Мы долгое эхо друг друга

Сергей Тарабукин
     Закончился выпуск вечерних новостей по «Заполярью». Я выключаю телевизор, и сразу же в глубине пустого экрана появляется уменьшенное нечеткое изображение комнаты. Но мне нет нужды всматриваться в хорошо узнаваемый интерьер. Человек, сидящий в кресле - я. Справа от меня на своей кровати с книгой в руке лежит  жена. Наступившую тишину нарушает только шелест переворачиваемых страниц, да еще негромкое мурлыканье радиоприемника на кухне. Делать ничего не хочется, даже читать. Я сижу в кресле, лениво и бездумно скользя взглядом по нашему новому гнёздышку. Тепло от радиаторов тянется к открытой форточке на кухне, и лёгкое дуновение воздуха касается моего лица, словно кто-то невидимый машет крылом. Меня охватывает какое-то блаженство, волна нежности увлажняет глаза, и растерянно отдаваясь внезапно нахлынувшему чувству, я погружаюсь в прошлое, потому что источник счастья где-то там. Но в каком из его закоулков?

   - Сделай приёмник погромче, пожалуйста, - возвращает меня в действительность жена.
И сразу же по «Дорожному радио» слышу голос Анны Герман. Она проникновенно поет: «Мы - эхо, мы - эхо, мы - долгое эхо друг друга».

     Ну, конечно же, эхо! Эхо зимнего вечера в бараке, где мы прожили, Бог знает, сколько лет.

     Вся семья в сборе. У окна на кресле-кровати читает жена. Справа от неё - диван-кровать, на котором, разлеглась кошка - общая любимица. Из проигрывателя сказочник рассказывает про Марию, Мирабеллу, а любительница сказок слушает и укладывает спать на паласе своих кукол. В комнате жарко от углём протопленной печки, иначе мать не разрешила бы любимой доченьке сидеть на полу. Я из кресла с улыбкой наблюдаю за самыми дорогими для меня существами. Жена так же, каждый раз переворачивая страницу, поднимает голову и бросает короткие взгляды попеременно на кошку, на дочь и на меня.

     Я только днем прилетел с буровой, и это мой первый вечер в кругу семьи. Расслабленный теплом и уютом, смотрю на стриженый затылок дочурки и подавляю желание взять ее на колени, прижать к себе. На пластинке - ее любимая сказка и это останавливает меня. На кухне тихо ворчит радио. Такое впечатление, что диктор и сказочник сговорились всех убаюкать еще до телевизионного « Малышка» - «Спокойной ночи, малыши».

     Жена в очередной раз обводит всех взглядом. Мы встречаемся глазами и понимающе улыбаемся. Маленькие дети, наверно, и вправду затылком видят, потому что дочка, не поднимая голову, неожиданно спрашивает:

   - Папа, ты меня любис?
   - Конечно, люблю, миленькая.
   - А маму любис?
   - И маму.
   - И коску?
   - И кошку тоже. Я вас всех люблю. Очень.

   - А - а - а, - тянет она удовлетворённо, что, наверно, означает: хорошо. Понятно.

     Она не сомневается в нашей любви, но ей нравится это волшебное слово «любовь» и сейчас с наслаждением перекатывает его во рту, как бы пробуя еще и на вкус. Она уже знает из наших, хотя и нечастых размолвок, какое хрупкое оно, это слово, и лишний раз желает убедиться в прочности нашего союза.

     Жена порывисто поднимает ее с пола, покрывает лицо поцелуями, затем, прижав к груди, снова садится в кресло-кровать, но уже вместе с ней. У меня от избытка чувств першит в горле и я чувствую себя самым счастливым человеком на свете. Пластинка, зашипев, останавливается, но сказка продолжается. Словно наблюдая за нами, по радио с чувством поет Анна Герман: «Мы - нежность, мы - нежность, мы - вечная нежность друг друга...».

     Резкий звонок телефона (никак не соберусь отрегулировать) вытаскивает меня из прошлого и поднимает с кресла. На моё «Алло!» трубка отзывается голосом дочери по «межгороду». Вместо приветствия, она, как всегда, растягивая слова, радостно сообщает:

   - Это я-а. Поня-атно?



Победитель в конкурсе рассказов-эссе 7-го Всероссийского кинофестиваля короткометражных фильмов «Семья России» в номинации "Семейное воспитание".