В коммунальной квартире №4 на втором этаже нашего подъезда две смежные комнаты занимала семья Курбатовых. Плохо помню отца, главу семьи, но зато Анна Васильевна Курбатова как живая и сегодня стоит перед моими глазами. Худая юркая женщина с пучком седеющих волос на затылке, с темными усиками над вечно поджатыми губами и острыми злыми черными глазами. Я ее попросту боялась, мне казалось, что вышла она из пьесы Островского в антракте какого-нибудь спектакля, да так и осталась жить в нашем доме. Она часто заходила к моей бабушке. С другими соседями почти не общалась. А бабушка, добрая душа, понимая, что собой представляет Анна Васильевна, тем не менее никогда не отказывала ей в помощи, очень жалела ее из-за несчастья с дочерью Ольгой, которую все звали Лялей.
У Курбатовых было двое детей – сын Юрий, красивый парень лет на десять старше меня, впоследствии юрист, и дочь Ляля, моя ровесница. Ляля страдала костным туберкулезом. Она никогда не играла с нами во дворе. Она годами не выходила на улицу даже просто погулять. Она не могла ходить. Помню открытое окно на втором этаже, выходящее во двор на единственное старое дерево тополь и голову Ляли из окна.
Я часто, стоя под окном, разговаривала с Лялей. Она была для меня интересным собеседником. Умная девочка, очень начитанная. Два раза в неделю мать бегала в библиотеку и брала ей книги. Чтение было ее основным занятием, ведь со сверстниками общения не было. В школу она ходить не могла. Учителя из нашей школы ходили к ней заниматься домой. Телевизоров тогда не было.
Иногда я заходила к ней, но редко. Во-первых, и сама Анна Васильевна старалась никого не приглашать в дом, да и за меня моя мама очень боялась. У меня в детстве были очень слабые легкие. Мой отец умер от туберкулеза. Но через окошко мы общались часто. Остальные дети во дворе не замечали Ляли.
Был у нее один друг – очень редкая тогда в Москве собака породы сенбернар по кличке Руслан. Чаще всего в окно высовывались две головы Ляли и Руслана. Ляля обычно клала руки на подоконник и опускала на них голову. Ту же позу принимал Руслан: две большие передние лапы, а на них огромная умная башка. Утром и вечером до и после работы Руслана выводил на улицу старший Лялин брат Юрий. Руслан мне очень нравился, только вот слюни из пасти были не очень мне симпатичны. Юра мне объяснил, что это особенности породы, зато эта собака спасает людей в горах, настоящий друг и очень умна. Я восхищалась Русланом.
Вспоминаю один довольно смешной случай, о котором бабушке поведала Анна Васильевна. Как-то раз она ушла в магазин, а в это время к Ляле впервые пришла новая учительница математики. Она позвонила в квартиру. Соседка Курбатовых открыла ей входную дверь, указала на их комнату и ушла. Ляля лежала в кровати в запроходной комнате и ничего не знала. Учительница вошла в проходную комнату и остолбенела. Огромная невиданная ею раньше собака без звука подошла к незнакомой женщине, положила лапы ей на плечи, надавила. Перепуганная учительница послушно опустилась на пол. Собака также молча, чтобы не волновать больную хозяйку, отошла ко входной двери и легла на пороге. Учительница от страха онемела. Только через сорок минут вернулась Анна Васильевна, увидела несчастную, отозвала собаку. Инцидент был исчерпан.
В следующий раз умница Руслан был уже очень предупредителен к учительнице, он понял, что она своя.
Как я понимаю теперь, Курбатовы когда-то жили зажиточно, но в сороковые-пятидесятые годы, о которых я вспоминаю, семья очень нуждалась. Анна Васильевна никогда не работала, да и не могла из-за дочери. Сын Юрий после окончания юридического факультета женился и ушел жить к жене. У них родились дочки-двойняшки. Помогать родителям он не мог. В семье работал один отец, уже довольно пожилой человек. Нужда, да и горе с дочерью совсем ожесточили сердце Анны Васильевны. Всегда злая, завистливая, приходила она к моей бабушке, поджимала губы и злорадно рассказывала о неприятностях у кого-нибудь из соседей. Все она знала, а ведь не общалась ни с кем. Бабушка обычно только вздыхала.
Периодически Анна Васильевна продавала что-нибудь из вещей, оставшихся у нее от той другой жизни. Она приносила вещи бабушке, но мы сами жили от получки до получки и купить что-то дорогое не могли. Бабушка то и дело одалживала ей какие-то крохи. А однажды мы купили все-таки у Курбатовых в рассрочку шесть серебряных чайных ложечек с короной на черенках и с инициалами В.Р. Интересно, кому они принадлежали сотню лет назад?
Однажды Анна Васильевна пришла к бабушке очень радостная и рассказала, что на днях ей удалось продать одной соседке по фамилии Лягушкиной золотые сережки. «А Лягушкина, дура такая, возьми, да и потеряй одну. Сидит, да ревет!» – с радостью сообщила Курбатова. Бабушка пригорюнилась. Мне тоже было очень жалко Лягушкину.
Когда Анна Васильевна улыбалась при встрече со мной, я ежилась от страха. Мне казалось, она завидовала тому, что я бегаю по двору, а Ляля лежит больная.
Через много лет Анна Васильевна омрачила один из самых счастливых дней в моей жизни. Мы расписались с Сашей Косякиным 18 ноября 1958 года и счастливые возвращались из загса. Она встретила нас на пороге дома и кисло улыбнулась. Я испугалась тогда.
В 1961 году мы уехали из Большого Каретного переулка. С тех пор я не видела ни Лялю, ни Анну Васильевну. Бывшие соседи по двору, с которыми мы долго еще перезванивались, как-то рассказали нам, что Ляля получила аттестат зрелости, начала ходить, правда с костылем, и поступила в историко-архивный институт.
А вот красавцу Юрию Курбатову судьба не улыбнулась. После окончания юридического факультета он работал следователем и вскоре был сам арестован. Рассказывали, что он присваивал себе вещи заключенных, за что получил десять лет тюрьмы. Жена с ним развелась. Так сложилась жизнь.