Владимир Ильич Ленин, как человек и политический деятель, умер морозным январем 1924 года. По некоторому «панихидному обстоятельству», - затягивания прощания с вождем мирового пролетариата, тело Ильича было помещено в гроб, под двумя метрами кремлевской брусчатки, во временном деревянном мавзолее, и так выставлено для обозрения бесчисленных шеренг желающих проститься с великим усопшим.
Панихида явно затягивалась. Мы только знаем, что на заседание ЦК большевистской партии было принято решение о бальзамировании тела Ленина, и организации чего-то вроде пантеона. Против этого выступила законная супруга усопшего – Крупская Надежда Константиновна; но как истая и дисциплинированная большевичка, она была вынуждена уступить решению политбюро.
Подсознательная и даже провидческая сторона этого решения, вряд ли была доступна и самим властям. Ключ к этому феномену следует искать в сентенции из романа Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы», в главе «Великий инквизитор». Вот что сие: « Есть три силы, единственные три силы, могущие навеки победить и пленить совесть этих слабосильных бунтовщиков, для их же счастья, - эти силы: чудо, тайна и авторитет. (Курсив В. Алько).
Под «слабосильными» мы станем здесь понимать выбитый гражданской войной и разрухою
российский народ, утративший исторические вехи и скатившийся (опять же по Достоевскому) до «антропофагии», т.е. пожирания себе подобных.
Авторитет Ленину, а заодно и вождизму, создавался просто, - как бы сейчас сказали, организацией истэблишмента, - методом массированной компании, проводимой в нищей стране, 80% населения которой было неграмотно, и к тому же пережившее эту самую недавнею «антропофагию». Если же учесть, что всякий саботаж и недовольство установлениям властей, каралось всесильной В.Ч.К. (позже Н.К.В.Д.), то за авторитет и могущество имени - Ленин, можно было не опасаться, личная биография которого уже подменялась историографией советского государства.
Еще менее проблем было с тайной. Самое действенное проявление тайны – это ее власть над умами. Здесь же – келейность принятия властных решений, назначение и снятия государственных руководителей, финансовая политика, деятельность репрессивных органов (кого и за что?), - и было тайной из тайн. Не надо было ничего особенно и городить. Процесс как бы шел совместно – в двух направления, как при рытье туннеля: взаимно обогащая, и дополняя друг друга.
Но не хватало самого действенного и самого великого из «трех источников и трех составляющих» абсолютистскую власть советов. Явно не хватало чуда. А в нем, ох, как нуждалась молодая социалистическая республика, находившаяся во вражеском окружении капитализма. И на это были свои причины – глубочайшие, неискоренимые.
Социализм, а тем более, коммунизм, никогда не мыслился, как реальная экономическая и политическая доктрина, - для подобного осязания, не было ни предшествующего опыта (за исключением нескольких месяцев Парижской коммуны, закончившихся повальным расстрелом коммунаров), ни четко разработанного плана, ни традиции делать все мимо и мимо…стреляя в «молоко» и устремляясь в плавание вдоль кисельных берегов, по молочным рекам. Буржуазия, отшлифовывая свою цивилизацию, редко мыслила далее текущего момента… делала короткий быстрый разбег, и создавала прибыль. На роль мессии… она не претендовала. Отдельные провидческие места виделись, правда, в работах социалистов-утопистов, но все, что провидческим взглядом – это уже от чуда. Именно, как что-то чудесное, и мыслился коммунистический рай. От этой роковой непрактичности, - этого вируса мечтательности, не были защищены даже железные функционеры партии, прошедшие царскую каторгу люди. Этот дефект мышления можно проследить в теоретических работах Луначарского, Бухарина, Троцкого, да и самого Ленина. (См. «Государство и революция»).
То, что в исходе должен был явиться не просто новый строй, вылеченный от «язв капитализма», но непременно «голубые города», - задумывалось как желаемое. Это желаемое - волюнтаристическое по духу, и возводимое в ранг государственной политики и стало действующим началом советских преобразований.
Итак, стало быть, чудо!
Но чудо на бумаге, под росчерком пера… под любым нажимом, не грянет чудом. Сколь бы не пророчествовал Христос о грядущем царствие божьим, это все были только слова. Чудо истинное, непременно должно быть сопряжено с вещным и тварным. На это ушли 5 хлебов, коими Господь накормил 5000 тысяч человек в Иудейской пустыне, воскрешение Лазаря, хождение по морю «яко по соху» и т.п. Только после этого Христово вероучение пошло и покатилось, как под гору.
Никакие чудесные победы в области чистого духа, никогда не явят чуда. Нет этого ни в «Лунной сонате» Бетховена, ни в творениях Шекспира, ни релятивисткой теории Альберта Эйнштейна. Не станет этого и на колхозных полях, сколько бы, не убиралось с них зерна. Но вот если, хотя бы одну булку, - от тех библейских 5 хлебов!.. Этого одного бы достало.
Если из очей Богородицы выкатиться хотя бы одна слезинка, во время молебна, то это падет громовым чудом, - весть о котором достигнет последних пределов земли, и даже ушей выбитых когда-то за свою доверчивость индейцев племени майя. Такова власть сверхъестественного над душами людей, - здесь один атом не от мира сего, перевесит Вселенную здравого смысла и скучных физических констант.
Лик там…лик здесь. Ведь достаточно одного внешнего сходства и уже психический механизм суждения по аналогии, раскручиваемый гигантским маховиком авторитета вождя – все преобразит в чудо явственное.
В тех же «Братьях Карамазовых», залог святости, а значит и приобщения к сферам чудесного умершего старца Зосимы – в его нетленности. А значит и верность поучений. Тленность же его тела (согласно повествованию в самом романе) послужило многим пересудам в среде почитателей и недругов старца, и сомнениям в его избранности.
Тело там… тело здесь. Механизм ассоциаций налажен. Дело происходит в полурастерзанной стране, - среди толп народа, еще только вчера поделенных на «белых» и «красных». И еще вот только, - в голодовке на Украине, человек поедал человека, в отвратительных сценах каннибализма.
И тело усопшего Ленина бальзамируют, со всем знанием, с участием мировых светил от медицины. Механизм суждения по аналогии запущен.
Уже позже выстраивается целый НИИ, со штатом ученых, с лабораториями, и процедурными кабинетами, и даже… пошивочной мастерской; потому как не только тело Ленина нуждалось в нетленности, - во исполнении святой троицы: чуда, тайны и авторитета, но так же его повседневный костюм.
По прошествии полувека, в годы святости Советской власти - миротворческие 60 -70-ые, - уже трудно и судить, в каком соотношении с реальным телом покойного Ленина, находится это тело, - и тело ли это смертного человека. Биография вождя давно была забелена, отредактирована, и стала частью историографии всесильной КПСС и Советского Союза. К дверям Мавзолея выстраиваются очереди иностранных делегаций и местных паломников, - созерцать Его лик… один из трех атрибутов коммунистической троицы: чуда…
Итак, все состоялось из задуманного, или почти все. Чудо было явлено, а остальное следовало из природы большевистской власти.
Теперь, с крахом социалистического строя, демократизацией и нарастанием в обществе тенденций к высоким технологиям, дальнейшей европеизацией страны, - имя Ленина теряет значительную часть своего идеологического гражданства. Молодые россияне смотрят на мумифицированное тело, вне каких либо идейных и прочих установок, - как, примерно, они посещают Каирский музей (со своими отнюдь не бедными родителями), и созерцают там останки некоего Рамсеса 2-го, не имея особого представления о социальном устройстве Древнего Египта и борьбе жреческого сословия за власть. В лучшем случае их ментальная реакция, подогреваемая воображением, блеснет лучиком любопытства, из-за чуть сдвинутой маски равнодушия.
Мало-помалу тело усопшего ограждается зоной отчуждения, - властей, не решающихся, как с этим феноменом поступить; партийцев, не знающих, что с ним (этим прахом) делать; подрастающего поколения, недоумевающего, - с чего бы… этот дядька там лежит?
Современные партийцы не заинтересованы в эскалации имени Ленина, как идеала. С памятью того или иного деятеля легко бороться. Оно подвержено забвению, и как на Солнце, на нем можно при желании отыскать пятна. Переписанная заново в 90-ые годы биография вождя прямое этому подтверждение.
Невозможно бороться лишь с идеей. Идея не подвластна ниспровержению, - уже в силу устройства самого ума, способного с равною силой доказывать как прямое, так и обратное. Это блестяще выказано в антиномиях кантовской «Критике чистого разума». В подтверждении этому и то роение эфемерных, как будто давно и навеки сгинувших теорий и положений; но раз за разом возвращающихся в фантоме новых домыслов, и, как не странно, затребованных современностью. Идею можно лишь подвести под уголовный закон (не обязательный, право, к исполнению), и не более того.
Современные партийцы, если они хотят быть реальными политиками, должны каждые 15-20 лет выдвигать нового Маркса и нового Ленина. Такова цена нововведений в нашем катастрофически быстро меняющемся мире.
Смена модификаций – естественный закон такого мира, базирующегося на технологической платформе. Коммунистическое учение, если оно желает выжить, должно как змея по весне, с поветрием весеннего воздуха, сбрасывать кожу. В противном случае оное перейдет в разряд верований и разделит судьбу церкви, как известно отделенную от государства.
Но что же наше тело… то бишь тело усопшего и не нашедшего до сих упокоения Владимира Ульянова (Ленина).
Проблема перезахоронения тела Ленина – это проблема борьбы за власть в самих прокоммунистических структурах. Вынос тела из Мавзолея не имеет какого-либо политического значения, и едва ли всколыхнет страну. Эшелон посткоммунистического влияния движется по инерции, - за счет всего содеянного и вовлеченного в предшествующую эпоху. Этот броненосец уже проскакивает не только отдельные полустанки и малые города, но и верно покидает пределы отчизны. Куда он движется? Бог знает! Может быть по той знаменитой диалектической спирали, пример которой, так любил приводить Владимир Ильич.
Одно бесспорно: демонстрация останков умершего человека, – в какие бы он не был задрапирован «высокие материи», - неизбежно, по всем законам психологии переводит подобное действо в разряд шоу. Не говоря уже о моральной и религиозной стороне вопроса, - неужели это надобно господам коммунистам? ведь товарищей уже нет.
Лучшим исходом этого дела стало бы сверхъестественное исчезновение тела вождя. Чудо на чудо. Нет тела, нет и дела. Какой-нибудь нечаянный вынос тела айсберга в теплые воды Гольфстрима, и растворение в небытие. Вот только, откуда взяться такому течению, или как до него доплыть? Опять проблема!