Сегодня четверг, банный день, так что всё по порядку: собрались – затарились - пошли в нашу родную общепомывочную баню номер восемь – помылись – напарили в три захода до хрустального звона кукошки и, наконец, выползли в предбанник, испытывая знакомый, но от этого не становящийся менее приятным послепарилочный кайф. Водка, пиво и закуска – наши лучшие друзья, а друзей, как говориться, не выбирают, они образуются сами, естественным жизненным путём и естественными же житейскими потребностями. Вот и сегодня: выставили искомое-принесённое на большой предбанниковый стол, открыли, раскупорили, нарезали, разлили, приняли и энергично заработали свежевымытыми челюстями. Хорошо! Пора потрендеть. Без этого и баня не баня!
- Только давайте сразу договоримся: про все эти митинги, шествия, прокламации и игурации не балаболить, - строго предложил Мишка, самый, как известно, среди нас умный. – Пусть насчёт всей этой.., - и он произнёс широко популярное среди пролетариата и современной интеллигенции нецензурное слово, -.. у позьнеров голова болит. А нам, работягам, от всей этой.., - и он повторил вышеназванное слово, -… всё равно ни жарко –ни холодно. А на вот эту.., - и он произнёс универсальное слово в третий раз, одновременно показывая рукой на разложенную на столе снедь и расставленные бутылки -… мы всегда или заработаем или наворуем.
- Вчера Парад смотрел, - сказал Витька. – И знаете, какая мысль мне в голову пришла? Последний призыв, который отправляли на фронт, был рождённых весной двадцать седьмого года – так? Осенних двадцать седьмого уже на передовую не посылали, это стопроцентно: мой отец сам ноябрьский двадцать седьмого, так их призыв вместо фронта завернули на службу в тогдашний ДОСААФ, или как его тогда называли? ОСОАВИАХИМ? Теперь давайте посчитаем: если весенний двадцать седьмого, то сегодня самому младшему ветерану-фронтовику должно быть никак не меньше восьмидесяти пяти. Так?
- Ну и к чему вся эта познавательная арифметика? – не понял Серёга. Он среди нас не самый умный, зато самый любопытный.
- А всё к тому же! Ты представляешь, как выглядит сегодня человек в восемьдесят пять лет?
- Представляю, – кивнул Серёга, обсасывая селёдочный хвост. – У меня соседу восемьдесят шесть. Еле ногами двигает. Хотя водку всё равно пьёт. Особенно если на халяву. А какой дурак откажется!
- Вот! – и Витька торжествующе поднял верх палец. – В самую точку попал: «еле двигает». А нам по телевизору таких «ветеранов» показали, которые не то что «еле двигают», а которые ещё и запросто на бабу могут залезть! Морды – во, щёки - как у нас после парилки, холки –двумя руками не обхватишь! Да им семидесяти по внешнему виду не дашь, не то что восемьдесят пять! Как же они воевали-то? В каком возрасте?
-А, может это сыновья полка? – ехидно предположил Серёга.
- Ага! А не дохера ли сегодня этих сыновей? Тем более, что интернетчики, те ещё черти, одну такую фальшивую бабку конкретно установили. Представляете: нарядилась в форму генерал-майора, навесила на себя Звезду героя Советского союза и Героя СоцТруда и впёрлась на трибуну для почётных гостей! Совсем наглость потеряла! И даже больше того: во время Парада отдавала честь с непокрытой головой! Её уже потом, после Парада, по всем ветеранским организациям пробивали и установили, что ни в одной она не числится. Аферистка, короче. Засланный казачок.
- А, может, просто крышу ей сносит, - выдвинул более правдоподобную версию Мишка. – Старческий маразм. Её надо в дурку ложить и аминазином колоть, а не на парады выпускать. Она же запросто и укусить кого-нибудь могла. Какого-нибудь настоящего ветерана. Или под танк броситься.
- Человек человеку рознь, - резонно возразил Санька. – Вон, моя соседка Лизка. Ей уже под девяносто, а носится, как колбаса, матерится и даже дерётся. Между прочим, в войну санитаркой в военном госпитале работала, и не в тылу, а который по железной дороге с передовой раненых вывозил. Помню, она бабке моей рассказывала, как их разбомбили где-то на Украине, и если бы танкисты вовремя не подоспели, то Лизку бы немцы расстреляли или в плен угнали. А может, просто изнасиловали, что скорее всего. У ей знаете, какие титьки в то время были? Я сам на фотографии видел. Арбузы!
-А чего это она матерится и дерётся? – недоверчиво спросил Витька.
Санька пожал плечами.
- А х… ей знает. Психическая! Всё ей мерещится, что все к ней в сарай залезают, все у неё воруют.
- А чего – не залезают, не воруют?
Санька опять пожал плечами.
- Может, и воруют… А чего орать-то?
- Да и много ли этим старикам надо? – вступил в разговор до этого молчавший Витька-второй. – Вот, например, у меня на «фазенде» соседка. Тоже уже с богом на ты разговаривает, а как приезжает, то лопату или мотыгу в руки – и пашет как трактор! Я ей сколько раз говорил: тёть Маш, ты бы поберегла себя, потише бы вламывала! У тебя же три сына, у каждого – во какие будильники! Пусть они и пашут! Не, отвечает, им некогда. Они бизнесом занимаются, - и Витька-второй сплюнул. – Развелось этих бизнесменов как собак на помойках. Лишь бы дурака валять, спекулировать, а старики - и хер с ними! Пусть на своих «фазендах» загибаются.
- А я и восьмого и девятого дома на диване лежал, телевизор смотрел, - сказал Серёга. – С утра до ночи крутили фильмы по Великую Отечественную. Ну, старые, советские ещё можно смотреть, а сегодняшние, современные, это комедии какие-то, а не про войну! Показывают: наши окруженцы через месяц выходят к своим. Значит, по сюжету они месяц по лесам-болотам шарахались, травой питались – а показывают такие гладкие морды и, главное, все гладко выбритые! Умора! Кто их там в лесу, брил-то? Медведи или гестаповцы? Или показывают героя-разведчика, который всю войну был командиром разведроты. Тоже парень хоть куда – здоровенный, симпатичный, глазки млядские, настоящий жеребец! А как начал пулять метров с двадцати по грузовику с бандитами, то ни разу не попал. Целую обойму сжёг – и ни одного попадания! И как же это он, интересно, выжил в той разведке7 Да такого м*дака в первом же разведвыходе запросто пристрелили бы!
- А ещё сейчас насобачились снимать, как сегодняшние через какую-то машину времени попадают в то время, - добавил Мишка. – Ну, выдумщики! Не, если ума дохрена, то можно и к Ивану Грозному улететь, как Шурик в гайдаевской комедии, но только зачем?
- Ладно, - сказал Мишка. – Хрен бы с ними со всеми и дай Бог здоровья всем нам. Пусть у них головы болят. Вздрогнем!