раз мужчина распрямился, Виктор с размаху толкнул его в грудь. Тот отлетел в сторону, очутившись на земле, несколько раз по инерции всхлипнул и растерянно огляделся по сторонам.
- Что такое?- взвизгнул он, со страхом глядя на Виктора.
- Что-то не понятно?- Виктор шагнул к нему.
Мужчина ловко перевернулся на четвереньки и быстро отполз за дерево, сжавшись у ствола.
Виктор ногой швырнул в его сторону валявшуюся шляпу, обратился к девушке.
- Пойдемте отсюда.
- Спасибо,- она с признательностью сжала его руку.- Я должна вам объяснить…
- Не стоит, все и так понятно: мерзавцы везде одинаковы.
- Все не так просто. События здесь вы примеряете к жизни, которую знаете. У нас по-другому. Я все равно собиралась вам рассказать…
Она не договорила. От скамьи послышался душераздирающий визг. Виктор резко обернулся. Кричал мужчина, с ужасом тыча пальцем вверх. Виктор поднял глаза: желтый лист, не спеша, пробуя на вкус новые ощущения, плавно опускался к земле.
- Боже мой!- девушка в восторге распахнула глаза.- Смотрите, какое чудо! Это знак. Знак!
Она резко выбросила вверх руки, рукава платья разлетелись в стороны, превращаясь в два крыла, миг – и белая птица взмыла ввысь, в восторге набирая высоту, превращаясь в точку. Сразу же вернулась и плавно закружила вокруг несмелого листика, сопровождая его в полете.
Лист коснулся земли, послушался ветерка и двинулся в сторону сжавшегося мужчины, который вскочил, отмахиваясь шляпой, отбежал в сторону.
- Это все вы,- крикнул он Виктору.- Лезете, куда вас не зовут, ломаете, крушите! Не можете отличить птицу от человека, а качаете права! Вам белая ворона важней того, что строилось веками!
Виктор не слушал, наблюдал, как красиво, словно танцуя, облетает ворона дерево, подарившее земле осенний лист.
- Когда вы узнаете, ЧТО нарушили, ужаснетесь своим деяниям,- продолжал брызгать слюной оратор без аудитории.- Нет, такие, как вы, не раскаиваются, а начинают строить кормушки и верить, что птицы умеют петь. Я не верю в такие сказки, а вы пытаетесь украсть мою жизнь, полную ожиданий и надежд. Ай! – он гадливо отшвырнул от себя еще один спустившийся лист и, продолжая бормотать, попятился, вжимая голову в плечи.
Виктор проследил за полетом птицы, которая скрылась за деревьями, и вот уже девушка направилась к нему с сияющим лицом.
- Это очень важно – первый лист,- на ходу заговорила она.- Теперь дорожка проторена, другим будет легче. Виктор Иванович, я вам так благодарна за то, что вы сделали.
- Я-то тут причем?- Виктор умоляюще сложил руки на груди, пытаясь не очень откровенно рассматривать собеседницу. - Что-то меня сегодня и обвиняют и восхваляют.
- Вы правы: грань так тонка, что сложно заметить изменения, тем более, свое влияние на них. Мир изменяется каждое мгновение: там заругались, здесь улыбнулись – темное и светлое мелькает, неразличимое простым глазом. Что такое мир, в котором живу, по моему представлению? Концентрация темной стороны души, порожденной недовольством условиями, в котором человек находится. Не такая погода, не так выросли цветы! Как смогли, так и выросли, старались для нас же, хотели приукрасить действительность, поднимались, сопротивляясь темному, которое давило. Мы создали темноту, а обвиняем кого угодно, но не себя. Вы меня понимаете?
- О противостоянии света и тьмы сейчас кричать на каждом углу.
- Вы узнаете себя в портрете, который я нарисовала? Вы перестали любить свою осень, хотя она ничуть не изменилась. Причина – в вас, а не в ней. Вас не увлекает, как прежде, работа, а ведь вы упорно добивались ее, радовались, что шаг за шагом приближаетесь к цели. Вы отвергаете любовь, видя в ней только неприглядные стороны, которые к истинной любви отношения не имеют. Хорошая картина?
- Не очень,- пробормотал Виктор.
- В наш мир попадают как раз такие: отвергающие то, что подарил Создатель. Едят себя изнутри недовольством, несогласием, протестом, приходят сюда и начинают ненавидеть уже это, новое для них. Хочется крикнуть: но здесь же все наоборот, вы ж этого хотели! Не слышат, привыкли не любить, теперь их не устраивает то, что здесь - по-другому, а пути назад нет, погасла искорка, раздавили да и просто забыли, что бывает иначе. Для них везде одинаково – плохо. А вы, Виктор Иванович, повели себя не так.
- Ой, - Виктор приложил руку к груди и облегченно вздохнул.- Спасибо за добрые слова, а то я уж на себе крест поставил, разглядев типа, который жутко не приятен. Пойдемте, присядем, я словно постарел под грузом обвинений, ноги не держат.
Они направились к скамье.
- Нет, Виктор Иванович, вы не постарели. Просто скамья ближе всего к вашему миру, а вас туда тянет. Это приятно.- девушка мило улыбнулась.
Виктор хотел смахнуть лист, приютившийся на сиденье, но вовремя удержался, переложил его на траву.
- Виктор Иванович, скоро вы вернетесь домой, и дорога сюда для вас закроется. Надеюсь, наш разговор не пройдет бесследно, вы задумаетесь и сделаете выводы. Но перед уходом я покажу вам, чего вы «лишились», возвращаясь к себе в прямом и переносном смысле. Я начала говорить: причина в том, что вы повели себя иначе. Попав в наш мир, вы полюбили его, а не отвергли, отдыхали, любовались необычностью, то есть, не впали в окончательное отчаяние, не махнули рукой: все плохо, а попытались отыскать райский уголок, и верили в него. А природа необычайно благодарна, когда ее принимают такой, какая она есть. Когда-то человек недовольно пнул падающий лист, он обиделся и улетел, уводя за собой остальных. Теперь первый, самый любопытный и отзывчивый, вернулся домой, мир меняется, этого не остановить. Давайте я научу вас, как оставаться собой, не поддаваться на провокации темных миров. Вы же любили осень, расскажите мне, почему. Ваши первые ощущения, что она прекрасна? Если хотите, конечно…
- Мне хочется слушаться вас, как воспитательницу и показать, что я очень хороший мальчик.
- А мне хочется узнать о времени года, которым восхищается моя подруга Ирина и, надеюсь, многие-многие.
Виктор закрыл глаза, откинулся на спинку скамейки, не спеша заговорил.
- Я очень любил осень в детстве. Ассоциация – цветы! Начинались занятия в школе, к этому дню мамы готовили букеты, старались, чтобы они были поярче и побольше. У нашей соседки тети Поли был шикарный цветник, она увлекалась георгинами – невиданными по тем временам цветами. Не могу вспомнить, чтобы они росли еще у кого-то. Соседка их берегла, возилась целыми днями, никто не мог равнодушно пройти мимо, обязательно останавливались у забора, любовались. Каждый год на первое сентября эта добрая женщина срезала для меня пару головастых цветков, потом уже мама дополняла картину из того, что росло у нас. Основная красота помещалась в центр, вокруг укладывались астры, сентябринки, шелковая трава, и я гордо шагал рядом с мамой, дрожа от нетерпения вручить сказочную красоту самой лучшей на свете учительнице!
- Какое хорошее воспоминание! Не останавливайтесь, дальше!
- Дождь тоже входил в понятие «любить осень». Он позволял не бегать, играя в обязательную войнушку, сдирать коленки и оставлять на кустах клочки одежды, а легально завалиться с книжками и глотать их томами, без разбора. Я любил и то, и это, поэтому радовался любой погоде: она позволяла заниматься тем, что мне нравилось.
- Виктор Иванович, то, что человек любит в детстве – самое верное. Выбор делает чистая душа, ее не обманешь, а с годами мысли затмевают впечатления, их мы перекладываем на обстоятельства, в которых оказываемся и сбиваемся с верного пути.
- Наверное, это так. Сейчас говорю с Вами, а внутри теплеет, разомлел до слез, но я же мужчина, нужно держаться.
- Тогда жду приятных воспоминаний от мужчины.
- Очень любил первые дни осени, когда уже преподавал в университете. Ждал, что среди студентов обязательно появится тот, кому мои знания будут необходимы позарез. Были группы посильнее и послабее, но на курсе обязательно находился человек, который оказывался рожден быть историком. Вот для такого одного или одной я готов был превзойти самого себя, стремился совершенствоваться в знаниях, чтобы увлекать за собой увлеченного (простите за каламбур) выше и выше, а ведь для познаний нет предела. Это замечательный стимул, не позволяющий останавливаться. Такой оказалась и Аллочка.
Виктор замолчал. В незаметно сжатых губах промелькнула легкая грусть.
- Осенью я впервые поцеловал Аллочку. Сейчас свой поступок вижу иначе, а тогда все свалил на головокружение от вина, легкость, которую ощущал, провожая ее после вечеринки. Рядом друг, с которым весело, хочется летать, шалить, но это не солидно, а поцеловать – ерунда! Так я думал не в тот момент, а на другой день, оправдываясь перед собой. Убедил себя, потому что хотел этого, потому что уже не хотел ничего: я перестал любить осень.
Он помолчал, продолжил.
- Если б Вы видели глаза Аллочки, когда я притянул ее к себе. Еще не поцеловал, просто обнял, улыбался, хотел сделать приятное, зная, как она относится ко мне. А ее взгляд изменился, потеплел, растворился в пространстве, унесся в неведомое мне – в меня, почему-то так хочется сказать. Она даже не забросила руки мне на плечи, прижалась, не дыша, боясь пропустить любое мгновение, замерла и покраснела. Я это не увидел, почувствовал, потом понял, почему: она не умела целоваться и, видимо, стеснялась, что покажется неуклюжей. Мне передалось ее волнение, трепет, хотелось не отпускать ее никогда, я испугался (это я понимаю сейчас) и засмеялся, бросив: прекрасная точка в сегодняшнем вечере, спасибо! И шутливо шлепнул ее по спине: беги домой, пока я охраняю твой покой. На следующий день она не смотрела на меня, смущалась и, видимо, ждала какого-то действия с моей стороны, а я только подмигнул, да так, чтобы было понятно: вчерашнее остается за кадром, просто небольшое приключение, с кем не бывает? И ничего не изменилось, а Аллочка все равно бегала счастливая и сияющая.
- Понятно. Для нее этот момент стал самым дорогим в жизни, она больше ничего не ждала и хранила его в сердце,
- Я хочу целовать ее еще и еще. Представляю: дождь – холодный, неутихающий, а мы выбросили зонтики – мешают – и ничего не замечаем, топчемся по мокрой листве, вода течет по волосам, лицу, струи с веток попадают за шиворот. Аллочка прижимается к моему лицу, я пью капли с ее губ, прохлада освежает наши разгоряченные тела. – Виктор замолчал, даже повертел головой, надеясь увидеть того, кто произносил такие высокопарные слова. - Зачем я это говорю? Разве я такой?
Девушка засмеялась.
- Как хорошо: наш мир начинает выталкивать вас назад, увеличивая, как в кривом зеркале то, что ему кажется недостатком. Тонкая грань помогает переходить из одного состояние в другое. Я – птица по рождению, но стоило мне взбунтоваться против порядка, установленного здесь, крикнуть в лицо коллекционеру, что призираю таких, как он, и меня отразили исковерканной, по их мнению - человеком, мыслящим существом, которые здесь редкость. Вы не из тех, кто кричит о любви на каждом шагу и воспевает ее, но никуда не делась вера, что божественное чувство существует, просто вы засунули знание об этом глубоко вовнутрь и топтали отрицанием того, что любили в жизни.
- Скажите, что такое в вашем мире коллекционер?
- Пойдемте,- девушка поднялась и протянула руку. – Я проведу вас и покажу то, чего вы бы не увидели, сидите здесь хоть сто лет. Потому что не пали так низко, чтобы удостоится чести жить здесь, потому что, как я уже говорила, продолжали любить свою темноту, а ей это чувство противопоказано, она не приняла вас в свои объятия. Пойдемте, и вы поймете, что путь, который нам дарится при рождении, самый верный и дорогой душе.
- Виктор Иванович, Виктор Иванович!
Кто-то настойчиво тряс его за плечо. Виктор тряхнул головой, сгоняя оцепенение, мир вокруг постепенно материализовался, обрастая звуками и предметами. Рядом стояла Ира Соболева, в глазах – беспокойство.
- Что, Ирина? Вы меня зовете? – Виктор огляделся по сторонам.
- Вас, конечно же, вас. Виктор Иванович, встаньте, лавочка мокрая, застудитесь.
- Вы что здесь делаете?
- Моя подруга попросила сказать Алле Георгиевне, чтобы она вас встретила, я боялась не успеть. Занятия закончились, где она живет, не знаю, телефон мне вряд ли дадут, дольше расспрашивать будут. Я и побежала сюда, подруга сказала: это важно, встретить нужно обязательно.
- Спасибо, Ира. Действительно, картина была странная: под дождем сидит отрешенный мужик с перекошенным лицом и ни на что не реагирует. Вдруг кто-то из знакомых прошел бы или из студентов. Марку нужно держать в любом случае, так?
- Со студентами легче,- серьезно сказала Ира, стуча зубами от холода.- Им только намекни: несчастная любовь – и все понятно, еще больше уважать будут. – она пытливо глянула на Виктора.- Вы в порядке?
- Теперь - да! Дышу полной грудью, чувствую крылья за спиной, готов действовать, рвать и метать – не смотрите, как на чудака, это я настраиваюсь на позитив. Вам куда?
- Вас провожу, пока в транспорт не сядете, чтобы не намокли.
Виктор покачал головой.
- Я сейчас не домой, а в университет, меня ждут.
- Алла Георгиевна?
- Она самая.
- Я думала, она ушла, занятия давно закончились.
- Знаю – ждет, чувствует, что сегодня особенный день. Может, ваша подруга нашептала…
- А, может, любящее сердце подсказало, вы это хотели добавить?
- Ира Соболева, перестаньте протягивать зонтик, у меня имеется свой, и бегите домой готовиться к занятиям. Завтра в благодарность погоняю вас по полной! Спасибо и привет подруге! Бегите, вон трамвай подходит.
- Я недалеко живу, прогуляюсь, очень люблю такую погоду. До свидания.
Ира неторопливо пошла к переходу, остановилась.
- Виктор Иванович, только не смейтесь: а, правда, что моя подруга – птица?
Виктор улыбнулся.
- Правда. Самая настоящая! Запомните – НАСТОЯЩАЯ!
…- Там, где листья падают вверх, есть и другое, заставившее меня покинуть странный мир навсегда. Листья парят в воздухе, уносясь вдаль, а вместо них на землю падают птицы. И остаются лежать, постепенно теряя перья, высыхая, распадаясь. Ветер сгребает их в кучи, расшвыривает в разные стороны, поднимает в воздух и кружит. Представляешь полет мертвых птиц? Но даже не это самое страшное. Находятся люди, которые любят прогуливаться в осеннем парке, поддевая упавших ногами, слушать, как шелестят перья, рассматривать окраску, собирать для коллекции. Какие мысли рождаются во время прогулок? Вряд ли о любви, которую я пытался отыскать, не веря в реальную. Столько времени потерял. Бедная, даже слезки выступили от моих разговоров. Конечно, все это жутко, но победимо: просто борьба с самим собой. Думал, никому не расскажу, а вошел в кабинет, увидел: ты сидишь, сложив руки, смотришь на двери – ждешь, отбросил все сомнения. Понял: мы созданы друг для друга, ничего не смогу утаить. Расстроилась?
- Слушаю, как страшную сказку, но рядом с тобой мне спокойно.
Виктор сильнее прижал Аллочку к себе.
- Я по тебе скучал.
- Это было заметно,- кивнула Аллочка.
- Не веришь? Зря. Ой, слышала бы ты, как я умею фантазировать да в голос кричать о любви! Тогда бы точно не поверила, что перед тобой Виктор Иванович. Больше так не получится, я лучше слова переведу в действия, и ты все поймешь. И погода подходящая: дождь должен идти непременно.
Виктор отвел руку в сторону, разжал пальцы. Зонтик стукнулся об асфальт, перевернулся, впервые ощущая воду на внутренней стороне.
- Считай это временным помутнением рассудка!- он схватил Аллочку в охапку и закружил под дождем.
- Лучше – прозрением!- она подняла лицо вверх, подставляя льющейся воде.
Прохладные капли старались быстрее сбежать с разгоряченных щек. Не успевали: путь перекрывали губы Виктора. Так ему виделось в мире, в котором…
… жизнь замирает, когда подкрадываются сумерки. В воздух поднимаются тени павших птиц. Не горят фонари – их никогда не было: кто решится осветить безмолвный рой? Окна закрывают ставнями или завешивают плотными шторами. Темная стая носится от дома к дому, старается отыскать хоть маленькую щелочку, чтобы с немым вопросом заглянуть человеку в глаза: кто и за что создал для нас такой мир? Ни одна искорка света не мигнет в жуткой мгле. Говорят, ночная стая настолько плотная, что перекрывает небо, поэтому не видно звезд. Неправда, страдающие не препятствуют свету, это звезды закрывают глаза от стыда за человека…
- Ты меня зацеловал,- выдохнула Аллочка, - и люди смотрят, будут осуждать.
- Те, которые любят гулять с такую погоду, не осудят, а другие будут бурчать на любой сверхположительный поступок. Мы их просто пожалеем. Не краснейте, мадам! И не прячьте глаза!
- Я не прячу, просто смотрю: вон на дереве ворона, нахохлилась, глядит угрюмо.
- Эй, подруга,- крикнул вороне Виктор.- Не хмурься, не съеживайся, расправь крылья, омой в благодати! Радуйся, дуреха, что идет дождь и опадают листья! Это так же чудесно, как любовь! Это прекрасно, как моя Аллочка!
… Но недавно мир встряхнулся в удивлении: темнота сжалась и раздвинулась одновременно, впустив в себя небольшое светлое пятно - Белая Ворона бросила ей вызов! В надежде замерли тени: опадавшая листва засыпает их тельца, значит, души скоро обретут покой и смогут возродиться в новом мире! Не зря, почувствовав изменения, приоткрыла глазик самая любопытная звездочка…
- Витя, смотри - разъяснивается! Звездочка выглянула, пробралась среди туч! Какой хороший знак! Какой чудесный день!
- Звездочка – днем? Моя любимая фантазирует?
- Нет, я ее, действительно, вижу. И, знаешь, она смотрит прямо на нас.
- Таким выдался этот день - все смотрят на нас: прохожие, мокрые вороны, даже любопытные звездочки. Я тоже полюбопытствую: ты переберешься ко мне прямо сегодня?
Аллочка замерла, с губ готово было сорваться непременное: что скажут люди? Но она заглянула в глаза Виктору, в себя, коснулась рукой листка, осевшего на волосах, и просто сказала:
- Да.
Дождь закончился. Ворона на дереве встрепенулась, смахнула с крыльев остатки воды, повертела головой. О, удача: недалеко увидела лавочку, остававшуюся сухой, не смотря на прошедший дождь. Вот где можно погреться! А эти глупые люди проходят мимо и не замечают! Ворона сделала круг над находкой, ничего подозрительного не заметила и опустилась на спинку. Вытянула шею, вглядываясь (в себя?) и, громко каркнув, полетела прочь. Только на своем дереве успокоилась. Бр-р, привидится же такое, лучше мокнуть под родным дождем и наблюдать за сумасшедшими, которые целуются в непогоду. И никому не рассказывать о том, что померещилось: белая ворона, разбросав в стороны крылья, танцует под осенним листопадом!