Жила-была девочка. Звали ее Иринка. Жила она с мамой и папой в центре города, а по воскресеньям раза два в месяц отправлялась в гости к бабушке, имевшей домик, похожий на избушку, что стояла на самом краю города, недалеко от леса. Вместе со старушкой коротала свои дни старшая дочь. Неустроенная, незамужняя, а потому очень сварливая.
Папа, считая такой визит сыновьим долгом, непременно приводил семью к своей родительнице, несмотря на недовольство и возражения мамы. Ее нежелание тратить свободный день на посещение доставлявшее не радость, а горечь в душе, было вполне обоснованным. И вот почему. Встречали их, как правило, радушно. Усаживали за стол, подавали дышащий паром пирог с мясом, дымящиеся щи. За первым следовало не менее вкусное второе… И все было бы прекрасно, если бы во время десерта непременно не возникал бы скандал. Из-за ничего. Просто так. На ровном месте. Даже сейчас, значительно повзрослев и став бабушкой, Ира не понимает, что тогда происходило. Почему тете надо было непременно раздувать пожар, втягивая в него родителей.
Но так все и было, повторяясь каждый раз. О девочке забывали. А она, недоумевая, отчего взрослые вдруг начинают говорить на повышенных тонах, краснеть и размахивать руками, испытывала сильнейший дискомфорт. Чтобы избавиться от неприятных ощущений и не разрыдаться от подкатывающей к горлу тоски, мысленно отрешалась от действительности. Уходила в свой мир. Вернее тот, куда ее приглашала висящая на торце шкафа репродукция лиотаровской «Шоколадницы», на которой миловидная девушка в розовом чепце и белом крахмальном фартуке поверх шелкового платья, степенно несла поднос с чашкой шоколада и стаканом воды.
Иринкина фантазия разыгрывалась, и она вместе с девушкой то оказывалась во дворце, по комнатам которого гуляли одетые в красивые наряды принцы и принцессы, то прислуживала пожилой даме, то переносилась на кухню, где повара в высоких белых колпаках готовили всевозможные яства и варили тот самый волшебный напиток, называемый шоколадом. Став постарше, Ира стала задумываться о том, кем была эта девушка. То ли простолюдинкой, попавшей случайно в богатые покои, то ли наоборот, низвергнутой с пьедестала богатой наследницей, обиженной злой мачехой…
Все встало на места много лет спустя, когда ей, уже взрослой, довелось попасть в Дрезден и увидеть в Цвингере подлинник. С криком, на который обернулись присутствующие в зале люди, она кинулась к небольшой вещи, оказавшейся пастелью, написанной на пергаменте (чуть больше полуметра в ширину и меньше метра в высоту).
Зачарованная мастерством художника, женщина стояла и смотрела на гармоничное сочетание светлых цветов (прозрачная белая косынка и хрустящий от крахмала фартук, розовый чепчик, золотисто-коричневый корсаж, серебристо-серая юбка), создающих удивительно нежную гамму и потрясающую фактуру. Она словно слышала шуршание плотного шелка, видела складки накрахмаленного фартука, образовавшиеся после того, как его сложили после глажки, ощущала тонкую ткань косынки… Ее поразили тонко выписанные черты лица девушки, прозрачность воды в стакане, отражавшей фрагмента окна, изящество майсенского фарфора чашки….
А самое главное, из уст экскурсовода узнала о том, кто изображен на портрете. Девушку по фамилии Бальдауф звали то ли Нандль, то ли Анна, то ли Шарлотта. По по одной версии она была дочерью венского банкира, поразившая художника красотой. По другой - простой официанткой, дочерью обедневшего дворянина, работавшей в одной из венских кофеен, предлагавших посетителям вкусную заморскую новинку – горячий шоколадный напиток. В самом же распространенном варианте ею была камеристка или горничная императрицы Марии-Терезии, о которой рассказывают следующее.
Очаровательное создание, несущее в руках поднос и выражающее всем своим видом выражает целомудрие, кротость и скромность, за которыми угадывается кокетство и лукавство, притягивало взоры многих представителей мужского пола. Не остался в стороне и молодой родственник императрицы герцог Дитрихштайн, снискавший славу истинного Дона Жуана и пожелавший приобщить имя недотроги к списку своих побед, которые в куртуазном XVIII веке, помогали снискать определенную славу лидерам в весьма своеобразном виде спорта. Но он потерпел поражение.
Не привыкший к отказам, был ошеломлен и рассержен, а потому амбициозно решил, во что бы то ни стало, покорить строптивицу. Только та, будучи себе на уме, не уступала. И случилось непредвиденное. Светский лев начал буквально сходить с ума.
Правда, поговаривали о том, что здесь не обошлось без колдовства, что за ангельской внешностью скрывается хитрая бестия, способная ворожить. По дворцу ползли слухи о том, что страсть герцога подпитывается шоколадным напитком с приворотным зельем. Было все так, или не было – сегодня не узнать. Только влюбленный герцог, сжигаемый неиспытанными до сих пор чувствами, заказал портрет девушки известному при дворе художнику, который и создал образ «гения чистой красоты».
А вот далее в освещении событий хроники расходятся. По одному из вариантов практичная девушка, в конце концов, согласилась стать возлюбленной этого исключительно богатого человека, сумела занять главенствующее место среди его любовниц, а в дальнейшем и женить на себе. По другой - вошла в спальные покои лишь после свадьбы. Впрочем, в обоих же случаях финал одинаков. А на торжественной церемонии по поводу бракосочетания, Золушка, став принцессой Дитрихштайн, получила в качестве свадебного подарка свой портрет.
Интересен следующий момент. Когда новобрачные шли после венчания к карете, украшенной фамильными гербами, в толпе зевак ветерком пробегал шепот: «Да, да, в шоколаде, вне всякого сомнения, имелось приворотное зелье. В том самом…»
Закончил же свой рассказ экскурсовод так. Вполне возможно, что все так и было. Только один из авторов биографии Лиотара - Рене Лош утверждает, что не существовало ни Нандль, ни Анны, ни Шарлотты, ни смертельно влюбленного герцога, что все это – романтические выдумки. Просто художник написал портрет понравившейся ему девушки и оставил у себя. Ее увидел граф Франческо Альгаротти, что будучи агентом курфюрста Августа III Саксонского, закупал для него картины и предложил такую сумму денег, что художник не стал упрямиться.
Так «Шоколадница» попала в Дрезден и покорила курфюрста, сделавшего ее украшением своей галереи. И висела бы картина на стене Цвингера веками, если бы не Вторая Мировая. Под конец войны, нацисты, терпя поражение, решили спрятать шедевры Дрезденской галереи. Распределив картины по ящикам, захоронили в разных местах. «Шоколадница» была обнаружена советскими воинами в коллекции пастелей, сложенных в замке Кенигштейн, недалеко от Дрездена, где с 1941 года функционировал концентрационный лагерь для пленных французов. Лишь истинное чудо спасло нежные вещи от сырости, холода и взрыва в подвале заминированного арсенала.
Впрочем, как сейчас модно говорить, это уже другая история, талантливо описанная Леонидом Волынским, учавствовашим в спасении мировых шедевров, в книге «Семь дней семь ночей».
2012