День заладился с самого начала. Когда покупал творог, девочка в кассе посмотрела на меня и спросила:
-- Пенсионное есть?
(Акция у них какая-то).
Сначала я не понял к кому она обращается, передо мной только что рассчитывалась тетка средних лет, поэтому я оглянулся вокруг.
-- Есть? – уточнила барышня за кассой.
Обращалась она ко мне.
И выходов у меня было три: возмутиться, отшутиться или убить ее нахрен.
А я потерял дар речи, настолько растерялся. Все ж таки сорок пять, не порог старости.
-- Дома забыл – буркнул в ответ, заплатил и поплелся готовить сырники.
Рецепт мне рассказали по секрету.
Там всего по два. Два яйца, две столовых ложки сахарного песка, две столовых ложки манной крупы, смоченной водой, две щепотки ванили и полкило творога. Я взял большое блюдо, кинул туда две ложки песку и разбил первое яйцо – красиво легло. Тюкнул второе – вместо желтка плавали сгустки крови.
-- Мать твою.
Яйца-то я накануне на рынке с машины покупал, деревенские. Бабка, теща мордатого мужика, ошивавшегося рядом, еще приговаривала:
-- Бери, сынок, яички запасные.
Взял.
Сходил, выкинул всю эту бурду в унитаз.
Начал по новой, насыпал сахарного песку, а яйца разбил каждое в отдельную чашку. Влил, взбил смесь, добавил манки, ванили, вывалил творог и перемешал. Поставил на огонь сковородку, налил масла. Задумался, решил позвонить другану, который дал мне рецепт.
-- И чего дальше? – спросил.
-- То есть? – поинтересовался друган.
-- Я все сделал.
-- Жарь.
-- А как?
-- Ну, ляпаешь ложкой на сковороду и обжариваешь с двух сторон.
Что-то тут было не так, помню, когда мама готовила сырники, она их, вроде, в муке обваливала, а потом лепила такие красивые ровные лепешки. Но другану виднее, он у нас повар-любитель со стажем, шесть раз был женат. И еще, почему сырники, если они из творога? Может, – творожники? Позвонить бы, уточнить, но некогда.
Стал шлепать то, что получилось, ложкой на сковородку. Убралось ровно шесть шлепков, я убавил газ и закурил. Сейчас, думал, поджарятся мои сырники-творожники, положу на них сметанки, заварю свежего чаю и сяду пировать. И будет мне (почему-то вспомнился анекдот про Максима Горького), похабно, но хорошо или хорошо, но похабно. Потом уточню.
Кстати о Горьком. Звали его, допустим Алексей Максимович Пешков, ударение на «о». Псевдоним – Максим Горький. А известен он всем как Алексей Максимович Горький. Вот поди и разберись. Но это к слову.
А сырники мои горят. Я хватаю специальную лопатку и начинаю отдирать лепешки от сковородки. Когда мне это удается, переворачиваю, и обратная, не сгоревшая сторона, при соприкосновении со сковородой некрасиво растекается.
Да, дела, однажды, лет десять назад, я так уже котлеты жарил. Главное, сделал все по науке. Мясо прокрутил в мясорубке, лук и корки от батона, предварительно замоченные в молоке (замолоченные?). А когда слепил и бросил на сковороду, котлеты мои расползлись безобразной кашей, которую я и съел с хлебом. Зачерпывая ложкой.
Вот и теперь все ползет по сторонам.
-- Они расплываются – докладываю другану по телефону.
-- Куда?
-- В стороны.
-- Так.
-- И?
-- Спокойно, – советует друган – главное, не паникуй, подгребай по краям.
Начал подгребать. Не подгребается. Горят, заразы.
Ладно, первый (шесть штук) блин – комом. С одной стороны сгорели, с другой не дожарились, все растеклись, вкусные, в общем. Переложил сырники на тарелку и загрузил новую порцию. Короче, где-то к десятому научился смачно шлепать массу с ложки на сковородку, так что аж подпрыгивало. Дело пошло.
Минут через двадцать, доляпал и возгордился. И никаких тебе пенсионных.
Потом, естественно, положил сверху сметаны, и чаю заварил, и съел это чудо, и закурил, и мысленно поблагодарил кореша за рецепт.
Нормально получилось, с некоторыми допущениями.
А если особо не кочевряжиться, то, вообще, замечательно.
Пальчики оближешь.